Журнал: № 8 (304), Август, 2019

В феврале 2017 года по приглашению Сибирского Рериховского Общества в Новосибирске побывал большой друг и Почётный член Музея Н.К. Рериха, известный учёный-индолог, доктор исторических наук Ростислав Борисович Рыбаков. В своё время Р.Б. Рыбаков был доверенным лицом Святослава Николаевича Рериха, с которым его связывали многолетняя дружба и общение.

В те несколько дней, которые Ростислав Борисович пробыл в Новосибирске, помимо прочитанной им лекции о Рамакришне состоялось несколько его встреч с новосибирцами и гостями города. Общение с незаурядной личностью, человеком широких взглядов, неравнодушным к судьбе отечественной культуры, отличающимся щедростью души и необычайным жизнелюбием, оставило яркий след в памяти участников этих встреч.

7 августа этого года Ростислав Борисович Рыбаков ушёл из жизни.

В память о нём мы публикуем фрагменты его беседы с сотрудниками СибРО и других Рериховских обществ, состоявшейся в Музее Н.К. Рериха 25 февраля 2017 года.

— Для начала хочу сказать слова благодарности за то, что вы меня пригласили и так сердечно приняли! Эти три года я вспоминал свой первый приезд, это был действительно приятный приезд, приятные контакты.

Вряд ли я вам, специалистам, как говорится людям в теме, могу сказать что-то новое. Хотя за эти три года кое-что новое произошло: создан Музей Рерихов и ведутся всяческие переговоры. Моя личная позиция — в целом я это приветствую. Но я считал и продолжаю считать, что шаг номер один, и это надо было сделать 30 лет назад (вообще опоздание невероятное), — надо было объявить всё наследие семьи Рерихов, не только Николая Константиновича, национальным достоянием. Это был бы первый шаг, после которого очень многие вещи стали бы незаконными, например вывоз наследия без разрешения за пределы государства. Допустим, у вас дома хранятся бумаги Пушкина. Никто у вас их не отнимет, но поскольку наследие Пушкина — это национальное наследие, то вы эту бумагу не можете, скажем, подарить, продать или на обороте написать расписку кому-нибудь. Вы уже хранитель этой бумаги, а она является собственностью государства, и государство — гарант её сохранности.

Если бы это было принято 30 лет назад, ситуации с квартирой Юрия Николаевича Рериха в Москве не могло бы быть в принципе, всей ситуации — исчезновения картин, подмены копиями, сдачи картин в какую-то полуаренду или в качестве залога, что практиковал Васильчик. И где сейчас эти картины?.. Тогда и тяжба между МЦР и Музеем Востока потеряла бы смысл, потому что это были бы два держателя частей национального наследия.

Наверное, легко было бы подвести под национальное достояние картины Рериха. А его произведения словесные? А письма и другое? И потом, как можно оторвать Рериха от Живой Этики? Именно поэтому я говорил о том, что всё наследие семьи Рерихов должно быть объявлено национальным достоянием. Вот это, я убеждён, кардинальный первый шаг.

Сейчас готовится колоссальная выставка Николая Константиновича в Манеже. Хочу сказать, что я в своё время тоже предлагал выставку, моя идея была назвать её «Николай Константинович Рерих» и собрать максимально картины не из двух столиц, а прежде всего из частных коллекций и из музеев, далёких от Москвы и Петербурга, в том числе зарубежных.

С чем я столкнулся в Индии? Есть город Аллахабад, где несколько залов Рериха. Это государственный музей, и там всё в общей доступности, но для этого нужно получить визу, купить билет, доехать до Индии и в Индии ещё добраться до Аллахабада. Не ближний путь. Но в Калькутте картины не выставлены — они в частном собрании, и это десятки полотен и Святослава Рериха, и, в меньшем количестве, Николая Рериха. Они находятся в ведении одного из крупнейших промышленников Индии — Бирвы. У него самого в огромном кабинете, за его спиной, очень большое полотно Святослава. Оно доминирует, оно — единственное украшение этого кабинета. Дома у него десятки картин. Он патрон Академии искусств. У них есть Рерих, и какой Рерих! Это, в частности, картины последних десятилетий жизни Николая Константиновича. Этого, в общем-то, никто не видел. Это не «Гималаи», это Рерих времён «Мира искусства»: русские темы, но написанные в 1945 – 1946 годах. Это воспоминания: он переносится в себя предвоенного, предреволюционного. Он пишет в той же манере. Вот это бы привезти!

И выставка, которая мне виделась, должна была быть такой: «Гималаи» и поздний период уже достаточно хорошо людям знакомы, а дать Серебряный век! Дать Рериха, дать Скрябина в это время по радио внутри Манежа, дать тех художников, кто был рядом. Именно показать это фантастическое время. Тогда и Рерих заиграет совершенно по-другому.

Многие разговоры со Святославом Николаевичем у меня шли на эту тему, мне интересную. Я когда-то хотел заниматься Серебряным веком. Потом уже «ударило» идти в Индию, и то в основном потому, что в 1956 году заниматься Серебряным веком было абсолютно бесперспективно. И я спрашивал его об этом круге знакомств, дружбы отца тех лет. Это Блок, это Гумилёв, — он об этом говорил. Как явление культуры это колоссальное значение имело. Вспомните Блока, который про очень простой эскиз Николая Константиновича — он у него стоял на столе — сказал: мне трудно будет с ним расстаться, я к нему слишком привык и не могу дать его вам на выставку или для публикации.

Надо знать вот этот взлёт русской культуры. Нельзя его представить без музыки того же Скрябина. И показать, что Рерих не пришелец, он — изнутри этой культуры. Он выразил эту культуру предвоенную, предреволюционную по-своему, лучше, чем многие другие. А уже оттуда идут «Гималаи», дальше он пошёл «по вершинам». «Гималаи» широкая публика знает хорошо. Этюды — все они замечательны. Но вот показать эту Русь, ту культуру, которую он застал, то, что Леонид Андреев назвал «Державой Рериха»!

— Наши соотечественники, недавно вернувшиеся из Индии на родину, говорят, что Рериха в Индии забывают, лучше всего знают Девику, потом Святослава, а самого Николая Константиновича — только старшее поколение. Так ли это?

— Нет, не так, но по-другому: Рериха никогда не знали в Индии. Девику знали все и продолжают знать до сих пор. Естественно, Святослава знали прежде всего как мужа Девики. Но он был известен в определённых кругах, в том числе художественных и политических, потому что именно ему поручили для здания Парламента написать портреты премьер-министров Индии: портрет Индиры Ганди и Неру. До нынешнего времени это было самое важное.

Известность Рерихов была такая, которая в нашем понимании известностью не является. Например, буквально в последние дни жизни Святослава он как-то сказал мне: «Вот когда я разговаривал с Махатмой Ганди...» Я был потрясён, я этого не знал. И я спросил: «Вы с ним встречались?» Он говорит: «Да, да, конечно. Много раз». «И вы разговаривали?» «Да, конечно». «О чём?» «Так, знаете, обо всём». Европеец, художник, русский, встречавшийся с Махатмой Ганди, — это уже известность. Но это известность другая.

То, что Николай Рерих был известен как художник, по-моему, ясно из моего рассказа о Бирве, об Аллахабадском музее. То есть он ценился, но по-настоящему что-то стали узнавать после визита Хрущёва. Хрущев приехал, встретился со Святославом и пригласил его в Москву. И пригласил Юрия, а он был известен в научных кругах, это очень узкие круги, но это очень хорошая, высочайшего качества известность. Святослав и его картины поехали в Союз. И вот на этом возникает интерес и к отцу.

Но настоящая известность на самом деле ещё впереди. Хотя очень много делало наше посольство в Индии. Рерихом очень заинтересовались два штата: это юг, где находится поместье Татгуни (поместье Девики, где они жили последние десятилетия), и долина Кулу. Опять же это известность другого рода, во многом политическая, когда политические власти штата как бы поднимают эти имена: вот у нас какие имена, вот у нас какой музей и т.д.

Но, положа руку на сердце, сказать, что назову вам несколько десятков человек в Индии, которые хорошо знают творчество Николая Рериха, я не могу. Я считаю, что это великая промашка нашей науки, дипломатии, наших художественных издательств. Считаю, что надо везти туда показывать картины Рериха, издавать книги и сделать так, чтобы они там были.

Так вот, вернёмся к началу нашей встречи. Если бы наследие Рериха было объявлено национальным достоянием, мы могли бы требовать от властей: давайте продвигать. Ведь Пушкин очень известен в мире, Пушкина всё-таки знают, потому что его двигали, государственно двигали. Конечно, я бы на колени встал перед рериховским движением, если бы оно продвинуло знание Рериха в полном масштабе гражданам нашей страны. Опять же если вы спросите на улице о Рерихе, далеко не все его знают, а если кто знает, то скажет: «Рерих — певец Гималаев». Нет, гораздо больше. Гораздо выше. Гораздо глубже.

Старшее поколение узнало Рериха уже будучи не совсем юными, это было в хрущёвское время. И это, конечно, я вам скажу, — потрясение на всю жизнь, потому что вы понимаете, что значит увидеть хотя бы одну картину Рериха.

Я помню тот момент, когда увидел картину Рериха первый раз в жизни. Это было рижское издание — предвоенное издание, а какое прекрасное по тем временам качество цвета! Раскрываешь, и там — «Путь», так называется эта картина. Я, маленький, задаю вопрос, какой-то очень недетский: «Кто он?» И неожиданный ответ: «Он ещё жив». Это 1945 год. Вот почему-то я этого не забыл.

Я считаю, что в ненаписанной летописи 1960-х годов очень важная дата — это выставка Рериха в Москве на Кузнецком мосту. Тогда был Никита Сергеевич. Он дважды помог Институту востоковедения. Первый раз — когда поехал в Индию и с ним было два переводчика: один с английским великолепным, а второй — с хинди, после чего Хрущёв сказал:
«Немедленно надо создавать какое-то учебное заведение, чтобы готовить переводчиков с хинди». И тогда был создан Институт восточных языков, сейчас это Институт стран Азии и Африки. И поскольку он проникся большой симпатией к семейству Рерихов, то мог что-то сделать и могло что-то получиться. Получилось в Институте востоковедения: создали некое зерно под Юрия Николаевича по изучению индийской философии. И приехал Юрий Николаевич Рерих, и была выставка в Москве на Кузнецком. Так вот, у меня было потрясение даже от одной картины, а тут были сотни этих картин, да ещё ходил живой Юрий Николаевич, растолковывал эти картины. Я-то знал Рериха с детства, мне было легко, а народ пришёл неподготовленный, и в этих маленьких, тесных залах полыхнул весь Рерих. И ранний, и поздний, и Гималаи. Засверкало.

Интересно, что довольно многие говорили: «Конечно, всё красиво, но таких красок не бывает в природе», — так, например, один из художников написал. И были отзывы в ответ на это: «Нет, бывают». И знаете, кто их писал? Альпинисты.

— Как Вы думаете, что может в большей степени заинтересовать молодёжь: картины или философия Рериха? Какие Вы видите формы работы с молодёжью?

— Может быть, я не прав, но я бы это не разделял. Другое дело, что начинать надо с картин, но разрыв не должен быть большой. У Живой Этики довольно много конкурентов, сейчас много разных Учений — тот же буддизм, ещё что-то, люди туда идут, люди ищут. Поэтому должно быть что-то такое, что особо заинтересует. А молодёжь в массе своей интересуется всё-таки не философией в чистом виде, а чем-то более живым, более ярким, более запоминающимся. Картины настолько запоминаются, производят впечатление, полны такого духа, что погружение в картины через эстетическое чувство может вывести, действительно, на вершины духа. Через эстетику выйти к этике, к духу. И тут уже предложить Учение, не оставляя картины. Привлечь их, заинтересовать, пробудить — это, мне кажется, задача изобразительного искусства.

— Ростислав Борисович, Вы наблюдаете, как развивается рериховское движение. Что Вы об этом думаете?

— Думаю, что оно должно подняться, но не там и не так, а очень по-другому. Я возлагаю огромные надежды на молодёжь, не скованную догмой, а подошедшую «по-свежему» и как бы прикоснувшуюся сразу к оригиналу. И, на мой взгляд, это должно прийти не из Москвы и даже не из Петербурга. Это должно прийти с разных сторон России. Может быть, в разных формах. Беда, мне кажется, не только рериховского движения, а очень многих духовных движений, что весь потенциал уходит в разговоры. Все научились говорить правильные слова, научились обличать друг друга. Надо просто дело делать, надо преломлять в какие-то конкретные дела.

Но рериховская устремлённость к добру и свету не потеряла своё значение. Так что у меня ощущение, что рериховское движение формироваться будет дальше.

В завершение встречи Ростислав Борисович Рыбаков прочитал несколько своих стихотворений.

Рассказать о статье друзьям:

Работа СибРО ведётся на благотворительные пожертвования. Пожалуйста, поддержите нас любым вкладом: