Журнал: № 7 (375), Июль, 2025

Мои первые воспоминания о Феликсе Лукине связаны с ним как с врачом. Я болела хронической экземой, против которой были бессильны все врачи по нервным и кожным заболеваниям. Шла к нему, немного сомневаясь, ведь он был окулистом. Но мне были нужны и очки, и я подумала — начну с них.
Доктор довольно долго и тщательно исследовал мои глаза, потом выписал очки и, передавая рецепт, спросил: «А других жалоб у Вас нет?» При этом он посмотрел на меня такими светлыми, добрыми глазами, что мои сомнения тут же исчезли. Показала ему свои руки, поражённые экземой. «Я уже в Ваших глазах видел, чем Вы страдаете, и ждал, когда об этом скажете. В глазах можно видеть не только самого человека, но и его предков». Он дал мне две маленькие бутылочки, и впоследствии моя экзема не проявлялась годами.
Я видела Ф.Д. Лукина впервые, но ушла от него полная светлой радости и доверия. От него исходили необычайная доброта и душевная теплота, каких я не встречала ни у одного врача, ибо посещала многих. Они вели себя так равнодушно и лечили по шаблону, что я потеряла всякую веру в медицину и врачей. Позже это подтвердили и многие пациенты д-ра Ф. Лукина: уходя от него, они чувствовали себя согретыми необыкновенной добротой, а главное — возникало чувство, что ему надо верить, как, может быть, в древности верили своему старейшине.
Моё дальнейшее общение с Феликсом Лукиным связано с вступлением в Общество Рериха. Большую часть своей зрелой жизни я была атеистом, но, приближаясь к 50-летию, начала искать. Первое, что мне немного приоткрыло глаза, был труд некоего австрийского оккультиста. Но потом от Эллы Рудзите я узнала об Обществе, которое основал Рерих и где я смогу найти ответы на многие вопросы. Рудзите поговорила с Лукиным, и я отправилась к нему.
Но в этот раз от него не исходила такая добрая приветливость, как в кабинете врача. Он посмотрел на меня строгим взором и спросил: «А Вы что-то уже читали? Сможете ли следовать, если ничего не знаете о целях Общества и его значении?» Конечно, я ничего не знала. Сказала, что читала только Bo Yin Ra. «Но он же тёмный!» — и он так строго посмотрел на меня, что я растерялась. Но тогда я сказала взволнованно: «Он не тёмный! Он мне открыл глаза, и благодаря его книгам я много приобрела. Я ему благодарна». Не знаю, повлиял ли на него мой взволнованный тон, но он больше ничего не сказал, только тихо добавил: «Да, иногда даже джинны храм строят». Он дал мне книгу Рамачараки, и я стала посещать Общество. И, как большинство начинающих, начала свой новый путь всем устремлением неутомимого сердца.
Теперь у меня была возможность часто видеть Ф.Д. Лукина, и не только на меня, но и на многих других благотворно воздействовало сияние его сущности. Он был человечным и добродушным. По четвергам, приходя на общие собрания, он внимательно смотрел вокруг, и я часто видела его подходящим к одному-другому и кладущим руку на плечо, без слов, только с улыбкой. Наверное, он замечал грусть и озабоченность в их лицах. И лица расцветали.
Но он мог быть и суровым, если замечал сомнение. В нашей группе были такие «сверхумные» парни, которые назойливо задавали ему сверхумные вопросы. Как-то раз услышала его резкий ответ: «Если вам больше нравится пить из мутной лужи, нежели из чистого источника, то пейте сколько угодно!»
Ф.Д. Лукин решил искать более просторные помещения для Общества и нашёл подходящую квартиру, но так как у него совсем не было времени туда сходить, то уладить этот вопрос он поручил одному члену Общества, насколько помню — Дравниеку. Но он, стремясь особенно подчеркнуть значение Общества, поссорился с хозяином дома, и тот отказался сдать квартиру. В один из вечеров мне звонит Лукин и приглашает к себе. «У меня для Вас задание. Вы должны пойти на улицу Элизабетес и уговорить хозяина сдать нам квартиру». Я сказала, что являюсь плохим переговорщиком и не знаю, удастся ли мне убедить хозяина, однако это не помогло. «Это Ваше первое задание, надо идти!» Я пошла, и, к моему удивлению, оказалось, что уговорить хозяина было не так уж трудно. Может быть потому, что я ещё не была столь «умной», чтобы начать с ним философствовать. Когда я сообщила Лукину, что всё улажено, он был рад и сказал: «Ну, видите, как хорошо всё вышло, а Вы не хотели идти. Я знал, что всё будет хорошо».
Но с этого дня у него возникло впечатление, что я всё могу. Как-то в начале января он звонит мне и говорит, что ему нужны цветки мака, и просит, чтобы я их достала. «Но теперь же зима!» — смутилась я. «Ну, если бы было лето, я бы Вас не просил. Но постарайтесь их достать, ибо мне эти цветки были указаны как пригодные против одной болезни. Очень, очень прошу Вас, постарайтесь».
Что мне было делать? Всю ночь я не спала. На следующий день пошла в Ботанический сад. Там удивились, но попросили принести корни мака, которые они смогут довести до цветения через шесть недель. Но цветы от семени можно получить только тогда, когда они и в обычном саду уже будут цвести. У меня в саду в Огре* был мак. Поехала туда и попробовала очистить снег, но в ту зиму снег лежал таким толстым слоем, что у меня ничего не вышло. Разочарованная, пришла к Доктору и рассказала о своих неудачах. Он понял, что я сделала всё, что было в моих силах, и отложил сбор цветков мака на лето.
Летом Ф.Д. Лукин со своей группой был на экскурсии в Огре, я тоже участвовала. Мы пошли по Синим холмам и провели чудесный день, и я, как новичок, много приобрела от бесед с Доктором.
К вечеру я пригласила всех к себе. Как раз это было лучшее время для цветения. Было много цветов, и тишина, и спокойствие дома, окружённого елями, — всё это ему, наверное, очень понравилось. Потому что спустя несколько дней я встретила одного из наших членов, который спросил: «Ну как Доктор себя чувствует у Вас?» — «Но он не у меня!» — «Он сказал, что едет к Вам на две недели». Пошла выяснять. «Хорошо, что Вы пришли, даже не было времени Вам позвонить — я бы поехал уже завтра». Этот случай — характерный для него. Его отношения с людьми были простыми, искренними, сердечными.
Он прожил в Огре две недели, и эти недели для меня были незабываемыми. По утрам мы вставали перед восходом солнца, шли в лес, дожидались солнца и молчали. Доктор обратил моё внимание на утреннее просыпание птиц. И действительно, есть большая разница между пением птиц перед восходом и после. До восхода их песни тихие, словно тихая молитва, но как только появляется солнце, песни становятся громче, всё более восторженными и ликующими. «Они почитают Всевышнего», — сказал он.
Случилось там и одно тревожное событие. Доктор дал мне «Иерархию» в оригинале и разрешил взять с собой в Ригу. Когда я ехала обратно, положила книгу на полку в вагоне и — забыла. Идя от станции домой, на полпути вспомнила и еле удержалась на ногах. Побежала обратно на станцию. Хорошо, что запомнила вагон. Управляющий позвонил на следующую станцию и сказал, что мне надо прийти вечером в десять часов, когда поезд придёт обратно.
Я была настолько взволнована и так тяжело переживала случившееся, что Доктору стало меня жалко, и он старался меня успокоить. На станцию отправился один из знакомых, и пока он не вернулся, мы оба в большом волнении бегали по садовой дорожке туда-сюда, не произнося ни слова. Наконец у калитки появился человек. «В руках у него что-то белое, это книга!» — радостно воскликнул Доктор. И действительно, это была книга. Он велел мне открыть её и прочесть параграф; открылся 250-й: «Забывчивость, рассеянность... принадлежат
к несовершенствам, которые следует искоренять...». «Хороший ответ и указание, которое Вы должны соблюдать», — сказал он.
Доктор Лукин рассказывал о работе с пациентами, о значении целебных растений, но главное — о работе над самим собой, что он часто подчёркивал как важный фактор совершенствования. Как-то раз я спросила его, почему нельзя было приобщить меня к Учению раньше, когда я была ещё не запятнана, почему должна была пройти через грязь жизни? Он ответил, что, если бы я не проходила через грязь, возможно, стала бы «ханжой», не знающей, как трудна борьба со своими слабостями, как тяжка работа над самим собой. И осуждала бы других. «Но теперь Вы не будете осуждать других, ибо поймёте, как трудно миновать грязь. Это тоже была школа».
Он знал о состоянии своего здоровья, знал, что ему, может быть, скоро придётся уйти, и был озабочен тем, кого поставить на своё место: «Лучшим был бы Рудзитис, если бы не было дефекта речи (он сильно заикался), остаётся Стуре. Он умный, много знает, но... но, есть одно большое "но", полного доверия у меня нет, только другого выхода тоже нет...».
Я была безмерно благодарна ему за эти две недели, ибо много приобрела духовно, и, главное, утвердилась моя уверенность в правильности пути.
Ту зиму он серьёзно болел, и мы видели его редко. Однажды он позвонил и попросил прийти. «Вы должны взяться за руководство новой группой». Я испугалась, ведь так мало знала. Пробовала отказаться. Но он сказал: «Милый друг, не делайте мне больно. Я обратился к Учителю, относительно других ответа не было, но когда упомянул Вас, ответ был положительным. Никогда ещё ответ не был таким ясным, потому Вам нельзя отказаться». С тревогой в сердце, но я обещала. Это был последний раз, когда я видела его живым. Он говорил об Учителе, о значении Учения, и я никогда не забуду его глаза — в них была надземная красота, и от них шли сияющие лучи. Ничего подобного я не видела ни у одного человека. И сейчас, вспоминая, вижу его сияющие глаза. Позже я была благодарна ему всем сердцем, ибо никогда не углубилась бы так в Учение, если бы не должна была учиться для других, если бы он не наложил на меня эту ответственность.
Итак, он ушёл. Многие из нас переживали это глубоко и больно. В тот день, придя к себе домой от него, где мы сидели, скорбя, пока всё это свершалось, я присела и закрыла глаза — и передо мной промелькнула чаша, а за ней его образ. И сейчас я ещё не знаю, что это означало.
Есть ещё одно воспоминание. Уже давно я начала думать о переходе на сельскую жизнь, и когда я рассказала ему об этом и о том, почему хочу это сделать, он сказал мне: «Но только ближе к России, потому что в будущем мы будем с Россией».

1960-е гг. Перевод с латышского языка
А. Хартманиса и И. Раудсеп

---

^* О́гре — город на правом берегу Даугавы, при впадении в неё реки Огре, в 35 км от Риги.

 

Рассказать о статье друзьям:

Работа СибРО ведётся на благотворительные пожертвования. Пожалуйста, поддержите нас любым вкладом: