Журнал: № 4 (180), Апрель, 2009

Б.М. Кустодиев. ПОРТРЕТ Н.К. РЕРИХА. 1915

В одном из периодических изданий 1914 года читаем: «Некоторые истинные художники... несут в своей душе некий дар, некое горение... назовём его... предчувствием, духовным зрением... Душа такого художника живёт не по тем же законам, что и наша, её "ткань более чувствительна не только к формам материальным, но и к влияниям и веяниям духовным. Одного такого художника знает и современность — мы говорим о Николае Константиновиче Рерихе... Вот уже четверть века, как он "ушёл" в свою древнюю, чудесную страну. Затворился в ней, погрузился весь в таинственный мир, где всё движется по своим законам... Много лет посвятил Рерих воспеванию этого чудесного, ему открытого мира, и много создано им отличных картин... Но вдруг этот мерный, широкий, ясный... поток нарушается, его течение становится беспокойным, и в его текучем зеркале предстают новые видения, грозные и непонятные».

Одно из первых таких видений Рерих передал в картине «Пречистый Град — врагам озлобление» (1912). Эта картина была представлена в рождественском номере журнала «Огонёк» как иллюстрация к сказке «Золотой кафтан» Алексея Ремизова со словами художника:

«"Колесо огненное — не спалит праведных.
Пречистый Град — врагам озлобление".
Посвящаю дорогому А.М. Ремизову».

Н.К. Рерих. ПРЕЧИСТЫЙ ГРАД — ВРАГАМ ОЗЛОБЛЕНИЕ. 1912

Перед Первой мировой войной Рерих пишет сказку «Сон», в которой обращается к великому заступнику Николаю Чудотворцу с просьбой защитить Пречистый Град: «Никола Милостивый! (...) Злые силы на нас ополчилися. Защити, владыко, пречистый град! Пречистый град — врагам озлобление!

Прими, владыко, прекрасный град! Подвигнь, отче, священный меч! Подвигнь, отче, всё воинство!»

В 1912 году художник создаёт картину «Меч мужества»; пламенный страж «приносит к воротам великого, вознёсшегося на горе замка, объятого покоем и тишиной... меч мужества, ибо скоро наступят сроки, когда он будет нужен...».

Тогда же написано и полотно «Ангел Последний» — «непреклонно стоящий среди клубящихся огненных облаков, над землёй, пылающей последним пламенем».

В 1913 и 1914 годах художник пишет два варианта картины «Крик змия». «Где-то таящийся под землёй огненный, или кровавый, змий кричит, голосит, и в бешеном полёте мчатся от того крика огненные поджигательные птицы», — писал об этих картинах Всеволод Иванов. А вот слова самого художника: «И проснулся змей. Поднялся враг рода человеческого. Пытался злословно мир покорить. Города порушить. Осквернить храмы. Испепелить людей и строения. Поднялся себе на смерть».

Великий мастер создаёт образы того, «что ещё не существует, но что грядёт в мир», писал Всеволод Иванов. С наступлением 1914 года грядущие события отображаются на его полотнах всё более точно и определённо; новые картины рождаются одна за другой.

В 1914 году появляются «Три короны». Описание этой картины встречаем в Записях Бориса Николаевича Абрамова: «В смертный бой вступили три короля. Из-за чего бьются они? Что хотят отнять они друг у друга? (...) ...Бьются трое: ...кайзер Вильгельм, Иосиф Австрийский и Николай Романов вступили в войну. На картине высоко в небе, над сражающимися фигурами уплывают три короны, чтобы никогда уже более не вернуться на их незадачливые головы. Так снова художник предвидел ход мировых событий и исход великой войны. Этому можно не удивляться, понимание будущего свойственно некоторым выдающимся людям» (Грани Агни Йоги. Т. 1. 31 октября 1960 г.).

Н.К. Рерих. ТРИ КОРОНЫ. 1914

«Затем художник видит "Град обречённый" [1914] — беззащитное, хрупкое человеческое гнездо окружено великим змием, и нет выхода, нет спасения... — пишет современник Рериха, корреспондент газеты "Нива". — "Град обречённый" переходит в "Зарево" [1914] — город уже объят огнём, под его нашествием склоняется всё, гибель и уничтожение на его пути, в ярости кровавого пламени погибает мир...»

Н.К. Рерих. ЗАРЕВО. 1914

«Кровавое небо — символ грядущей войны, а красные и алые краски — символ идущей за ней революции. На фоне этих красок обречённость старого замка, старого мира. ...Словно предвидел художник и неизбежность кровавой войны, и неизбежность последовавшей за ней революции, когда красные знамёна были подняты во имя освобождения народов от оков старого мира. И то, что старый мир бесповоротно осуждён законом исторической справедливости и законом общественного развития, явствует из самого названия картины "Город обречённый". Ибо мир старый действительно обречён... и уйдёт, и уступит дорогу Новому Миру свободы и счастья...» — так говорится в Записях Б.Н. Абрамова (Грани Агни Йоги. Т. 1. 31 октября 1960 г.).

«И наконец, как завершение этого... цикла художник даёт "Дела человеческие" [1914] — град разрушен, от всего его строения остались только... камни, и люди с печалью и страхом взирают на них».

Н.К. Рерих. ДЕЛА ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ. 1914

Таковы были видения, представшие перед «взором художника в последние дни мира и тишины», а 1 августа 1914 года — начало Первой мировой вой­ны — показало «всю их истинную пророчественность, их предшествование событиям...».

Начало войны потрясло Н.К. Рериха. Всё, что он предсказывал и изображал, — всё стало явью. И сразу же после нападения немецкой армии на Бельгию и Францию появляется открытое письмо Рериха в газету «Русское слово» (Москва): «Предлагаю русским художникам и друзьям-французам, имеющим отношение к немецким и австрийским художественным обществам, отказаться от всякого участия в них. Мы должны все выразить негодование и отвращение к варварскому насилию немецкого народа, в среде которого ныне заглох культурный голос человечества. Настоящим слагаю с себя звание члена венского "Сецессиона"».

Вскоре выходит ряд статей Николая Рериха, среди которых «Лувен сожжён» — об уничтожении в бельгийском городе библиотеки и предметов искусства всемирного значения; «Разрушение Реймсского собора» — древнего памятника человеческого гения во Франции. «Война с произведениями искусства, с книгами, картинами, статуями, памятниками зодчества... Может ли представить себе человеческий ум что-либо более чудовищное и омерзительное!» — пишет он. Возмущённый актами неслыханного вандализма, Николай Константинович, являясь членом Реймсской академии художеств, отправляет от имени совета профессоров школы Общества поощрения художеств, общества «Мир искусства» и ряда газетных издательств телеграмму президенту Франции с выражением соболезнования: «Неужели столько десятков тысячелетий человечеству нужно было совершенствоваться, учиться, возвышаться, для того чтобы сегодня мы узнали, что Реймс разрушен!» Следом (11/24 сентября 1914 г.) идёт обращение от совета профессоров школы Общества поощрения художеств к послу Североамериканских Соединённых Штатов с просьбой довести его до сведения правительства США: «Именем священного искусства, именем высшей молитвы человечества, именем всего, что совершенствует и возвышает мир, просим вас всеми силами протестовать против преступных разрушителей...»

«...Возгорается великая война, — записал позже Николай Константинович в "Листах дневника", — докладываю покойному Императору [Николаю II] о необходимости нового Красного Креста Культуры. Он сочувствует, но события нагромождаются. Печатается знаменный плакат мой [«Враг рода человеческого» (1914)] и широко рассылается и по армиям, и по военным зонам. ...Изображение впервые входит в жизнь и своим видом требует осмотрительности и бережливости к сокровищам Культуры. Тогда же обмениваемся письмами с нашим давним приятелем, главным инспектором Министерства искусств в Париже Арманом Дайо. И у него такие же идеи, он посвящает номера своего журнала осквернённым сокровищам искусства и мыслит в тех же наших линиях».

Как набат, звучал в годы Первой мировой войны призыв великого деятеля культуры Николая Рериха к защите и охране уже не только русских, но и мировых культурных ценностей. Этот призыв нашёл отклик у общественности многих стран; имя художника было в первых рядах защитников мировой культуры.

В октябре 1914 года на выставке картин, средства от продажи которых предназначались для военного лазарета, была представлена и картина Рериха «Дела человеческие», которая, по отзыву корреспондента «Петроградской газеты», «является как бы упрёком современному человечеству, обращающему целые города в развалины».

«Стоят и вопиют люди, видя падение могучего города, и сетуют горько, видя гибель его, и напрасно озираются, не найдут ли его на ином месте таким же цветущим и крепким, — пишет о картине Алексей Ремизов. — ...Всё, что руками человеческими построено, руками же человеческими и будет разрушено. Таковы дела человеческие. Гибель и тлен — удел их. Перестаньте плакать! (...) Не скорбите, не сетуйте! Пока бьётся сердце и горит в вас желание — жив дух в душе, не престанет жизнь. Новый город вы построите, и будет он краше и поваднее всех городов, новый город, окликанный».

В марте 1915 года открывается очередная выставка «Мира искусства», на ней наряду с картинами Рериха предвоенной тематики были выставлены две его картины, посвящённые Прокопию Праведному. Александр Гидони (1885 – 1942(?)), русский искусствовед, прозаик и драматург, описывая для журнала «Аполлон» эту выставку и творческий путь Николая Константиновича, отметил: «Когда на расстоянии вспоминаешь все эти картины, созданные Рерихом на протяжении последних двух лет... до великой войны, невольно хочешь многое в них объяснить интуитивными предчувствиями художника. Потому что стихия этих картин (за исключением "Прокопия Праведного", "благословляющего" и "отводящего тучу") — пожар. (...) Как в историческом рассказе, он припал ухом к земле, прислушался. И был шум, крики, смятение в одном стане, тишина великая — в другом. (...) Что бы ни было, завтрашний день несёт новое, вчерашняя жизнь не повторится».

Участник выставок «Мира искусства» художник Степан Яремич сказал о выставленных картинах Рериха: «Но не на всём лежит печать угрозы и разрушения. Есть и бодрый аккорд, выражающий твёрдую веру и упование на то, что гроза пройдёт и снова засияет солнце. Отголоски бури ещё видны в картине "Прокопий Праведный отвёл каменную тучу от Устюга Великого" [1914], и чудесной широтой, радостью и привольем веет от картины "Прокопий Праведный за неведомых плавающих молится" [1914]. Здесь уже на всём — печать тишины и полного спокойствия.

Такой серьёзности и такого живого выражения настроения духа эпохи нет ни у одного из современных художников».

Н.К. Рерих. ПАНТЕЛЕЙМОН-ЦЕЛИТЕЛЬ. 1916

«И, странно, как только разразилось то, что с такой ясностью и настойчивостью предрекал Рерих, так сразу его душа освободилась от этих образов, сразу вернулась на свой прежний путь: перед ним предстали снова его издавна любимые, издавна знакомые образы». «Мастер всё вдохновеннее вглядывается в нетленную красу небесных созвездий, всё крепче хочет связать её с тайной земли, всё убеждённее ищет родственных нитей между миром "этим" и "тем"... Так жёлто-красным, бурным облакам в картине "Стрелы неба — копья земли" (1915) внизу ответствуют словно полные пламени холмы, между которыми в ущелье движется рать — видны только устремлённые ввысь копья и знамёна. В "Знамении" (1915) древний в священном трепете взирает в бескрайнюю высоту радужного весеннего неба».

На картинах «Звёздное небо» (1914), «Веления неба» (1915) и на довоенной картине «Звёздные руны» (1912) художник изображает людей, взгляд которых устремлён вверх — в небеса. Всеволод Иванов отмечал: «Трудно истолковать содержание картин Рериха... Эти картины нужно видеть и, конечно, прежде всего... понимать. Во всех картинах — это некоторые звучания неба. ...Явно чувствуются небожители, но они скрыты либо под облаками, под звёздами, иногда просто под роскошной игрой светов, а иногда под игрой масштабов пространств и человеческих фигур, но всегда в его картинах имеется, чувствуется, угадывается чьё-то немое присутствие и в то же время их веление, их влияние на судьбу человека.

— Подвиг! — вот что как бы гласит это веление неба на картинах Рериха; подвига! — ...требует небо от человека, посланного в мир».

В октябре 1915 года Николай Рерих обращается в главное управление Красного Креста с предложением организовать в Петрограде особые курсы для «обучения искусствам пострадавших на войне и неспособных к дальнейшей службе воинских чинов», и это предложение принимается. Создаётся комиссия по открытию художественно-ремесленных мастерских, которые планируют разместить в Зимнем дворце, в помещениях лазаретов и при Обществе поощрения художеств, где «академик Рерих, — по сообщению прессы, — будет заведовать... преподаванием иконописи, чеканки, набойки, резьбы по дереву и басмы».

В это же время по инициативе директора Рериха при Обществе поощрения художеств создан Музей русского искусства, живописи и скульптуры.

В январе следующего года при Эрмитаже была образована специальная комиссия по вопросам реставрации художественных произведений, в которую вошли представители различных музеев и обществ по защите и сохранению памятников искусства и старины. Среди них был и Н.К. Рерих.

Всё лето 1916 года художник провёл в Новгородской губернии и в самый разгар войны написал ряд значительных полотен, среди которых «Три радости». «Хожалый гусляр повещает поселянину о трёх радостях. Сам Святой Егорий коней пасёт, сам Николай Чудотворец стада уберёг, а сам Илья Пророк рожь зажинает» — так писал о картине автор. «Затем был написан "Св. Пантелеймон Целитель", ходивший по безбрежным увалам и степям в поисках целения человечества», и «Св. Никола», в летний ясный день вышедший «из храма на зелёный луг посмотреть, всё ли спокойно и тихо на земле».

«Как и всё, что он [Рерих] делал, это не было случайностью, — пишет Наталия Дмитриевна Спирина в статье "Святые — радость наша". — В эти трудные годы мысли художника направлялись к нашим высоким Заступникам и Покровителям, никогда не оставлявшим Россию в беде. "Великая любовь заложена в основании Высшего Мира". Именно эта любовь, это безграничное сострадание лежат в основе всех подвигов Великих Святителей и их помощи простым людям земли. Из Твердыни Знания и Любви исходит эта помощь. И особенно тогда, когда мы призываем её пламенно».

«Велико счастье, когда в переживаемое нами тяжкое время можно находить приток сил и радость в создании чудесных образов. Ведь искусство — живой огонь и творение художника — есть мощный собиратель жизненной энергии», — писала Елена Ивановна Рерих, жена художника.

По инициативе Николая Константиновича в мас­терской фарфора и фаянса Общества поощрения художеств в 1916 / 1917 учебном году было положено начало изготовлению грандиозного сервиза с изображением русских городов и исторических мест всей империи. Это должно было стать выпускной работой студентов.

В ноябре 1916 года в издательстве «Свободное искусство» выходит очередная книга, посвящённая жизни и творчеству академика живописи Николая Рериха, с множеством репродукций его картин (статьи Бенуа, Яремича, Балтрушайтиса, Ремизова, Гидони) и с портретом художника работы Б.М. Кустодиева (1915). Тираж был небольшой — 500 экземпляров, поэтому книга сразу же стала библиографической редкостью и, к сожалению, не получила того распространения, которое было бы желательно в интересах воспитания и развития художественного вкуса.

В этом же году издательством «Аполлон» была выпущена монография «Н.К. Рерих» со статьёй Александра Гидони. Пресса оповещает о готовящихся изданиях — «Современная русская графика» и «Русское театрально-декоративное искусство», в которые входят и работы Н.К. Рериха.

Издательство «Свободное искусство» выпускает ряд художественно-литературных книжечек «Наш журнал», посвящённых детскому творчеству, при участии художников, в числе которых был и Николай Константинович Рерих. Там были представлены произведения самих детей — рисунки, стихи и проза; в их числе и работы Святослава¹ и Юрия² Рерихов.

Ещё до войны директор Лувра г-н Карно просил об устройстве личной выставки Николая Константиновича в Париже; тогда мировые события помешали художнику принять это приглашение.

Осенью 1916 г. в Петрограде создаётся особый комитет по устройству грандиозной персональной выставки картин академика Н.К. Рериха в пользу пострадавших от войны. Предполагалось выставить 400 произведений как из личной коллекции художника, среди которых около 60 ещё нигде не выставлявшихся, так и из картинных галерей и частных собраний. Открытие должно было состояться в Петрограде в феврале 1917 года. Но в связи с неприбытием картин из Швеции и Италии персональная выставка Рериха не состоялась, и лишь 40 его картин было представлено в отдельном зале «Мира искусства». Это была последняя выставка великого мастера в дореволюционной России.

«Может быть, никогда Рерих не проявлял себя столь сильным и тонким пейзажистом, как на настоящей выставке, — писал А. Ростиславов, корреспондент газеты "Речь", — в таких, например, [картинах] как: "Разлив" [1916], "Взгорье" [1916], "Озёрная деревня" [1915] и особенно "Знак" [1916], где небо над горизонтом изумительно по тончайшей передаче тона и в лаконизме передачи так согласован весь пейзаж».

Все эти годы продолжалось творческое общение Николая Рериха с деятелями науки и культуры того времени. Художник вспоминал: «После университета у меня в мастерской в Поварском переулке собирался очень ценный кружок — Лосский, Метальников, Алексеев... Бывали хорошие беседы...» Эти встречи оставили у него яркое впечатление.

«Кроме друзей из живописно-художественного мира, всегда были близки ещё три группы — а именно зодчие, музыканты и писатели. (...) С зодчими, которые потом даже избрали меня членом Правления их Общества, дружба складывалась вокруг строительства. Пришёл Щусев³ — один из самых замечательных архитектурных творцов. С ним делали мозаику для Почаева, часовню для Пскова... С Покровским⁴ делали Голубевскую церковь под Киевом, мозаики для Шлиссельбурга. Иконостас для Перми. С Алёшиным делались богатырские фризы у Бажанова... (...) А там уже начинался храм в Талашкине с М.К. Тенишевой⁵... После подошёл тоже замечательный архитектор Щуко⁶...» С Владимиром Алексеевичем Щуко Николай Константинович работал в школе Общества поощрения художеств. «За время совместной работы мы с ним выдержали немало ретроградных академических натисков, и он понимал, что в этих житейских битвах единение есть первое условие», — вспоминал художник.

«Из писателей — дружеские отношения с Горьким, Леонидом Андреевым и с некоторыми корифеями старшего поколения. Мы любили и ценили Мережковского...» «Случалось так, что Горький, Андреев, Блок, Врубель и другие приходили вечерами поодиночке, и эти беседы бывали особенно содержательны. Никто не знал об этих беседах при спущенном зелёном абажуре. (...) Жаль, что беседы во нощи нигде не были записаны. Столько бывало затронуто, чего ни в собраниях, ни в писаниях никогда не было отмечено».

Об одной встрече с Горьким, спустя несколько лет, художник писал в «Листах дневника»: «Помню, как однажды, когда в одной большой литературной организации нужно было найти спешное решение, я спросил Горького о его мнении. Он же улыбнулся и ответил: "Да о чём тут рассуждать, вот лучше Вы как художник почувствуйте, что и как надо. Да, да, именно почувствуйте, ведь Вы интуитивист. Иногда поверх рассудка нужно хватить самою сущностью"».

«Леонид Андреев... был моим особенным другом. Как-то сложилось так, что наши беседы обычно бывали наедине».

Встречи с Врубелем Николай Константинович описал в статье, отметил и советы его: «Помните крепко, что вы сами не нужны; нужны только ваши вещи».

Одна из многих статей Н.К. Рериха о встречах с деятелями искусства посвящена Борису Григорьеву. В ней он пишет: «Наши первые беседы были во время, когда он рисовал мой портрет [1913]. Славный вышел рисунок. По силе выражения это был один из лучших портретов. Елена Ивановна искренно восхищалась силою лепки лба и глаз. С этого рисунка Григорьев написал большой портрет-картину. Большая голова на фоне огромного облака. Интересно описывал Григорьев эту картину мне в одном из писем». Борис Григорьев, в свою очередь, посвятил статью творчеству Рериха, сказав, что «он был первым, кто остался верен искусству... И, устремляясь всё дальше и дальше, во многом опередил наше смутное время».

«Помню беседы с Юоном [1874 – 1958]. Константин Фёдорович всегда вносил спокойную убедительность». Юон, спустя годы, уже в конце 1950-х, в статье о творчестве Н.К. Рериха сказал замечательные слова: «Знания учёного и глубокая интуиция большого художника лежали в основе замечательных картин... Он показал в своём искусстве те монументальные и величественные силы природы, которые некогда порождали в народах религиозное и экстатическое состояние, которые рождали пророков и проповедников. (...)

Эмоциональное искусство Рериха почти непередаваемо словами — оно для глаз и для души».

«Особые отношения были с А.М. Ремизовым, — записано в "Листах дневника". — С одной стороны, мы как будто и не часто встречались, но зато внутреннее ощущение было особо задушевное. Вспоминаю его "Жерлицу Дружинную". (...) Он не только мастер слога, но и ведун души».

«Жерлицу Дружинную», написанную в архаическом стиле, Алексей Ремизов посвятил Николаю Константиновичу: «Из-за моря Варяжского змеиными тропами пришёл на Русь муж, как камень, и жил в своём каменном городе. (...) Как свой на Руси, строил он Русскую землю, со Святославом ходил на Царьград... (...) Он был на Каяле-реке с полком Игоря... и не забыть ему плача и жели, когда измена русских князей отворила врагу ворота на Русскую землю.

Прошёл век и другой, и, под камнем, снегом заваленный, слышал он, как грозный царь гулял по Руси. И последняя память погинула.

И вот через сколько веков опять показался на Руси, но уже не с моря Варяжского, а из Костромы-города, а сел в Петербурге на Мойке, уже не Рюрик, как величали его в Новегороде, а Рерих. (...)

Вспомнил, как сон, и рассказал нам о камнях... о морях... где плавал с дружиной... и как строилась Русь... (...) Он построил свой каменный город, просторный, как просторное море, и вольный, как вольность Господина Великого Новгорода, и жаркой цвет от жарких костров загорелся по Русской земле».

В первые дни февральской революции по инициативе М. Горького избирается комиссия, затем Совет при Временном правительстве по делам искусств, куда вошёл и Н.К. Рерих. Но уже в мае 1917 года Николай Константинович по состоянию здоровья вместе с семьёй уезжает в Финляндию. О его здоровье неоднократно сообщала пресса тех дней. Художником было даже составлено завещание от 1 мая 1917 года, в котором он обратился к общественности с такими словами: «Прошу Русский Народ и Всероссийское Общество Поощрения Художеств помочь семье моей; помочь, помня, что я отдал лучшие годы и мысли на служение русскому художественному просвещению».

Октябрьская революция застала Н.К. Рериха в Финляндии. Далее последует отделение её от России, а в начале 1918 года Россия уже была в кольце интервенции и граница с Финляндией закрылась. Николай Константинович оказался надолго отрезанным от Родины, куда он прибудет только в 1926 году во время своей легендарной Центрально-Азиатской экспедиции, после завершения которой он намеревался вернуться в Россию. До конца своих дней ждал Рерих разрешения на возвращение домой. Своё пребывание за границей он считал временным и не принимал иностранного подданства, навсегда остался гражданином России.

С самого начала пребывания за рубежом Николай Константинович активно знакомит Европу, а затем и Америку с оригинальной культурой России, с её художественными шедеврами. За выставкой художника в Стокгольме (Швеция) в 1918 году следуют выставки в Норвегии, Дании, Финляндии, Англии.

Успех в Европе повлёк за собой приглашение в большое выставочное турне по городам Америки — с декабря 1920 по 1923 год. Выставки прошли с грандиозным успехом, какого не знал ещё ни один художник, это было в буквальном смысле триумфальное шествие. Картины покупались музеями и коллекционерами. Газеты пестрили восторженными отзывами. На картинах, выставленных в Америке, художник показал древний мир Руси, неизвестный американцам и воспринимаемый ими с особым интересом. Зрителей поражала также философская глубина его произведений. 17 ноября 1923 года в Нью-Йорке почитатели таланта Н.К. Рериха открыли музей его имени. Находясь в Америке, Николай Константинович публикует статьи о великих русских учёных, поэтах, писателях, художниках; в своих лекциях говорит о могуществе России, её неисчерпаемых богатствах, таланте русского народа и красоте его души.

«Никто до Рериха не ставил перед собой задачи средствами личного творчества — сотнями картин, этюдов, рисунков, статей, речей, лекций, книг — раскрыть другим народам величие и совершенство русского национального искусства» (А.Д. Алёхин).

«Великий художник! — восклицал испанский живописец Игнасио Сулоага⁷. — Его искусство свидетельствует, что из России на весь мир исходит некая сила, — я не могу измерить её, не могу определить её словами, но она налицо».

«Рериха можно сравнить с гигантским деревом, пустившим корни глубоко в одном месте, а свои великолепные ветви раскинувшим широко кругом — по всему миру, — сказал английский поэт и художественный критик Б. Конлан Д.⁸ — Из всех современных народов русские имеют, быть может, самых величайших гениев искусства, и если есть какой-либо великий ренессанс искусства... то выявление его выпало на долю России. Русскость Рериха не случайна и соединена с его непрерывным маршем по всему миру».

И при всём этом «он сумел сохранить простоту и смирение, несмотря на то, что ни об одном художнике, можно даже сказать, ни об одном творце не писалось столько при их жизни, сколько о нём», — сказано в одном из писем Елены Ивановны Рерих.

В России и в Европе за период с 1907 по 1918 год было издано девять монографий и несколько десятков особых номеров художественных журналов, посвящённых творчеству Н.К. Рериха. Работы о творчестве художника в периодических изданиях дореволюционной России (1891 – 1918), составившие сегодня пять томов (около 3000 страниц), — «это голос далёкой эпохи, это свидетели и хранители прошлого, той информации, которую можно собрать, как мозаику, в единое целое, из которого получится картина, способная оживить события давно ушедших лет».

В июле 1947 года в ожидании возвращения на Родину в письме в Москву Николай Константинович писал: «Широка была пашня... с года нашего отъезда многие народы услышали справедливое слово и поняли великую сущность Народа Русского. И кистью, и пером, и словом каждый из нас в своей области служил Родине. А ведь много где побывали, про­шли и пустыни, и веси и собрали урожай немалый. Пора поделиться им с друзьями...» «Время создания Культуры духа приблизилось. Перед нашими глазами произошла переоценка ценностей. (...) Ценности великого искусства победоносно проходят через все бури земных потрясений. (...) И когда утверждаем: Любовь, Красота и Действие, мы знаем, что произносим формулу международного языка. Эта формула, ныне принадлежащая музею и сцене, должна войти в жизнь каждого дня. Знак красоты откроет все "священные врата"».

Литература

Алёхин А.Д. Н.К. Рерих. М., 1974.

Держава Рериха. М.: МЦР, 2004.

Держава Рериха. М.: Изобразительное искусство, 1994.

Князева В.П. Н. Рерих. М., 1968.

Короткина Л.В. Н.К. Рерих. СПб., 1996.

Николай Рерих в русской периодике. Вып. III – V. СПб., 2006 – 2008.

Н.К. Рерих. 1917 – 1919: Материалы к биографии. СПб., 2008.

Письма Елены Рерих. VI, VIII. М., 2006, 2008.

Рерих Н.К. Держава Света. Священный Дозор. Рига: Виеда, 1997.

Рерих Н.К. Зажигайте сердца. М., 1990.

Рерих Н.К. Листы дневника. Т. 1 – 2. М., 1995.

Рерих. Рига, 1939.

Спирина Н.Д. Полное собрание трудов. Т. 2. Новосибирск, 2008.

---

* Окончание. Начало в №№ 10, 11, 2008; 1, 2009.

¹ Стихотворение «В деревне», рис. «Лесок».

² Рис. «За кулисами», «Война» и «На улице зимой».

³ Щусев Алексей Викторович (1873 – 1949) — архитектор.

⁴ Покровский Владимир Александрович (1871 – 1931) — архитектор.

⁵ Тенишева Мария Клавдиевна (1867 – 1928) — меценат, организатор смоленской художественной школы и мастерских в Талашкине.

⁶ Щуко Владимир Алексеевич (1878 – 1939) — академик, архитектор, театральный художник.

⁷ Игнасио Сулоага (Зулоага) (1870 – 1945) был почётным советником Института Гималайских исследований «Урусвати» и Музея Николая Рериха в Нью-Йорке.

⁸ Барнет Конлан Д. (ум. в 1973) — английский поэт и художественный критик, член Французского Рериховского общества, автор монографии о Н.К. Рерихе, состоял в переписке с ним.

Рассказать о статье друзьям:

Работа СибРО ведётся на благотворительные пожертвования. Пожалуйста, поддержите нас любым вкладом: