Высота духа определяется тяжестью креста, который он несёт.

Грани Агни Йоги. 1972. 287

5 сентября 1972 года закончилась земная жизнь ближайшего духовного сподвижника Рерихов Бориса Николаевича Абрамова.

На августовском «круглом столе» СибРО мы говорили о необычности наступившего времени, которое чувствуют все. Ещё более полувека назад Борис Николаевич записал такие слова Учителя: «...напряжение в мире достигло небывалых размеров. Ошибочно думать, что оно выражается только в международных конфликтах. Оно проявляется в каждом сознании. Реагируют на него все, и каждый по-своему. Оно касается всех, всего человечества»¹. Насколько же всё усугубилось в настоящее время! Нарастает пространственное нагнетение, обостряются мировые проблемы, от которых уже невозможно дистанцироваться, всё сильнее аномальные явления в природе.

Сложно сказать, как в настоящее время держатся и чем морально укрепляются люди, не имеющие тех знаний, которыми живут изучающие Живую Этику. Принимая посетителей в музеях Н.К. Рериха в Новосибирске и на Алтае и видя их отклик, мы всё больше чувствуем, что наступило время, про которое Наталия Дмитриевна Спирина говорила: «...будут искать каждого, знающего хотя бы крупицу Истины»².

Как никогда остро мы чувствуем необходимость нашей работы, которую должны продолжать, невзирая ни на какие обстоятельства, — ведь она направлена на утверждение на Земле принципов Общего Блага и подлинной Культуры.

И какой опорой нашему духу служит пример стойкости, явленный Борисом Николаевичем Абрамовым, жизнь которого после возвращения на Родину всегда была сложной, но последние восемь месяцев отмечены особенными тягостями.

В 1972 году Наталия Дмитриевна получила от Бориса Николаевича 14 писем и одну открытку. Письмо от 29 января потрясает. В нём он пишет: «Дорогая Ната, продолжаем болеть вот уже целый месяц. Я постепенно выкарабкиваюсь из когтей нашего страшного гриппа, а вот Н[ина] Ив[ановна] чувствует себя совсем плохо... (...) Помните слова: "Когда станете у стены плача...". Вот мы и стоим, в общем, все эти тяжкие годы. Стоите и Вы. Ярое идёт познавание сердец человеческих. Нашлись добрые люди и помогали, даже разжечь печку, когда я лежал с 40˚ совершенно беспомощный. (...) Наш грипп необычный; говорят, какой-то особый. Считаю таким же тяжким, как тиф, был смертный случай. Один 30-летний инженер сгорел за 6 дней, и я в начале болезни подумал, уж не конец ли приходит, — так было тяжко и мучительно. В ответ ясная мысль: готовьтесь к жизни. В общем же трудно нам очень: старые, беспомощные и без всяких удобств. Это даже трудно представить. (...) У нас, как назло, стоят страшные морозы до 30˚, не натопишь. А мы всё продолжаем получать письма с пожеланием счастья и т.д., словно ирония над нашей бедою. В общем, "отягощение обстоятельствами" есть непременное условие прогресса, так что завидовать никому не приходится. Или одно, или другое. (...) За дни болезни пересмотрел свою жизнь. Ни за что внешнее ухватиться нельзя. Всё прошло без следа. А ведь было так реально и навязчиво»³.

Нам даже представить сложно, каково было ему, тяжелобольному, в холодной избе без мало-мальских удобств, без ухода, а рядом — больная Нина Ивановна, всегда бывшая на его попечении, в ещё более тяжёлом состоянии, и он не в силах помочь...

И при этом Борис Николаевич продолжал делать Записи, продолжал работать! Судя по опубликованным текстам «Граней Агни Йоги», в январе 1972 года им было сделано девять Записей. Разные вопросы рассматриваются в них, как будто его жизнь сейчас идёт в своём обычном русле. И только в Записи, сделанной в конце месяца, в день написания вышеупомянутого письма, говорится: «Когда отягчающие плотные условия обступают каменной стеной, труднее всего сохранить направление, удерживая в сознании ведущую цель. Путь — к Владыке, какие бы преграды ни вырастали на этом пути. Это следует помнить всегда. (...) Нет обстоятельств противных для того, кто путь свой решил до конца. Служат и друзья, и враги, и то, что за, и то, что против, словом, вся жизнь и все условия. Это и будет путём непреложности огненной»⁴.

В связи с этим обратим внимание на фразу из первой книги Учения «Зов»: «Проба людей нескончаема»⁵. Значение слова «проба» — испытание, проверка, определение качества материала. Если, как сказано, все миры на испытании, то это относится и к каждому человеку, вне зависимости от того, на какой ступени духовного развития он находится и насколько приближен к Тем, Кто Руководит эволюцией планеты. Разница лишь в том, что чем ближе, тем труднее...

В конце второго месяца болезни, 20 февраля 1972 года, Б.Н. Абрамов пишет Наталии Дмитриевне: «Я потихонечку выбираюсь, хотя ещё есть слабость и болезнь пытается осложниться, но Н[ина] Ив[ановна] мучается всё ещё с горлом и чувствует большую утечку сил. (...) В 75 лет тяжело болеть, как это почувствовал я. Даже подумал, не пришло ли уже время "отдавать концы". Но сознание прорезала мысль: "К жизни готовьтесь". Но не смерти. Вот и пишу: мало ли что может взбрести в голову старому человеку. (...) Ну, желаю Вам всего доброго. Бодрости не теряйте. Всяким трудностям всё же приходит конец»⁶.

Спустя ещё около месяца, в письме от 15 марта 1972 года Борис Николаевич сообщает: «...я поправляюсь, но борюсь с осложнениями гриппа. А Н[ина] Ив[ановна] всё ещё кашляет»⁷.

В этот же день он записывает такие слова Учителя: «В случае действительной нужды Мы не Промедлим. Но судить о степени необходимости предоставьте Нам. И кто может знать, когда наступит этот момент? Однако из опыта прошлого помните, как неоднократно была оказываема нужная Помощь. Помощь оказывается гораздо чаще, чем это замечается. Луч с вами. А это означает, что без ведома Нашего ничего случиться с вами не может. Тёмные давно бы уничтожили вас, если бы не Луч охраняющий»⁸. Отсюда вывод, который мы должны твёрдо усвоить: оценки и меры Учителей отличаются от земных и часто несопоставимы с нашими представлениями.

Болезнь отступала очень медленно. Из письма от 5 апреля 1972 года: «Кисмет! Кроме того, судьба, лишая одного, возмещает сторицей другим, и это другое уже ни за что не променяешь на то, чего лишила судьба. Объяснять всё это долго и даже невозможно. Потому о трудной судьбе не стоит писать. Можно лишь сказать, что вообще старость не радость, т.к. обычно здоровье начинает сдавать. (...) Но всё же было бы веселее, если бы близкие были около. (...) Мы, особенно Н[ина] И[вановна], всё ещё не оправились от последствий гриппа. Паршивая болезнь»⁹.

«Климат, его неустойчивость и неуравновесия атмосферные тяжко влияют на здоровье и психику. Тут уже ничем не поможешь. (...) Ещё раз хочу напомнить, что основы искусства остаются непоколебимыми и неизменными, и, когда очень трудно, в них можно находить утешение и опору, совершенно не зависящую от временных настроений»¹⁰.

Тяжко болеют и знакомые Абрамовых: один из друзей, как пишет Борис Николаевич, умер «после ужасно мучительной и тяжкой болезни». А автор письма «чуть сам не умер от гриппа некоторое время тому назад»; почти ослеп другой знакомый Абрамова; тяжело болеют Б.А. Смирнов-Русецкий и его супруга. «Столько болезней кругом, что только диву даёшься», — подытоживает Борис Николаевич.

Продолжая эту же тему, 24 мая 1972 года он пишет: «В общем, всех очень жаль. А что сделаешь, как поможешь. Жаль и Вас, и Нину Ивановну. Могу только сказать, что в этом лучшем из миров рано или поздно кончается всё. Так что остаётся только собрать силы и дотерпеть. (...) В общем же и Вам и нам судьба не благоволит»¹¹.

Из письма от 4 июня 1972 года: «Н.И. всё ещё не может оправиться от гриппа. И я тоже чувствую его следствие. И не удивляйтесь, что и Вам совсем не весело. Даже и писать Вам трудно. На два наших больших письма Вы ответили маленькой открыткой. Но всё же проходить через эти трудности неизбежно, так не лучше ли пройти, как это приличествует находящему устремление. Утешение в том, что многое складывается удачно и много хорошего впереди, говорю о вещах уже сверхличных. А на личном долго не уедешь, да и конёк-то это временный»¹².

Зная, насколько нелегко в это время складываются жизненные обстоятельства и у Наталии Дмитриевны, Борис Николаевич стремится всячески поддержать и укрепить её, напоминает сказанное о ней Учителем. «Основа преуспеяния — труд. Помню, Дорогая, среди самых возвышенных наших чувств и эмоций, спросила: "А что сделали и делаете Вы?" Рутина ежедневности и её дела на этот вопрос не отвечают. Тяжело? А кому же легко? И всё же и слова, и самые лучшие мысли нуждаются в утверждении делами. И об этом тоже следует подумать. Переживания и огорчения и болезни, даже самые обременительные, — не дела. Помните, что сказал о Вас Вл[адыка]. Есть чему радоваться и быть уверенным, что всё обернётся лучше лучшего в Вашей личной жизни»¹³.

«Вот Вы говорите, что одиноки и что Вам временами трудно невыносимо. Но одиночество учит стоять и ходить на собственных ногах. Как же иначе этому научиться! А трудности силу дают их преодолевать и расти на них непрестанно. Именно сейчас, именно для Вас в Ваших трудных условиях личной жизни и болезни матери даются Вам чудеснейшие возможности укрепляться и расширять сознание и быстро шагать к цели заветной. Не было никогда таких благоприятных возможностей для внутреннего роста. "Ты верно знаешь, что тяжкий млат, дробя стекло, куёт булат". Конечно, можно оказаться и стеклом и брызгами разлететься, но разве стоило столько стремиться, над собою работать и мечтать в сокровенности сердца о почти невозможном и почти недостижимом, чтобы расписаться в бессилии, безысходности и безнадёжности, когда жизнь даёт почти сказочные возможности роста. Только в путь этот себя с собой брать нельзя, оставив его внизу. Как ещё доходчивее сказать Вам, что счастье, о котором мечтаете и к которому рвётся Ваше сердце, в Ваших руках, в Вашем сознании, освобождённом от пут самости»¹⁴.

5 сентября 1972 года Наталия Дмитриевна получила от Бориса Николаевича письмо, в котором он коротко сообщал: «У нас три месяца стояла знойная жара без дождей. Всё в огороде пересохло, за исключением поливаемых помидоров. Сейчас два дня как идут дожди. Не ахти какой, но всё же, и t˚ 10˚. Живём! (...) Настроение у нас не так, чтобы уж так, и не эдак, чтобы уж эдак, но живём»¹⁵.

Последняя весть от Б.Н. Абрамова пришла к 8 сентября — Дню св. Наталии: «Дорогая Ната, поздравляем Вас с Вашим Памятным Днём и желаем Вам здоровья и здоровья и многих лет жизни, бодрости и хорошего настроения. (...) Будьте здоровы. Целуем, Н. и Б.»¹⁶.

(Наталия Дмитриевна рассказывала нам, что раньше именины праздновались торжественнее, чем дни рождения, т.к. это связано со святым — духовным покровителем человека.)

А спустя время она получила письмо от Б.А. Смирнова-Русецкого.

«Дорогая Наталия Дмитриевна. С глубокой скорбью узнали мы о внезапной кончине Бориса Николаевича. Для меня это известие было тем более неожиданно, что всего две недели назад (25/VIII) я был у Б.Н. и порадовался его хорошему виду, бодрости. Казалось, все последствия зимнего гриппа изгладились. Как всегда, много толковали о будущем, и Б.Н. говорил мне: "Ну, я ещё долго буду жить". Эта уверенность была у него постоянно; правда, после зимней болезни, когда они оба были на грани смерти, у меня всё время было какое-то скрытое беспокойство об их судьбе. Но думалось, что опасность подстерегает их в холодные, суровые зимние дни, а отнюдь не в эти тёплые ясные дни осени. (...) Болезнь его длилась всего несколько часов — от 10 ч. утра, когда он почувствовал себя плохо и вызвали "скорую помощь", до 8 ч. вечера»¹⁷.

Из письма Лидии Васильевны Дорошкевич от 15 сентября 1972 года: «Дорогая Наталия Дмитриевна! Часто мысленно к Вам обращаемся, особенно теперь, когда так неожиданно ушёл Б.Н. Эта весть поразила нас своей невероятной неожиданностью. И сейчас просто не хочется верить случившемуся. Ещё совсем недавно его посетил Б.А., затем Т.Б. Он был бодр, угощал чудесными помидорами со своего огорода и говорил о том, что будет жить ещё долго и что они с Н.И. решили, что она уйдёт первой. (...) Зимой Б.Н. сильно болел азиатским гриппом с высокой температурой. Лето было ужасное: засуха и какая-то небывалая жара. Доходило до +36˚. Б.Н. приходилось поливать огород, носить воду из колонки. Затем он наготовил много чудесных берёзовых дров, но сам один пилил и колол — надорвал сердце. Прежде он нанимал. Пожилая соседка приходила и раньше топить печь и помогать, теперь тоже обещала. Б.Н. давал уроки английского языка. Это тоже было подспорьем. Всё это очень, очень грустно»¹⁸.

8 сентября 1972 года Борис Николаевич Абрамов был похоронен на кладбище г. Венёва, где находится Иоанно-Предтеченский храм. Невдалеке возвышается Никольская колокольня.

В заключение приведём фрагмент Записи Б.Н. Абрамова, сделанной 12 декабря 1960 года: «Дайте людям, дайте миру, отделите нечто другим от себя, всё равно что, но дайте. Только даяние в какой бы то ни было форме может служить оправданием жизни и давать жизни смысл. Люди задыхаются от бессмысленного существования, если не могут давать, хотя часто и не понимают причины. Но дух чует пространственную нелепость и бессмыслицу эгоистического прозябания и задыхается в ней. Цель жизни в даянии, и не потому, что имеющий должен давать, а потому, что дающий разрушает ограду самости, выходит за пределы её и включает в круг своего сознания сферу сознаний других и тем расширяет свою. Забота мудрого не о себе, но о мире»¹⁹.

Вся жизнь Б.Н. Абрамова и была таким даянием людям и миру — даянием Знаний, крайне необходимых именно в эту тяжкую переходную эпоху и явленных человечеству ценой беспримерного подвига.

Глубокая признательность и низкий поклон Борису Николаевичу Абрамову за его жизненный подвиг, за высокий пример стойкости и преданности до конца.