В переломный момент истории развития человеческой цивилизации, на смене эпох и рас, из Твердыни Знания в мир пришло Учение Живой Этики. Учителя' предупредили: «На пути к Миру Огненному напомним о Последнем Зове»². Грозные космические сроки, когда должна решиться судьба планеты, приблизились вплотную. О нашем времени в Учении сказано: «Мир содрогается от напряжения. События нагнетаются. На всех планах энергии Света состоят из всех устремлений создать лучшее будущее и удержать Мир от разрушения»³.

Давая Учение Живой Этики — тот самый «Последний Зов» человечеству, — Великие Кормчие планеты предусмотрели возможность помочь землянам и в том, чтобы дать расширенное представление о многих аспектах Высшей Мудрости, изложенных в Учении.

Рерихи пришли в мир не одни, за ними шли их ближайшие, готовые к выполнению своей части Великого Дела. «Мои трансформаторы Света», «цементировщики пространства», «передатчики Лучей, из Твердыни идущих» — так называет Великий Учитель способных без искажений воспринимать мысли, идущие из Мира Горнего, и передавать их людям.

Таким чистейшим посредником, получавшим Знания от Великих Индивидуальностей, а позднее и от Рерихов, смог стать Борис Николаевич Абрамов. «Мой сын Борис» — так называла его Матерь Агни Йоги, Елена Ивановна Рерих. Она видела Бориса Николаевича своим ближайшим помощником в совместной работе над её сокровенными архивами.

1 Борис Николаевич Абрамов Б.Н. Абрамов. Акварель

Записи Б.Н. Абрамова известны сейчас как «Грани Агни Йоги». Дальние Миры и возможность общения с ними, непостижимый в своём величии и значении образ Матери Мира, призыв Cтарших Братьев к человечеству о сознательном сотрудничестве, который можно реализовать только путём борьбы с наростами духа, и методы этой борьбы — всё это лишь малая часть тем Живой Этики, которые рассматриваются в этих книгах.

С 1993 года тексты бесед Б.Н. Абрамова с Учителем Света стали доступны всем. Появление «Граней Агни Йоги» совпало с тем временем, когда книжные прилавки заполнились писаниями всевозможных «контактёров», а их выступления собирали огромные залы. Смутить неискушённых людей, находящихся в духовном поиске, обвалом текстов, идущих из Тонкого Мира, было несложно. Перед Наталией Дмитриевной Спириной стояла труднейшая задача: предупреждая о лжеисточниках и их авторах, в то же время утверждать имя Бориса Николаевича Абрамова и его труды. В полной мере эту позицию разделял и издатель «Граней Агни Йоги» Борис Андреевич Данилов, проделавший немалую работу, чтобы Записи Абрамова увидели свет. В тот период оба они — духовная ученица Бориса Николаевича и издатель его Записей — работали в тесной связи, совместно решая вопросы публикации.

Наталия Дмитриевна, вспоминая, как в Харбине, на занятиях по Живой Этике, Борис Николаевич читал принятые им Сообщения, написала в предисловии к первому тому «Граней»: «Луч Учителя, идущий через эти Записи, высвечивал то, что мы раньше не замечали или недомысливали. (...) ...Записи незаменимы, как спутники книг Живой Этики. Они делают книги ближе к нам. Тот же неиссякаемый поток мысли Учителя струится через них и, воспринятый ближайшим к нам иерархическим звеном, становится доступнее для нас. В помощь идущим за Основоположниками последователям по сложным, извилистым тропинкам земной жизни, самоотверженным труженикам Общего Блага, даются эти труды. И по мере продвижения по пути духа они будут всё более и более оценены».

Впервые публично о своём духовном учителе Наталия Дмитриевна рассказала ещё до выхода «Граней» в радиопередаче «Путь духа», прозвучавшей по новосибирскому радио в апреле 1991 года. Ясно и определённо она подвела итог: «Таким образом, став принятым учеником (Рерихов. — Ред.), Борис Николаевич стал звеном в иерархической цепи и, в свою очередь, присоединил и нас к ней»⁴.

Известность и авторитет Наталии Дмитриевны к тому времени были уже очень высоки. Никогда и никому не навязывая своего понимания, она была бескомпромиссна во всём, что касалось Записей Б.Н. Абрамова, и если о них заходила речь, прямо высказывала своё мнение, невзирая на то, с кем приходилось об этом говорить, а часто — и сражаться, утверждая Высокий Источник этих Записей. Всё, касающееся миссии её духовного учителя и наставника жизни, было для Наталии Дмитриевны свято.

Пять лет назад в двух заключительных томах писем Елены Ивановны Рерих к разным корреспондентам, изданных Международным Центром Рерихов, были опубликованы её письма и к семье Абрамовых. Свидетельства Е.И. Рерих стали широко известны, чем была поставлена последняя точка в этом вопросе. Однако до настоящего времени не прекращаются попытки низвести тексты Записей, данные Учителями через Абрамова, уравняв их с другими, полученными якобы из Высшего Источника, — никем и ничем не подтверждённые, разве что самомнением их получателей.

В нашем сообщении скажем о текстах Николая Александровича Зубчинского — бывшего ученика Бориса Николаевича Абрамова, работы которого опубликованы под псевдонимом Уранов.

Говоря об этом, коснёмся очень серьёзного, основополагающего вопроса, который должен решить для себя каждый человек, взявший в основу своего мировоззрения Учение Живой Этики. Это вопрос Иерархии, вопрос иерархической цепи. Целая книга Учения посвящена этому вопросу, много говорится о нём и в других книгах Учения. Сурово сказано и об отступничестве: «Каждая порванная нить свивается петлёй. Смысл не в устрашении, но лишь в желании лучших достижений»⁵.

Обратимся к событиям 18-летней давности. В 1995 году, узнав, что Международный Центр Рерихов собирается издавать труды Уранова, Наталия Дмитриевна Спирина и Борис Андреевич Данилов обратились в МЦР с письмами, в которых выразили своё отношение к готовящейся публикации.

Из письма Н.Д. Спириной: «Я была очень обес­покоена, узнав, что Ваше издательство собирается выпустить "ментаграммы" ("Жемчуг исканий") Николая Уранова (Зубчинского) по рекомендации Л.М. Гиндилиса. Этот труд относится, к сожалению, к той категории, о которой писала Е.И. Рерих: "Удивительно сознание людское! Оно готово поверить любому самоутверждённому и ничем не подтверждённому земному авторитету, передавшему весть, полученную якобы из Высшего Источника" (31.07.1937). Дело в том, что Уранова я знаю очень давно. Он мой земляк по Харбину (Китай), и, кроме того, он, так же как и я, был учеником Бориса Николаевича Абрамова, но потом, вскоре по приезде на Родину, отказался от Абрамова под тем предлогом, что он якобы "перерос своего учителя". (...) Сейчас немало людей, у которых открываются медиумистические способности, и они начинают воспринимать сообщения из тех слоёв Тонкого Мира, которым они соответствуют по своему духовному и нравственному уровню, и не более того. Но, как правило, эти люди приписывают себе контакт не менее как с Учителем Учителей, Высшим Разумом или Господом Богом. То же можно сказать и об Уранове, который, порвав со своим земным Гуру, оторвавшись от своего иерархического звена, стал записывать сообщения на темы Живой Этики с добавлением домыслов, своих и приходящих к нему из Тонкого Мира, где, как известно, немало персонификаторов, выдающих себя за Великих Учителей и диктующих свои измышления тем, кто им доверился.

Нужно ли изданием материалов из такого сомнительного источника отвлекать людей от первоисточников, данных через Елену Ивановну Рерих, знание которых необходимо сейчас как никогда?»⁶

Обращения из Сибири результата не дали. До настоящего времени труды Уранова распространяются МЦР, там же прошли и так называемые «Урановские чтения».

Отход Зубчинского от своего духовного руководителя, о чём неоднократно рассказывала Наталия Дмитриевна, начался ещё в Харбине. Сообщения, полученные Борисом Николаевичем в 1958 году, напрямую касаются этих событий. Приведём слова Учителей, комментирующих процесс отрыва Зубчинского от своего иерархического звена.

Учитель говорит: «Отношение друга изменилось в корне, сам стал умён. Потому от дальнейших попыток доказывать что-то или делиться своими знаниями надо отказаться. Приемлемость отсутствует — и всё обратится против. Так закрывшееся сердце мимо пройдёт готового открыться ему Источника Знания, Данного Мною»⁷.

Эту тему продолжает Матерь Агни Йоги: «Словам не верь, они не выражают того, что скрыто за ними. Нет прежнего друга. Испытание не выдержал. Надо перевести в подготовительный класс. Если друг ценности Записей не понимает, утерян контакт. (...) Тебя умаление происходит, и тем умаляют Даваемое через тебя Владыкой. Вред глубже, чем кажется. Восприемник предполагаемый не выдержал даже предварительного испытания. Надо дать время, и оно или вновь сблизит, или ещё отдалит. Время сейчас разделения. Низводить себя не давай, ибо нами поставлен»⁸.

Сообщение от Гуру: «Так запишем ещё в книгу опыта жизни: друзья познаются во времени. Много ли верных осталось у нас? А сколько их было, ходящих вокруг и получающих много. Оторвавшийся от непосредственного звена пресекает свой путь, пока кто-то, и где-то, и когда-то вновь на себя его тягость не примет. Мы уклоняемся от цепь связи порвавших»⁹.

Вопрос о Зубчинском затрагивался и в переписке Бориса Николаевича и Наталии Дмитриевны. Читая фрагменты писем, касающиеся супругов Зубчинских — Борис Николаевич рассматривает их как одно целое, — хорошо ощущаем, что для него ситуация ясна: отрыв в духе уже произошёл, и никакие попытки возобновления отношений, чего очень желали Зубчинские, не спасут положение. И хотя Борис Николаевич пишет очень кратко, сдержанно, мы не можем не почувствовать, как тяжко ему дался отход «предполагаемого восприемника». Даже в воспоминаниях он не хочет касаться того, что связано с этим человеком. В письмах к Наталии Дмитриевне он именует Зубчинского не иначе, как «дядюшка Лены», ни разу не назвав его по имени. С Леной — племянницей Зубчинского — Борис Николаевич общался, интересовался её жизнью, расспрашивал о ней Наталию Дмитриевну. Лена входила в число тех, кого Наталия Дмитриевна по указанию Бориса Николаевича знакомила с его Записями.

Из письма Бориса Николаевича от 5 апреля 1965 г.: «Получил ещё письмо от дядюшки Лены. Моё письмо он получил. Предлагает прислать лекарства, которые трудно достать, предлагает помощь. Сожалеет, что я не могу сдвинуться с места, и, видимо, очень хочет писать. А ведь я ему прямо сказал, что ворошить прошлое не хочу, неужели не понимает почему. Но больше отвечать им не буду. Если же Лена опять к ним поедет, то объясните ей и попросите передать, чтобы письмами больше не беспокоили».

В одном из писем Борис Николаевич характеризует Зубчинского популярной фразой из комедии Грибоедова: «А он не потерпит никого и ничего, кто "может сметь своё суждение иметь"» (30 декабря 1969 г.). В другом пишет: «Он же на Вас сердит особенно за то, что не восхитились тем, чем восхищался он, и за то, что перестали им самим умиляться. Но и это касается лично только Вас и меня. (...) Я-то не ссорился, просто перестал держать их у сердца. И это опять-таки не моя вина» (4 ноября 1970 г.).

Из письма от 12 декабря 1970 г.: «Получил от Лениного дядюшки цитату, по словам дядюшки от самого Владыки, и уверяет меня, что это действительно так. Словом, деваться некуда, слушай и умиляйся, хотя её содержание прямо противоположно тому, что говорила Елена Ивановна, и моему убеждению. Не зря Вы переживали».

Из писем Бориса Николаевича мы узнаём, насколько непримиримым было отношение Наталии Дмитриевны к Зубчинским. Высказывая своё определённое мнение о Зубчинском и подтверждая его своим поведением, Наталия Дмитриевна — единственная из ближайшего окружения Бориса Николаевича — делает то, что не может сделать он сам, — она защищает своего учителя.

Несмотря на ясно выраженное нежелание Бориса Николаевича возобновлять отношения с Зубчинскими, они не прекращают настойчивых попыток восстановить их, в том числе и через Альфреда Петровича Хейдока. Привлечённый Зубчинскими, он очень активно берётся за решение этой задачи.

Скажем немного о А.П. Хейдоке. О нём говорится в письмах Николая Константиновича Рериха, его неоднократно упоминает и Елена Ивановна. Талантливый литератор, он писал рассказы, сказки, эссе, очерки. А.П. Хейдок, так же как и Б.Н. Абрамов, получил от Н.К. Рериха кольцо ученичества.

Судьбы Абрамова и Хейдока сложились по-разному. Уехавшему в 1947 году в СССР Альфреду Петровичу пришлось пройти через репрессии. После ссылки, с 1956 года, он жил в Казахстане. Б.Н. Абрамов, как мы знаем, вернулся на Родину в 1959 году, о его жизни после возвращения мы говорили в первой части сообщения.

Прошли годы. О том, что после многих лет безвестности объявился Хейдок, Борису Николаевичу сообщила Наталия Дмитриевна. По письмам Бориса Николаевича чувствуется его желание встретиться с Альфредом Петровичем. Он надеется и даже не сомневается, что Хейдок верно поймёт и почувствует его миссию восприятия Высоких Записей.

В письме к Наталии Дмитриевне от 16 июля 1968 г. Абрамов говорит: «Конечно, и мне хотелось бы поделиться с Петровичем своими впечатлениями: рассказать ему о своей жизни. Всё, что Вы знаете обо мне, я рассказал бы и ему, при условии, что это при нём и останется. Мне бы хотелось, чтобы он имел представление о том, что Вы так любите и хотите иметь¹⁰, и также и о Матери. (...) Расскажите о нашей жизни, болезни жены... и как Вы занимались. Очень бы хотелось и мне повидаться. Может, он сможет и у нас побывать? Что он думает делать? Ведь ему уже много лет, старше меня на 5 лет».

Судя по переписке, в 1969 году Хейдок встретился с Наталией Дмитриевной. Эта встреча произвела на Наталию Дмитриевну крайне неприятное впечатление, и вызвано это было отрицательным отношением Альфреда Петровича к Записям, получаемым Борисом Николаевичем. Она тут же сообщила об этом Абрамову.

В ответ Борис Николаевич пишет, что вскоре после встречи Наталии Дмитриевны с Хейдоком и резкого разговора между ними Хейдок получил его письмо, которое, по словам Абрамова, «сняло словно пелену с его глаз, он поверил каждому его слову, понял свою ошибку и тотчас же решил исправить всё, что он сделал и что от него зависит. Мне не писал, т.к. кто-то сказал ему, что я не желаю с ним переписываться. К Вашим словам и ко всему, что Вы говорили, он отнёсся предвзято и с предубеждением, т.к. кто-то... убедил его, что стихи мои и всё прочее ничего не стоят, т.к. источник вдохновения весьма невысок. Он этому поверил, отсюда и неприятное впечатление от Вашего разговора. Ему что-то наговорили и налгали обо мне, и поэтому, пишет он мне, "я вступил в яростный спор с Н.Д., во время которого наговорил резкие слова по твоему адресу, как мне не следовало говорить. За эти слова я у тебя прошу прощения и, зная, что ты знаешь мою страстную натуру, надеюсь, что ты меня простишь. Я сам себе удивился, что так вспылил. Вскоре затем я получил твоё задержавшееся письмо — оно меня сразу убедило в твоей правоте. И тогда я понял, что вредный туман сплетни около тебя надо рассеять, и решил приложить к этому все усилия. Уже кое-что в этом направлении сделал". (...) К Вам и он, и я останемся признательными на всё будущее, что Вы дали возможность рассеять злостную, тонко задуманную и имеющую в потенциале следствие, клевету. Кому она на руку? Об этом можно подумать! Не только меня ею хотели унизить и умалить! Поссорить людей легко, но подумать о следствиях этой ссоры и понять её смысл можно, лишь зная хвостатых. (...) Когда с человеком не видишься тридцать лет, сомнение подбросить легко...» (5 августа 1969 г.).

Хейдок едет к Абрамовым в Венёв и по возвращении пишет: «Дорогая Наталия Дмитриевна! Я, безусловно, причинил Вам боль во время нашего последнего разговора и очень прошу Вас простить меня за это — я был неправ. Я только что вернулся из Москвы. Пять дней провёл у Бориса Николаевича и Нины Ивановны. Наша встреча была очень сердечной. Все недоразумения между нами сожжены — их нет и больше не будет. Остаётся огромная радость за труд Б.Н. Враждебные элементы много приложили усилий, чтобы нас поссорить. (...) Может быть, нам с вами удастся ещё когда-нибудь встретиться. Я был бы рад такой встрече. Шлю Вам самые сердечные пожелания!» (20 октября1969 г.).

Несмотря на столь покаянное письмо, отношение Наталии Дмитриевны к Альфреду Петровичу осталось настороженным. Негодование, вызванное первоначальным отношением Хейдока к Борису Николаевичу и его Записям, не мог сгладить даже сам Борис Николаевич. Он неоднократно возвращался
в письмах к этому вопросу, стараясь примирить Наталию Дмитриевну с первой реакцией Хейдока.

Из письма Абрамова от 16 января 1970 г.: «Кстати, он написал Вам осенью письмо, ответа не получил и думает, что Вы обиделись или письмо не получили. А Вы, если же действительно обиделись, не обижайтесь больше. Ведь если ставить каждое лыко в строку и ничего не прощать, то и жить невозможно, ибо сучки в глазах есть и у нас. А если напишете, да ещё пару строчек добавите из того, что когда-то его возмущало, а сейчас приводит в восторг, то и он, если попросите взамен, пришлёт Вам тоже, но то, чего нет у Вас. Вот и получится хорошо, и круг безысходности будет пробит».

Борис Николаевич просит Наталию Дмитриевну переписывать для Альфреда Петровича имеющиеся у неё тексты Записей: «Он и меня просит, но разве его аппетит можно насытить. Я видел, как он насыщался до одурения, до полного перенасыщения, пока не сказал, что больше не может, устал» (30 ноября 1969 г.).

Забегая вперёд, приведём слова Учителя, относящиеся к реакции Хейдока на Записи Бориса Николаевича. Это Сообщение Борис Николаевич получил в 1972 году, за несколько месяцев до ухода: «Вот посетил друг после более тридцатилетней разлуки и говорил беспрерывно до полной исчерпанности сил. Подумайте, полезна ли была подобная болтливость и не были ли результаты её разрушительны, хотя и говорил он о вещах, близких сердцу и имеющих касательство к Учению»¹¹.

Все харбинцы из окружения Абрамова знали, что Николай Зубчинский был самым старшим и любимым его учеником. Вскоре после встречи с Б.Н. Абрамовым Хейдок едет в гости к Зубчинским и там сразу же, без раздумий, принимает их объяснение причины расставания Николая Зубчинского с Борисом Николаевичем. Более того, Альфред Петрович больше не внимает доводам самого Абрамова и его неоднократным просьбам не заниматься этим вопросом. Много горечи принесли Борису Николаевичу упорные попытки Хейдока из лучших побуждений — так он это понимал — «исправить ситуацию».

Из письма Бориса Николаевича к Наталии Дмитриевне от 2 марта 1971 г.: «Теперь в своём миротворческом экстазе он взывает к моей совести, чтобы я забыл прошлое и помирился. И это всё он делает, несмотря на мои повторные просьбы не писать и не заниматься этой канителью, которая только углубляет взаимо­непонимание. Но я и не ссорился, а просто перестал думать. (...) Печально то, что всё, что я ему пишу, отскакивает от него как от стены горох, не производя на него впечатления, и он долбит своё. То, что ему там [у Зубчинских] говорят, по его словам, не подлежит ни малейшему сомнению. Я же проявляю ошибочное отношение. (...) Считаю, что он не имел морального права вмешиваться в то, что его не касается, и я ему об этом сказал, но он долбит своё. Вот уже никак не думал, что втянут в эту воронку. (...) "Мне", говорит, "пришла прекрасная просто мысль помирить вас. Вот я и стараюсь". (...) Воображаю, что они намудрят, и особенно обидно, что это делает одарённый и способный человек, которому идёт восьмой десяток и который всё время трудится не покладая рук. (...) Но, увы, виноват во всём я сам. Покойный сын Дорогого (Ю.Н. Рерих. — Ред.) мне сказал, что не надо ему писать. Прошло десять лет, думал, что человек изменился, и... написал. А вот результаты! (...) Грустно, когда одарённые люди не видят у себя перед носом».

В последующих письмах Борис Николаевич вновь возвращается к этой теме, констатируя, что активное вмешательство Хейдока в его отношения с Зубчинским продолжается: «Он — как глухарь, за своими словами теряет способность слушать и понимать, когда говорят другие», — пишет Абрамов 28 октября 1971 г. Об этом же сокрушается и Нина Ивановна: «Жаль, что Петрович всё дует в свою дудку, несмотря на все объяснения. Ощущения Ваши верны. Хотелось бы о многом поговорить, но уже когда встретимся» (без даты).

Слова Учителя от 2 февраля 1972 г.: «Держались тобою, как будут держаться теперь — сук подрубивши, за который держались? Но не доходят слова, и уши оглохли — их тьма заложила. Когда-то поймут, но что пользы — упущенные возможности не вернутся. Страшно это ослепление тьмою, когда очи не видят, смотря, и уши не слышат, хотя слова проникают в мозг. Но воля свободна избрать путь тьмы или Света. О Чаше разбитой давно уже Сказал. Пытался ты склеить обломки. Но такие сосуды не радуют к празднику духа. (...) Ступень одиночества духа столь же неизбежна, как и период бездомного хождения. Оставленный всеми, лишённый всего, себя победивший в себе и крест свой принявший приходит ко Мне победитель»¹².

Итог «понимания» А.П. Хейдоком миссии Б.Н. Аб­рамова и деятельности Н.А. Зубчинского следующий. В 1981 году, через месяц после ухода Зубчинского, Хейдок пишет статью «Жизнь — подвиг», посвящённую его памяти. Труды Зубчинского он называет «золотыми ключами к Завету Майтрейи — Учению Живой Этики», а самого Зубчинского «великим по­движником, одним из величайших людей современности», «Прометеем, приносящим огонь Неба на Землю». Можно только сожалеть, что в своей экзальтации Хейдок забыл, что огонь Неба на Землю принесли Рерихи, но никак не Зубчинский.

А.П. Хейдок прожил долгую жизнь — 98 лет. За год до своего ухода, уже ослепший, он приехал в 1989 году из Змеиногорска в Новосибирск на конференцию, посвящённую 110-летию со дня рождения Е.И. Рерих, с докладом «Подвиг Матери Агни Йоги», который прочла его секретарь-попечитель Л.И. Вертоградская.

«Иерархия не значит устойчивость покоя, но устойчивость среди борьбы»¹³, — сказано в Учении. Отношение Наталии Дмитриевны Спириной к Борису Николаевичу Абрамову навсегда останется примером стойкости и абсолютной преданности своему духовному учителю.

В конце 1990-х годов, спустя много лет после ухода Б.Н. Абрамова, Наталии Дмитриевне нередко приходилось отвечать на вопросы, касающиеся её земного учителя и его учеников, а также так называемых «посланий сверху». Так, на встрече с представителями Рериховских обществ она сказала: «Появляются контактёры, получающие вести из "высшего источника". Эти источники очень индивидуальны и зависят от степени духовности получающего. Предпочтительней ими не пользоваться, а держаться Указанной нам Иерархической Цепи: Учитель, Его ближайшие ученики Рерихи, а за ними Б.Н. Абрамов, признанный ученик Рерихов; и через него давалось то, что нужно было на данный момент. Записи Б.Н. Абрамова являются сопутствующим пособием для изучающих Учение Живой Этики (Агни Йогу)».

«Я вспоминаю прискорбный случай, когда самый старший, любимый ученик Б.Н. Абрамова сказал, что перерос его, — и оторвался полностью. Сам стал получать записи, не принял Записи Бориса Николаевича — и в результате остался в своём гордом одиночестве. Образцы своих записей он присылал, я их читала. Там не было того, что я называю "вибрациями"; он черпает это из себя и ничего нового не добавляет, не расширяя понятий, это только какие-то перепевы.

Борис Николаевич говорил: "Близких мне людей я держу у сердца". Его ученик, который отказался от него, стал о нём очень неуважительно говорить. И Борис Николаевич сказал страшную вещь: "Я перестал держать его у своего сердца". И всё. Он его не осуждал, он перестал держать его у своего сердца, и тот остался сам по себе. Это страшно для будущего, хотя он этого мог и не заметить в своём величии. Он очень возвеличил себя».

Завершая разговор о Записях Б.Н. Абрамова, приведём слова Учителя: «...Записи эти — для всех, идущих вперёд, к вершинам духа. Идут все, значит — для всех. И сила дана в них, сила преобразовывать и преображать временную и растущую сущность обновляющегося человека. И будут читать их миллионы и благодарить тебя, принявшего на свои плечи задачу облегчить путь восхождения духа. Владыка Остаётся Владыкой, но ты — человек, такой же, как и собратья твои, далеко не достигший ещё совершенства. И слово твоё, зовущее и зажигающее дух, не может не быть близким и понятным тем, кто будет проходить тою же дорогой. Уже никто не вправе бросить упрёк, что твой голос звучит с недоступных вершин духа, духа, достигшего ступени Великого Учителя, что высота твоя отделена от людей целым большим Кругом Эволюции. Но ты — человек, и не может быть оправданий для них и ссылок на невозможность указуемых достижений. Вот для чего нужны близкие ученики — дать близкий пример возможности применения Учения в жизни. Многих могла бы отпугнуть невозможность достичь всего, о чём указуется в Записях, но пусть поймут, что даётся на тысячелетия роста»¹⁴.

«Нужно помнить, — сказано в Учении, — что и земные силы не откликаются без письма. Такой же ток, совершенно вещественный, возникает при сознательном обращении к Иерархии»¹⁵.

Мы очень надеемся, что наши земные учителя Борис Николаевич Абрамов и Наталия Дмитриевна Спирина, судьбы которых неразрывно связаны, чувствуют наше устремление к ним, единый благодарный отклик наших сердец на их земной подвиг.

Продолжение следует

* Продолжение. Начало в № 8, 2013.

¹ Строка из стихотворения Н.Д. Спириной.

² Мир Огненный. III. 328.

³ Там же. 327.

⁴ Спирина Н.Д. Полное собрание трудов. Т. 1. Новосибирск, 2007, С. 269.

⁵ Надземное. 29.

⁶ С материалами на эту тему можно познакомиться в журнале «Перед Восходом» № 6 за 1995 год.

⁷ Грани Агни Йоги. 1958. 455.

⁸ Там же. 456.

⁹ Там же. 457.

¹⁰ Речь идёт о Записях Б.Н. Абрамова.

¹¹ Грани Агни Йоги. XIII. 234.

¹² Там же. 16.

¹³ Иерархия. 233.

¹⁴ Грани Агни Йоги. 1955. 432.

¹⁵ Мир Огненный. I. 268.