Журнал: № 9 (305), Сентябрь, 2019

Ростислав Борисович, вопрос касается Вашего отца: скажите, как относился он к творчеству Николая Константиновича Рериха?

О, это именно тот человек, который меня к Рериху и приобщил. Мне кажется, очень ценна одна его фраза — ведь он прежде всего археолог, историю он понимал и творил её восстановление через археологию, через предметы, через потрясающее знание всего этого, — и он сказал однажды, что Рерих как археолог заслуживает самой высокой оценки и не имеет себе равных в своём окружении.

Отец очень высоко ценил архитектурную серию Н.К. Рериха 1900-х годов, причём оценивал её с точки зрения художественной. К Рериху у него отношение было очень благоприятное, и для своих главных трудов по язычеству он не случайно на суперобложку взял картину Рериха. Он вообще интересовался исторической живописью, и это передалось ему ещё от деда. Дед был ректором старообрядческого университета и в качестве такового участвовал в заседании Императорской комиссии по образованию. Там отбирали исторические картины для обучения в школах, среди них были Васнецовы, Рерих и другие. И вот, собственно, оттуда у моего отца начинается интерес к Рериху, а потом уже он передал его мне. Со Святославом Рерихом они встречались только один раз, но встреча была очень сердечная. А у Святослава книги моего отца всегда лежали на его письменном столе. И Святослав говорил, что идеи моего отца и идеи Николая Константиновича, при всей разности внешней, по сути об одном и том же.

Должны ли быть школы духовными и что могло бы быть духовного в школе?

Во-первых, я категорически против того, чтобы религия в каком бы то ни было камуфляже преподавалась в обычной школе. По многим причинам. Государство светское. Государство, несомненно, покоящееся на нескольких религиях. В старое время было достаточно жёстко: отец мой не посещал уроки Закона Божьего, потому что он старообрядец. То есть даже старообрядцам не разрешалось посещать уроки Закона Божьего. Традиция, кстати, сохранилась. Я как-то зашёл в одну часовенку на Октябрьской площади, там так хорошо, тихо, благолепно. Я спрашиваю: «Матушка, можно я за своих родителей поставлю свечку, правда, я некрещёный». «Пожалуйста, конечно, дорогой, поставь». Я говорю: «Ничего, что они старообрядцы?» А она: «Иди отсюда!» Так что традиции живы.

То, что сегодня предлагается — «Основы религиоведения» или ещё что-то в этом роде — это, конечно, компромисс. Мы знаем, что такое религиоведение в понимании русской православной церкви, и не только русской православной, а любой церкви.

Как-то я купил в Америке великолепно изданную книгу по всем религиям, с изумительными фотографиями и методичкой, где очень подробно рассказано, какие есть основные священные книги, чем характеризуются. А в конце инструкция, как вести себя с представителями этих религий, как доказать, что они неистинные и что единственная правильная церковь — англиканская...

Тем не менее, конечно, что-то должно преподаваться детям. Я бы ввёл уроки этики, но без упора ни на одну религию, ни на одну секту, ни на одно учение. Этически можно выстроить.

И я за то, чтобы были духовные воскресные школы, скажем, при церквях, чтобы родители знали, куда они отдают детей. Пусть это будет при мечети, я бы не ограничивал. Ничего плохого в этом не будет.

Что же касается обычной школы, то я бы продумал, конечно, некий курс духовного воспитания, но не религиозного, а надрелигиозного. Ведь это, знаете ли, недомыслие, как любил говорить Свято­слав Николаевич, — мы от недомыслия соединяем духовное и религиозное. А разве атеист не может быть духовным? Может. А разве духовное выражается только в религиозном, а религиозное выражается только в том, сколько раз осенить себя крестом после такого-то мероприятия, или ещё в чём-либо подобном? Не в этом же дело. Значит, надо разделить: есть конфессиональное, религиозное, то, что вызвано человеческим фактором, историей человека, как он жил, как жили его предки, ходили ли они в тюбетейке или в папахе, какие совершали религиозные обряды. Но над этим есть нечто духовное, общечеловеческое. Понимаете, для Бога религии нет. Религия сделана человеком по своему образу и подобию для человека определённой географической населённости. Поэтому религии разные. Но, отличаясь во всех этих деталях чисто человеческих, они несут в себе нечто, что их объединяет. И это объединяет их с общей духовностью.

Скажем, духовность выражена в десяти заповедях. И если будут преподавать заповеди, объяснять их на примерах из разных религий, одна только «не убий» может занять целый семестр. То есть, иными словами, я считаю, что ребёнку должен быть открыт доступ к духовности, общей для всех и не носящей конкретного конфессионального характера. С другой стороны, возможно и обучение конфессиональное, на основе традиций, связанных с семьёй, с предками. Это обучение возможно, но в светском государстве оно не должно входить в программу обычных светских школ.

Как помочь России духовно подняться? С чего начать?

С себя. Начинать надо с себя. Все Великие говорят об одном, возьмите Будду, возьмите Рамакришну — они говорят об одном и том же. Они проникают сердцем своим в ту сферу, которая над всей Землёй, которая посылает нам какие-то импульсы. А как это сказано — это зависит от времени, от языка, от личности человека. И чтобы это услышать, понять, человек должен начать с самого себя. Просто контролировать свои мысли, контролировать свои поступки.

Когда я начал писать биографию Ганди, я поразился. Он оказался не тем, которого я ждал, к которому привык, о котором все говорят. Все говорят: «Ганди, выдающийся религиозный деятель...» Но он не был религиозным! Он плохо знал религию. Он свою собственную религию, индуизм, узнаёт уже взрослым, в Англии, в переводах на английский язык. В частности, он читает переводы Блаватской. Он ничего не знал до этого. И вся его деятельность — это не религия, это этический подход. А этика — одинакова во всех религиях.

Самое первое чувство, которое есть у каждого человека, — это любовь к матери. Мать даёт отношение к правде, отношение к данному слову. Вот с этого начинается Ганди. С того, как он воспринимает добро и зло, ложь и правду. Он начинает думать о правде и истине. Он говорит: «Бог — это истина». И очень долго живёт с этим и всем проповедует. А потом он говорит: «Нет, я заблуждался. Всю жизнь я заблуждался. Я говорил, что Бог — это истина. Я неправ. Истина — это Бог». Это значит, ничего выше Истины нет. Значит, Истина — это всё, что наполняет мир и душу человека, то есть это Абсолют, вся Вселенная, всё живое и неживое — всё это Бог. Вот Истина и должна стать для нас таким маяком. И потом уже начинать как-то переделывать, развивать себя, а значит, и окружающих. И если вы найдёте единомышленников, тогда это уже некий коллектив, и, я считаю, действовать нужно какими-то конкретными делами, улучшающими жизнь вокруг вас. Нужно, чтобы после нас оставалась какая-то добрая полоса. Потому что говорить о спасении России — это очень хорошая тема, но это в принципе болтовня. А вот сделать доброе конкретное дело — это уже духовная деятельность. И если мы все — посмотрите, сколько нас здесь — если мы с завтрашнего дня начнём с себя, начнём хоть что-то делать немножко по-другому, вы увидите — я даже знаю это — наступит весна.

Что Вы можете сказать о будущем России? Каким оно может быть при благоприятных обстоятельствах?

Вы знаете, я боюсь проявить излишний оптимизм, так же как и пессимизм. Вот всё плохо, все новости ужасные совершенно. И в это время какой-то полицейский, какой-то белобрысый парень бросается в метро под поезд, чтобы спаси щенка, упавшего на рельсы. Успевает вытащить. Это, знаете, о многом говорит. И у меня такое ощущение, что с нашей страной всё равно ничего нельзя сделать. Поэтому, отвечая кратко, скажу, что будущее будет тяжёлое, но светлое. И что ещё хочу сказать в связи с этим вопросом. Мы должны присматриваться не к телевизору, не к газетам, не к соседям, а, наверное, к себе. Мы живём в какую-то очень переломную эпоху. Нас отвлекают очень многие шутовские штучки. Но происходят совершенно тектонические сдвиги. Мир, который был в XX веке, на наших глазах заканчивается, во многом уже закончился, сколько бы ни шумели на этот счёт. До конца XX века перемалывалось то, что было обусловлено на нескольких конференциях в конце Второй мировой войны. Это кончилось. Судьба постсоветского пространства закручивает такие сюжеты, что трудно что-то предвидеть, но ясно, что это некий тектонический сдвиг.

Насчёт будущего. Вы не замечаете, что происходит парадоксальная ситуация? Россия начинает выступать с позиций вечных истин, религиозных истин — добра, справедливости. Вот это наша приверженность справедливости, и того же мы ждём от всех. Но куда движется Европа? Возможно, мы застанем такую ситуацию, при которой на востоке будут государства справедливые, религиозные, духовные, а на западе — масса маленьких государств, катящихся в средневековье.

Думаю, что в России жить будет нелегко, но лучше, чем в нынешней Европе, во всяком случае в перспективе. Так что, как говорил один известный деятель, «цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи!»

Музей Н.К. Рериха, г Новосибирск

25 февраля 2017 г.

Рассказать о статье друзьям:

Работа СибРО ведётся на благотворительные пожертвования. Пожалуйста, поддержите нас любым вкладом: