Журнал: № 10 (234), Октябрь, 2013

В предыдущих публикациях мы говорили о необыкновенной стойкости духа, которую являл в тяжелейших жизненных испытаниях Борис Николаевич Абрамов. В заключение расскажем подробнее об отношениях между Наталией Дмитриевной Спириной и её духовным учителем и подумаем о том, как осмысление текстов их писем может помочь в нашей жизни, когда мы ищем решения в каких-то ситуациях либо наблюдаем происходящее со стороны, давая увиденному оценку в своём сознании. Письма побуждают задуматься о многом.

Ученики и другие харбинцы

В статье «Нет ничего прекраснее путей сердца...», основанной на письмах Елены Ивановны Рерих к семье Абрамовых, мы говорили об ученицах Бориса Николаевича и о том, как сложились их судьбы после расставания с ним². Эта тема затронута и в переписке Абрамовых с Наталией Дмитриевной.

Из письма Нины Ивановны Абрамовой от 9 декабря 1961 г. об Ольге Кулинич: «Итак, Кука уехала. Просила передать Вам свой прощальный привет, т.к. сама она уже не успела всем написать. Помните сон ребёнка — плывущий островок и прочее? Так кто же остался на этом островке? Выходит, только трое. Вот и все трудности легли на их плечи. Вот и тяжко им невыносимо. Что же сказать? Пожелаем ей доброго пути, а время покажет всё остальное. Лёгкое — трудному предпочесть приятнее. Интересно, как сложится её жизнь».

Говоря о «троих», Нина Ивановна имеет в виду их с Борисом Николаевичем и Наталию Дмитриевну. Напомним, что «ребёнком» Абрамовы называли Ольгу Копецкую. Борис Николаевич не забывал о ней до конца своей жизни. Наталия Дмитриевна рассказывала, что для Бориса Николаевича решение двух его ближайших учениц, Ольги Копецкой и Ольги Кулинич, ехать в Австралию, а не в Россию, было ударом: «Я помню, — говорила она, — как мы провожали самую его близкую ученицу, — как было тяжело! Борис Николаевич стоял неподвижно на перроне. Она была уже на подножке поезда; поезд тронулся и стал отходить. Он молча смотрел на неё. Мне было невероятно тяжело это видеть, потому что самой было жаль с нею расставаться, так как за многие годы совместных занятий мы сблизились. Кроме того, я понимала, что поезд увозил её "в никуда", ибо никаких духовных перспектив этот переезд ей не сулил. Но больше всего я переживала за него»³.

Вскоре после отъезда Ольги Абрамов записал слова Матери Агни Йоги: «Не горюй. Дочка вернётся другой — любящей, заботливой и оценившей. Вернётся, — я говорю, — холод и голод пустыни людской испытав и пустоту благополучия. Снова потянется сразу, как только почует, что потеряла в тебе. Такого, как ты, не найдёт и не встретит уже больше нигде, и никто не заменит тебя. И ближе для духа будет. Потому говорю: "Не горюй. Даль не преграда". Вдали стать можно ближе, чем около бывши. Вернётся другой, такою, какой хотят её видеть — сердцем горящей, и к нам устремлённой, и дух свой предавшей Владыке»⁴. Размышляя над этой Записью, приходим к выводу, что она относилась не к оставшемуся отрезку жизни Бориса Николаевича, её можно отнести к будущему, далеко выходящему за рамки данного воплощения участников этой истории.

За год до своего ухода Борис Николаевич написал Наталии Дмитриевне: «Да, Вы правы, Ольга получила то, о чём мечтала и что хотела иметь, но, увы, желаемого удовлетворения это ей не принесло. Вот и Вы мечтали и о пенсии и городке и своём уголке. И тоже получили, и тоже желаемого счастья Вам это не дало. Но у ней дело обстоит хуже из-за чечевичной похлёбки» (26 июня 1971 г.).

Уход Ольги Адриановны Копецкой из жизни (в 1999 г.) болью отозвался в сердце Наталии Дмит­риевны. Она говорила сотрудникам: «Мы были с ней так связаны, ведь столько лет занимались в группе Бориса Николаевича! Несмотря ни на что, я очень ощущала её присутствие на Земле, и это как-то поддерживало меня. А теперь не осталось никого, кто знал так близко Бориса Николаевича».

Круг знакомых и друзей семьи Абрамовых по Харбину был не мал. Из писем хорошо видно, как с течением лет менялось отношение к Борису Николаевичу некоторых когда-то близких ему людей.

Об одном их общем знакомом он пишет Наталии Дмитриевне так: «Ж. не поздравил даже с Новым годом, как делал это раньше. Неужели это результат воздействия его друга?! (...) Диву даёшься выкрутасам человеческой природы. И это близкий человек! Ведь и Вам яду подбросил, который не может не действовать, особенно когда тонус понижен» (12 июня 1969 г.).

О другом: «Меня очень беспокоит долгое молчание Б. Боюсь, что перед концом его крепко оседлали тёмные зложелатели. (...) Может быть, Вы навестите его. Иногда молчаливая поддержка, дружеская, очень бывает кстати» (6 апреля 1966 г.). Проходит время, и человек, о котором так беспокоится Борис Николаевич, объявляется, но потом вновь исчезает надолго, лишь изредка давая о себе знать. В одном из писем последних лет жизни Абрамов пишет: «Б. прислал поздравительную телеграмму. Адреса не знаем и не ответили на неё. Но хорошо, что не забывает. Не выдерживает парень экзамена на благополучие» (16 января 1970 г.).

Интересен фрагмент письма, касающийся женщины, доставлявшей немалые хлопоты и самому Абрамову, и Нине Ивановне: «Что у неё, — задаёт вопрос Наталии Дмитриевне Борис Николаевич, — опять Т. насловоблудила? Если это так, то скажите: первый раз, почувствовав это, написал ей письмо. Второй раз уже писать не буду, а просто буду считать, что наши пути разошлись, как и с её вдохновительницей. Шатания очень неинтересны. Неужели доброе отношение заключается в том, что дружеские чувства скисают от каждого нашёптывания» (18 января 1969 г.).

Елена Ивановна писала, что истинные ученики «есть явление редчайшее и, как говорят Великие Учителя, — пальцев на руке слишком много для числа их»⁵.

На эту же тему есть Запись Бориса Николаевича: «И если у Нас пальцев на руке слишком много, чтобы перечесть их [учеников], то не указывает ли это на то, что явление годности в ученике редчайшее?
И если в жизни кому-то удастся иметь хотя бы одного преданного и любящего ученика, то это уже хорошо. Смотрите не на тех, кто хочет взять, но на тех, кто хочет дать. И таких мало, но много берущих. Сложна жизнь, и сложны человеческие взаимоотношения...»⁶

Эта Запись сделана в 1955 году. События последующих лет, связанные с учениками, полностью подтвердили слова Великого Учителя. Кто-то, приблизившись, потом отдалился, кто-то совсем отошёл, а кто-то по-житейски осложнял жизнь. И единственным верным другом для Бориса Николаевича оставалась только Наталия Дмитриевна. Во всех земных перипетиях их духовная связь давала силы им обоим. Излишне даже говорить о том, как это не нравилось тёмным. Тех, через кого можно было нанести вред, не надо было искать далеко. Нападки на семью Абрамовых, учинённые их общими знакомыми, безусловно, касались и Наталии Дмитриевны. В письме Бориса Николаевича от 4 сентября 1961 г. об этом сказано так: «Думаю, что после первой попытки разрушить Ваше доброе отношение к нам последуют и другие, быть может, даже более сильные. Потому будьте в ожидании новых осуждений и недовольств нами. (...) Мысленно с Вами, но крепче, чем раньше. Недобрыми наговорами не смущайтесь. Это ведь только закалка стойких дружеских чувств. Я верю и признаю лишь дружбу навсегда».

Об этом же пишет и Нина Ивановна: «Чуем и знаем, как трудно Вам, но крепитесь. Кто любит нас, тот имеет и нашу любовь и заботу. Помните об этом на всех путях жизни Вашей. Нам очень хочется, чтобы Вы жили поближе к нам, чтобы, хотя бы иногда, мы могли бы встречаться. Ваши мысли помогут Вам. Не за горами и лето, когда увидимся и поговорим о многом» (9 декабря 1961 г.).

Обратим внимание и на строки из письма Нины Ивановны, написавшей Наталии Дмитриевне из Венёва после киевских терзаний: «Контейнер пришёл только на 16-е сутки, и Вы, конечно, сами понимаете, что значит жить без самого необходимого... Теперь приходится всё разбирать, и когда всё закончим, кто знает при нашем состоянии здоровья и сил, но для Вас, как мы всегда говорили, двери нашего дома открыты. Таким образом, Вам не нужно ломать голову, можно ехать или нет, а просто собраться и приехать» (4 июля 1962 г.). Так пишут только очень близким людям.

Борис Николаевич требовал от Наталии Дмитриевны, чтобы она подробно писала обо всём происходящем в её жизни, что она и делала.

Подводя итог событиям, какое-то время обсуждаемым в переписке, Борис Николаевич констатирует: «Конечно, Вы были совершенно правы, поступив так, как поступили Вы, отбросив, в данном случае, глупую и вредную деликатность. Этим Вы меня очень порадовали. Ну что же, если всё-таки не понравившееся Вам всё же было, то пусть это будет предметным хорошим уроком и Вам и мне, чтобы на будущее время уже больше никогда не раскисать и не умиляться, не познав основательно чужой души. Насчёт пуда соли Елена Ивановна говорила недаром. Но мы-то с Вами её съели, и в этом наша с Вами заслуга. Итак: довольно умилений. Ведь и без умиления можно оставаться всё же доброжелательным. А я, как раз сегодня, получил ещё более горький урок того, как на открытость сердца и доброе, дружеское отношение взамен получаешь ковыряющуюся в каждом слове критику и осуждение. Сколько бы соли пришлось съесть, прежде чем это выявилось. Но, по-видимому, помог Владыка, ускорил время. Итак, не умиляйтесь. (...) ...Об умилении придётся забыть, несмотря на улыбки. Я так благодарен судьбе, что она даёт такие суровые уроки» (20 ноября 1964 г.).

Завершим тему, связанную с учениками, строками из письма Бориса Николаевича от 13 сентября 1964 г.: «Мне очень нравится выражение: любовь навсегда, дружба навсегда, преданность навсегда».

Б.Н. Абрамов. Акварель

Н.Д. Спирина и её духовный учитель

Доверительные отношения между Наталией Дмитриевной и Борисом Николаевичем, сложившиеся ещё в Харбине, с годами только крепли. При сложной и отягощённой многими обстоятельствами жизни самой Наталии Дмитриевны она неизменно стремилась помочь, облегчить участь Абрамовых, доставить им обоим приятные минуты, которые бы скрасили их будни. Ни один личный праздник Абрамовых нико­гда не был ею забыт. Из Новосибирска в Венёв шли не только поздравления, но отсылались и бандероли с лекарствами для Нины Ивановны и другими необходимыми вещами для них обоих, которые невозможно было купить в Венёве. Часто она выполняла просьбы жены Абрамова относительно её родственников — матери и сестры.

В августе у Бориса Николаевича две даты: 2-е — день его рождения и 6-е — день св. Бориса. От Наталии Дмитриевны сотрудники слышали, что в их бытность в Харбине день именин — день святого, чьё имя давалось при крещении, — считался более значимым, чем день рождения, так как связан с духовным покровителем человека.

«Дорогая Ната! — пишет Борис Николаевич 12 августа 1962 г. — Пишу Вашей ручкой. Получил её 6-го, и шестого же взял с почты, и шестого же тоже писал ею. Очевидно, Вам очень хотелось, чтобы Ваш подарок пришёл вовремя, — вот он и пришёл. Спасибо за внимание, которым я был очень тронут. Только меня смущает вопрос, не заплатили ли Вы за него больше, чем это следовало. Пишет она хорошо и не толсто, что' мне и нравится, и, по-видимому, без капризов. Ещё раз благодарю».

Выбор подарка был не случайным. Приведём фрагмент Записи Бориса Николаевича: «Часто примеры имеем, как из-за мелочей нарушается нечто очень важное. Так и сегодня из-за неисправности карандаша едва не ушла ценная запись. Сколько же зоркости нужно, чтобы не упустить того, что Даётся. Удалось достичь всей полноты созвучия, но карандаш не писал (сломался), и запись пришлось прервать на середине. Так сопротивления плотной среды разнообразны даже без вмешательства тёмных»⁷.

Из письма Нины Ивановны: «Дорогая Наточка! Спасибо Вам и Вашей маме за поздравление и память, а также за подарки. (...) Мой дорогой друг, Ваше внимание и забота, как всегда, нас очень тронули. К именинам (Нины Ивановны. — Ред.) Вы нам послали такие деликатесы, о которых мы даже и думать забыли. Спасибо большое за всё, но хочу внести свой корректив». Далее Нина Ивановна говорит о том, что она примет в подарок, а что надо записать на их счёт: «Вам сейчас нужно копить деньги на летний отдых, а потому каждая копейка дорога и мы не согласны, чтобы Вы так много тратили на нас» (28 января – 11 февраля 1963 г.).

При тесной духовной связи Наталии Дмитриевны и Бориса Николаевича каким благом была бы возможность жить рядом, и они не раз предпринимали попытки решить этот вопрос.

«Здесь, в Венёве, ищут преподавательницу музыки. Если надумаете нас навестить, можете поговорить сами», — пишет Борис Николаевич 19 июня 1962 г. В то время Наталия Дмитриевна жила уже в новосибирском Академгородке.

В следующем письме: «Дорогая Ната! Сегодня меня вызвали в райсобес и попросили написать Вам письмо с предложением приехать к нам в Венёв на должность преподавательницы музыки по классу фортепьяно в нашей вновь открытой музыкальной школе. Я им сказал, что Вы устроились хорошо
в академическом городке, но они всё же просили написать Вам. (...) Пишу я Вам про предложение потому, что писем от Вас давно нет, как Вам нравится на новом месте — не знаю и не знаю, всё ли у Вас благополучно. (...) А Вы почему же не пишете? (...) Беспокоимся, как-то Вам там, на новом месте. Конечно, одно только название Вашего городка весьма убедительно, но всё-таки Вы нам напишите и срочно ответьте. (...) Но от добра добра не ищут. Если настроение у Вас не из блестящих, то не придавайте этому слишком большого значения. Настроение пройдёт, а без трудностей невозможно. Это жизнь» (28 сентября 1962 г.).

Было также время, когда Борис Николаевич не исключал возможности переезда из Венёва в Новосибирск. Пути к решению этого вопроса искала Наталия Дмитриевна. Из письма Абрамова от 21 ноября 1968 г.: «Дорогая Ната! Зря это Вы ходили в школу, т.к. преподавать там я не собираюсь ни при каких условиях, даже квартирных, ибо голос не позволяет. Я мечтал, что кому-то из Ваших знакомых вдруг понадобятся мои знания, и он так их захочет, что устроит и всё прочее. Но так как этого нет, то на этом можно и успокоиться (пока). (...) Но за хлопоты признателен. Когда судьба что-либо захочет, всё делается само собой и без всяких нарочных усилий, а иногда и против воли. Как-то в далёком прошлом я очень противился переменам в моей жизни, но судьба сделала по-своему, а я был очень и очень доволен, хотя и ранее очень противился».

Из письма Бориса Николаевича, написанного через год: «Вам хочется повидаться с нами, и мне тоже. Думаю, на будущий год Вы сможете это сделать. Хотелось бы рассказать о том, как живём, и своих мыслях. С бегом времени многое становится более понятным. (...) Нина Ивановна что-то прихворнула. Видимо, устала. Ведь на неё действует плохо не только радио, но даже когда говорят громко. Мученица она у меня. И Вы, и ребёнок ведь говорили тихо. Мы это ценим, особенно по сравнению. Удивительное свойство человеческого голоса влиять на нервную систему и свою, и чужую» (12 сентября 1969 г.).

«Как передать хочется Вам звучание сердца и тональность его восприятий. Как бы порадовались, если бы могли вечерок посидеть вместе, погружаясь в мечту о действительности», — пишет Борис Николаевич 21 марта 1970 года.

Однако больше они не виделись. С 1969 года, в связи с болезнью матери, Наталия Дмитриевна уже не могла никуда выезжать. Такая же ситуация была и у Бориса Николаевича: «Ужасно люблю садиться
в поезд и чувствовать, как полностью отрываешься от окружающих условий и свободен от их воздействия на психику, — пишет он. — Моя бы воля, путешествовал бы всю жизнь. А вот приходится сидеть, не сходя с места из-за болезни Нины Ивановны» (21 ноября 1968 г.).

Выйдя на пенсию, Наталия Дмитриевна занялась общественной работой. В её тетрадях есть запись беседы с Борисом Николаевичем от 27 июня1967 г. (в этот год она ещё приезжала в Венёв): «Служба кончилась, началось Служение. Последняя часть жизни должна быть посвящена выполнению своего назначения. Иначе цель воплощения не будет достигнута»⁸.

«До пенсии Вы работали на себя, — пишет ей Борис Николаевич в декабре этого же года, — сейчас Вам даётся возможность поработать уже на общественной ниве, на общую пользу. Это очень хорошо, т.к. осознание этого даст силы и право на помощь. Именно важно сознание, что не для себя. Очень хотелось бы знать, какое впечатление осталось от доклада. Ведь так многое зависит от сердечного и живого отношения к проблемам этики и морали, и именно живое отношение зажигает мысли других и вдохновляет. Конечно, опыт дальнейший даст нужную степень напряжения и уверенность в своих силах. Кто же ещё может дать убедительную и глубокую перспективность нужности этических положений и связать их с красотою. Ценность доклада именно в убеждённости и горении сердца. Не в громком крике она, но во внутренней убеждённости. Думаю, что Вас не оставят в покое, а будут просить или повторить по радио, или ещё где-нибудь. (...) Даже трудно представить прежнюю Нату и "Прекрасное в тебе"⁹ — какая разительная перемена. Новым возможностям для разностороннего развития личности и характера можно только порадоваться» (27 декабря 1967 г.).

Несколько десятилетий спустя в разговоре с сотрудниками Наталия Дмитриевна скажет: «Я невероятно счастлива и благодарна за то, что имею. Была цель: ехать и нести Учение, Учитель помог провезти в Россию все книги; я получила возможность работать с людьми, выступать — Владыка помогает. Это моё кровное дело; тогда и силы приходят. Сколько нужно собрать энергии, чтобы направить её в зал! Чтобы прочесть текст, я внутренне насыщаю каждое слово, и этот голос, эта наполненность воздействуют. Всё, что я говорю, — я переживаю, нельзя по-другому читать. Я считаю, что я — это Дело, я — это Общество, и ничего другого у меня нет, и только этим я держусь. Пусть Учитель решает, где я нужнее, это я предоставляю Ему решать»¹⁰.

Забота Б.Н. Абрамова о здоровье Н.Д. Спириной

Мы уже упомянули о том, что Борис Николаевич требовал от Наталии Дмитриевны писать о себе решительно всё, это касалось и состояния её здоровья: «Не думаю, чтобы причиной Вашей болезни был грипп, а думаю, что атмосферные неблагополучия и неуравновесия... — пишет Абрамов. — ...Нам с Вами хворать нельзя. У меня больна Нина Ивановна и полное одиночество в смысле помощи со стороны, у Вас — работа и больная мать. Помечтал о том, чтобы у Вас всё было хорошо. Напишите сейчас же о своём самочувствии по возможности объективно. Наши чувства и мысли порой очень отягощают сердце, но и наоборот. (...) Поправляйтесь. Мыслями с Вами, Б.А.» (21 января 1963 г.).

В другом письме: «Очень сочувствую Вам, что состояние Вашего здоровья столь тяжело, что силёнок тянуть воз уже не хватает. Вчера видел Вас во сне и объяснял Вам, что патриотизм, любовь к Родине и радость её успехам и процветанию являются как бы жизнедателями и очень хорошо тонически действуют на здоровье. И впрямь, человек как бы забывает о себе, и ему становится легче. Советовал Вам поразмыслить об этом. (...) Чую, что невесело Вам. Но весело или не весело, а жить надо, лучше уж жить, не поддаваясь настроениям момента и состояниям подавленности, вызываемым физическими недомоганиями. Бороться с болезнями надо тоже умеючи. Им поддаваться нельзя, иначе одолеют и сядут на шею» (30 октября 1965 г.).

«Если верить тому, что порою приходит на сердце, то очень хотелось бы радоваться своей и Натулиной судьбе. Может быть, поэтому и трудновато» (22 сентября 1965 г.). (Наталия Дмитриевна говорила, что в минуты особого расположения Борис Николаевич называл её Натулией.)

Во многих письмах Абрамов даёт Наталии Дмитриевне конкретные советы относительно её здоровья. Мы коснёмся этого вопроса со стороны несколько непривычной — энергетической. Мало кому не приходилось ухаживать за больными или немощными родственниками. Иногда такое положение может длиться годами, корректируя многое в планах и жизни людей. В письмах Бориса Николаевича мы находим советы, как сохранить при этом свои силы, а точнее, не растратить сверх допустимого свою психическую энергию — жизненно необходимую силу, утрата которой опасна для человека.

«Как Ваша жизнь? Как Александра Алексеевна? — спрашивает Борис Николаевич. — Привет передайте ей от нас. Думаю, что Вам легче не стало — тяжело смотреть, как мучается и теряет силы на глазах родная мать» (30 января 1965 г.).

Между тем здоровье Александры Алексеевны постепенно ухудшалось, что проявлялось не только физически. Из переписки ясно, что её требования ежеминутного внимания к себе становились непомерными. И Наталия Дмитриевна целиком погрузилась в заботы о матери. Бориса Николаевича, знающего
о слабом здоровье самой Наталии Дмитриевны, очень беспокоило такое её самоотвержение, которое грозило серьёзными последствиями для неё самой. Он пишет: «Мать Ваша хочет замкнуть Ваше сознание
в круг своих ощущений и переживаний. Не допускайте замыкания, иначе Ваше здоровье не выдержит. И любите, и ухаживайте, и делайте всё, но как бы стоя сами в стороне. Трудно, но надо» (14 июня 1964 г.).

И вот наступает период, когда оставить мать без присмотра даже на время, казалось, было уже невозможно. Из писем Бориса Николаевича мы узнаём то, о чём Наталия Дмитриевна никогда нам не рассказывала, — уход за матерью привёл к огромной потере сил, и она похудела на 25 килограммов.

«Дорогая Ната! — пишет Абрамов, — Можно дать один урок и исчерпать до конца все свои силы, а можно дать десять, разумно расходуя энергию. Вот я и думаю, не расходуете ли Вы свои силы сверх нормы, ухаживая и ублажая свою больную. Ведь всё-таки как-то надо оберечься от нецелесообразного перерасхода своих сил, которых у Вас и без того мало. Можно и ухаживать и всё делать, но сохраняя необходимый для жизни запас. (...) Нехорошо, что худеете. Советую Вам начать уходить из дома, сделав всё необходимое для больной. Сидеть целый день взаперти, впитывая в себя болезненный процесс отжившего тела, неполезно. Надо как-то оберечься от жизнь убивающих истечений. Понимаю, что это легко сказать, но трудно выполнить, но ведь жить-то надо и надо иметь достаточно сил, чтобы не поддаться болезни и быть в состоянии ухаживать за больной. (...) Не жестокость, но целесообразность и немного здравого смысла. Что за радость, если позволить себя уложить в постель. А кто за Вами ухаживать будет тогда? Любят люди рубить сук, на котором сидят. (...) Помните о водолазе: должен спуститься, но сам нуждается в глотке свежего воздуха» (2 ноября 1969 г.).

Борис Николаевич всемерно поддерживает Наталию Дмитриевну, он посылает ей фрагменты Записей на соответствующую тему, подчёркивает, что напряжение, которое испытывает она, напрямую связано с воздействиями из Тонкого Мира: «...будет ошибкою думать, что нам легче и что легче нашим Дорогим. Чем развитее и утончённее сознание, тем острее чувствует и воспринимает и переживает оно. (...) Ваши заботники очень и постоянно озабочены тем, чтобы доставить Вам через кого и что угодно как можно больше переживаний, и следят внимательно за тем, чтобы Вы как можно полнее вкушали "радость бытия" от их выдумок. Не знают ни пощады, ни жалости, ни усталости. Это пора бы понять и осознать, что чем ярче горение сердца, тем яростнее эти попытки. Состояние атмо­сферное слишком отражается на сердце. Не может не чувствовать оно то, что ощущается в пространстве. Всё это так, но всё же это не даёт права ни на уныние, ни на отчаяние и ни на утрату веры в свои силы. Когда так трудно удерживать равновесие, можно думать об основах. Они непоколебимы, какие бы настроения Вас ни обуревали. И всё имеет конец. Кончится и трудная полоса Вашей жизни» (27 марта 1969 г.).

«А Вы пишите почаще, всё будет Вам легче, и не стесняйтесь поплакаться на свою горестную судьбину. Согласно закону диалектики, всё имеет другую сторону, противоположную» (16 января 1970 г.).

Письма Б.Н. Абрамова последних лет

Не имея больше возможности видеться, они общаются только через переписку. Приведём ещё несколько фрагментов из писем последних лет жизни Бориса Николаевича.

«Очень хотелось Вас порадовать чем-нибудь, — пишет Абрамов зимой 1971 года. — Но странно, при всём моём желании, так ничего и не получилось. Видимо, одного желания недостаточно. Колол дрова, ушиб кость на ноге, получилась шишка, вот уже почти месяц. Лечению поддаётся с трудом. Мало того, что ударил один раз и шишка почти прошла, угодил второй раз по этому же самому месту, словно кто-то подтолкнул, уже не полено, но лопату, упавшую на ушибленную кость» (1 февраля 1971 г.).

Через месяц: «Не везёт Вам, Ната. Вот начал писать Вам и вдруг заболел. Почему? Колол лёд и чистил снег, колол тяжёлым ломом. Первый день ничего, а на второй ломота во всём теле, озноб, температура 38,5° и целый вечер не мог согреться. Видимо, нарушил равновесие в организме. На другой день был уже в норме. Видимо, физическое напряжение сверх допустимого на восьмом десятке опасно для здоровья. Наблюдал это и раньше, но как-то не доходило до сознания. Пишу в памятный День. Вспомнили и далёких, и близких, живых и ушедших, подумали о будущем и встрече неизбежной, как завтрашний день» (24 марта 1971 г.).

«Это уже скучно, т.е. хворать. (...) Разных огорчений столько, что кажется, что из них состоит жизнь. Что это? Атрибуты старости? (...) Вот и лето на исходе, а потом четыре стены и замёрзшие окна. В общем всё хорошо: "И горе и радость — всё к цели единой, хвала жизнедавцу Зевесу". Так ещё Жуковский писал ("Теон и Эсхин")» (17 августа 1971 г.).

«Порадовали меня Ваши слова о том, что сознание словно молодеет, несмотря на седьмой десяток. Это очень характерно для определения правильного подхода к жизни. Меня тоже поражает разница между беспомощностью стареющего тела и растущими силами сознания» (27 мая 1971 г.).

Пройдёт несколько лет, и эту тему Наталия Дмит­риевна отразит в своих поэтических строках:

Возрастающий дух
   в убывающем теле...
Тесно в темнице.
   Расстаться не жаль.
Власть не имеет то,
   что слабеет
И не довлеет...¹¹

За два месяца до ухода Борис Николаевич пишет: «Основа преуспеяния — труд. Помню, Дорогая, среди самых возвышенных наших чувств и эмоций, спросила: "А что сделали и делаете Вы?" Рутина ежедневности и её дела на этот вопрос не отвечают. Тяжело? А кому же легко? И всё же и слова, и самые лучшие мысли нуждаются в утверждении делами. И об этом тоже следует подумать. Переживания и огорчения и болезни, даже самые обременительные, — не дела. Помните, что сказал о Вас Владыка. Есть чему радоваться и быть уверенным, что всё обернётся лучше лучшего в Вашей личной жизни» (4 июля 1972 г.).

Последнее письмо Б.Н. Абрамова к Н.Д. Спириной из имеющихся в её архиве написано 26 июля 1972 г.: «Дорогая Ната, вот Вы говорите, что одиноки и что Вам временами трудно невыносимо. Но одиночество учит стоять и ходить на собственных ногах. Как же иначе этому научиться! А трудности силу дают их преодолевать и расти на них непрестанно. Именно сейчас, именно для Вас в Ваших трудных условиях личной жизни и болезни матери даётся Вам чудесный шанс возможности укрепляться и расширять сознание и быстро шагать к цели заветной. Не было никогда таких благоприятных возможностей для внутреннего роста. "Ты, верно, знаешь, что тяжкий млат, дробя стекло, куёт булат". Конечно, можно оказаться и стеклом и брызгами разлететься, но разве стоило столько стремиться, над собою работать и мечтать в сокровенности сердца о почти невозможном, о почти недостижимом, чтобы расписаться в бессилии, безысходности и безнадёжности, когда жизнь даёт почти сказочные возможности роста. (...) Как ещё доходчивее сказать Вам, что счастье, о котором мечтает и к которому рвётся Ваше сердце, в Ваших руках, в Вашем сознании, освобождённом от пут самости».

Текст последней поздравительной открытки от 1 сентября 1972 года, посланной к 8 сентября — Дню св. Наталии: «Дорогая Ната, поздравляем Вас с Вашим Памятным Днём и желаем Вам здоровья и здоровья и многих лет жизни, бодрости и хорошего настроения. Недавно отправили Вам большое письмо. (...) Будьте здоровы. Целуем, Н. и Б. А.».

Вполне возможно,что открытка пришла без опоздания к памятному дню, но Бориса Николаевича на Земле уже не было — 5 сентября 1972 года Наталия Дмитриевна осталась одна, без земного Учителя.

Заканчивая цикл публикаций, посвящённых переписке Б.Н. Абрамова с Н.Д. Спириной, приведём пропущенные через огонь её сердца поэтические строки, звучащие напутствием тем, кто отважился вступить на путь служения:

Не замечая дней и лет
Среди трудов, и бурь, и бед,
Неся неугасимый свет
И в зной дневной, и в стужи снежность,
Наперекор самим себе
Мы продвигаемся к Тебе,
Благословляя каждодневность¹².

Всем ли это по силам? Наталия Дмитриевна сурово предупреждает:

...И не дойдёт лишь тот,
Кто мыслит отдохнуть;
Кто может подождать,
Кто склонен отложить,
Чей выбор — прозябать,
А не реально жить;
Кто самости своей
Останется служить¹³.

Нам остаётся сделать свой выбор.

---

* Окончание. Начало в №№ 8, 9, 2013.

¹ Строка из стихотворения Н.Д. Спириной.

² См.: Восход. 2011. № 12.

³ Абрамов Б.Н. Устремлённое сердце. Новосибирск, 2012. С. 553.

⁴ Грани Агни Йоги. 1958. Ч. 2, 806. Новосибирск, 2013.

⁵ Рерих Е.И. Письма. Т. 2. М., 2000. С. 349 (8.09.1934).

⁶ Грани Агни Йоги. 1955. 69.

⁷ Грани Агни Йоги. 1958. 469. Новосибирск, 2007.

⁸ Искры Света. Из бесед Б.Н. Абрамова с Н.Д. Спириной. 1967 – 1968 гг. Вып. 7. Новосибирск, 2001. С. 10.

⁹ Предположительно название доклада Н.Д. Спириной.

¹⁰ Капли мудрости. Из бесед с Н.Д. Спириной // Восход. 2013. № 6. С. 11.

¹¹ Спирина Н.Д. Полное собрание трудов. Т. 3. Новосибирск, 2009. С. 155.

¹² Там же. С. 99.

¹³ Там же. С. 268.

Рассказать о статье друзьям:

Работа СибРО ведётся на благотворительные пожертвования. Пожалуйста, поддержите нас любым вкладом: