Журнал: № 9 (257), Сентябрь, 2015

Димитрий Кшеновский

* Статья подготовлена на основе книги «Сохранить для России. К 80-летию Русского культурно-исторического музея в Праге» / Гос. Третьяковская галерея. М., 2015. — 176 с.

В.Ф. Булгаков в зале Н.К. Рериха. РКИМ. Июнь 1940 г. Зал Н.К. Рериха в Русском культурно­историческом музее в Праге. 1938 С.Н. Рерих. ПОРТРЕТ Н.К. РЕРИХА. 1938 Н.К. Рерих. СВЯТОЙ СЕРГИЙ. 1932 Н.К. Рерих. ХРАМ ВО ИМЯ СВ. ПРЕПОДОБНОГО СЕРГИЯ В АМЕРИКЕ. 1931 Н.К. Рерих. ГОРНЫЙ ПЕЙЗАЖ. 1925 Н.К. Рерих. МЕЧ ГЕССЕР­-ХАНА. Нач. 1930-­х гг. Н.К. Рерих. ТЕНЬ УЧИТЕЛЯ. 1932

9 октября 1944 года Николай Константинович Рерих записал в «Листах дневника»: «"Не болей! Придётся для Родины много потрудиться". Вот уже более полувека это напутствие [Иоанна Кронштадтского] звучит. Так ясно помню залы Академии и густую толпу народа. Он всё же увидал и через головы властно приказал. Он умел мощно послать благой приказ.

Вот и трудимся. Все мы трудимся именно для нашей любимой Родины. Знаем, что такие труды не по сердцу многим, не любящим Народ Русский. Немало претерпели мы всяческих козней. Но ведь и враги полезны. Они — как точило для меча. А то, чего доброго, ещё заржавеет оружие. (...)

В Праге на картине "Св. Сергий" была надпись: "Дано Преподобному Сергию трижды спасти Землю Русскую. При князе Дмитрии, при Минине и Пожарском, и теперь". Перед самым нашествием друзья сокрыли эту надпись и в последнем письме известили об этом сокрытии. Теперь скоро откроют, если только вообще что-либо уцелело от вандалов. Сергиевы картины в Чехословакии, в Югославии, в Америке, в Индии.

Отстоял Народ Русский и свою Землю, и земли многих народов. Славянское братство, ещё недавно забытое, опять ожило. Не болей. Превозмогай, чтобы увидеть дни великие. Да будет!»¹

«Сохранить для России. К 80-летию Русского культурно-исторического музея в Праге» — так называлась выставка произведений искусства и архивных документов, проходившая с 20 мая по 2 августа 2015 г. в Инженерном корпусе Государственной Третьяковской галереи. Этому значительному событию предшествовал многолетний кропотливый труд учёных, так как коллекция пражского музея в силу обстоятельств была рассредоточена среди нескольких музейных собраний и архивов страны. И вот, спустя 80 лет со времени основания Русского культурно-исторического музея в Праге, сотрудники Третьяковской галереи воссоздали часть собрания этой «жемчужины русской Праги»².

В судьбе Н.К. Рериха Прага или, как он её называл, «Злата Прага»³ сыграла особую роль. По его словам, она была «вратами в будущее», «ключом к вдохновляющим высотам», «вестником, который позвал». С особой теплотой и трепетом вспоминал он этот первый выход «за пределы, за границы — "за морями — земли великие"»: в 1905 году с исключительным успехом прошли его персональные выставки в Вене, Праге, Берлине, Дюссельдорфе, Милане, Венеции. Художник вспоминал: «Приходит письмо от Общества "Манес" из Праги с приглашением на выставку, предлагают перевезти картины, всё устроить, и слышится в этом приглашении что-то такое сердечное, что открывает всеславянские, всечеловеческие сердца. Тридцать лет прошло с тех пор, но как сейчас помню всю радость, расцветшую от такого сердечного зова. Ведь это была та приоткрытая дверь, которая сразу расширяла возможности, поиски и утверждения прекрасные. Пришла эта неосознанная, но внутри долгожданная весть от людей совсем незнакомых — просто из голубого неба. (...)

И не от случайного народа пришла весть, но от близких в духе славян. Ведь братьями их считаем, и в каждой славянской встрече сразу создаются созвучия родственной души. (...) Потому-то Злата Прага навсе­гда осталась для меня вратами в будущее.

Помню, как Елена Ивановна, всегда устремлённая в будущее, радовалась именно этому приглашению из Праги. В каждом обстоятельстве, помимо внешности, заключено ещё зерно внутреннего смысла. Зерно Пражской выставки заключало в себе нечто необыкновенно дружеское»⁴.

В 1920 – 1930-х годах Прага, с её старинными зданиями, картинными галереями, музеями, библиотеками, оказалась третьим по значению после Берлина и Парижа культурным центром русского зарубежья в Европе. Здесь работали русские театры, проходили выставки картин русских художников, пели русские хоры, устраивались литературные вечера, читались лекции по истории русской культуры.

Культурные учреждения русских эмигрантов поддерживались руководством страны. Более того, в 1922 году правительство объявило о проведении специальной «Русской акции», и в Чехословакии сумма вложений в эти инициативы превышала расходы на «русские начинания» всех прочих европейских стран. Определяющая роль в этом принадлежала первому президенту нового суверенного государства Томашу Гарригу Масарику.

Масарик был глубоко и всесторонне образованным человеком, доктором философии, профессором Пражского и Венского университетов, обладавшим непререкаемым авторитетом в своей стране. Он хорошо знал русскую культуру, владел русским языком, неоднократно встречался с Л.H. Толстым, занимался изучением творчества Ф.М. Достоевского.

Отличительной чертой пражской эмиграции, как отмечают специалисты, был её ярко выраженный просветительский характер. Блестящая плеяда русских учёных, собравшихся здесь, была далека от политических и идеологических страстей, кипевших в эмиграции, и все силы отдавала научной и культурно-просветительской работе.

Именно «пражские русские» выдвинули и стали реализовывать идею собирания реликвий, документов и произведений литературы и изобразительного искусства эмигрантов из России, проживавших не только в Чехословакии, но и в других странах Европы. Речь идёт о целой группе русских издательств и научных центров в Праге.

Однако у феномена «русской Праги» есть и другая сторона — томительное чувство ожидания возвращения, чувство отторгнутости, разлучённости с Родиной, с Россией. Сколько русских писателей, учёных, художников, проживших свою жизнь в эмиграции в надежде на возвращение, так и не увидели родную землю! Тем актуальнее была мысль охранить русское среди европейского и передать то, что было накоплено русской культурой за пределами родины, будущим поколениям россиян.

Мысль о создании музея русской эмиграции принадлежала Валентину Фёдоровичу Булгакову. Он писал в 1933 году: «Время и обстановка, казалось, мало благоприятствовали новому начинанию. "Вы опоздали на десять лет, — слышал я со всех сторон. — Эмиграция устала, обеднела, источники помощи её культурным начинаниям иссякают..." Всё это было верно, за тем исключением, что десять лет тому назад, когда мы всё ещё "сидели на чемоданах", ожидая скорого возвращения на родину, мысль о русском зарубежном музее вообще не могла возникнуть. И надо было пройти значительному периоду времени с того момента, как русские покинули родную почву, чтобы наконец стало ясно, что период этот — исторический, что это — целая эпоха и что на обязанности культурных русских людей, оказавшихся за рубежом, лежит забота о собирании и сохранении памятников этой эпохи».

К тому же было ещё одно немаловажное обстоятельство, благоприятствовавшее этому начинанию. Вот что писал В.Ф. Булгаков одному из своих корреспондентов: «Париж — это центр русской культуры за рубежом, но за нами то преимущество, что мы находимся на славянской почве, где легче разрешаются все практические вопросы, связанные с существованием русского учреждения: вот почему наш музей — "Музей русской эмиграции" — заложен был здесь».

В.Ф. Булгаков родился 13 ноября 1886 года в Западной Сибири, в городе Кузнецке Томской губернии (ныне г. Новокузнецк). Культурный уровень семьи способствовал раннему развитию духовных потребностей юного Булгакова. Отец — смотритель училищ Кузнецкого и Бийского округов — отличался незаурядным умом и страстью к чтению. Его усилиями на добровольные пожертвования жителей Кузнецка была основана городская общественная библиотека. Мать — выпускница томской гимназии, «натура развитая и глубокая», была воспитана на чтении русской классики, любовь к которой она привила своим детям. В открытом и многолюдном родительском доме звучала музыка, гости читали стихи, танцевали, ставили любительские спектакли, в которых юный Булгаков принимал самое непосредственное участие.

Окончив начальную школу, он поступил в томскую гимназию, где познакомился с известным учёным и путешественником Г.Н. Потаниным и увлёкся этнографией. Булгаков совершил путешествие по Алтаю, изучал местный фольклор, записывал народные песни и сказки, часть которых позже была опубликована.

Ко времени окончания гимназии Булгаков, воспитанный семьёй в православной традиции, переживает духовный кризис, связанный с разочарованием в религии. В мучительных поисках смысла жизни он открывает для себя мир философии. Окончив с золотой медалью гимназию, Булгаков в 1906 году поступает в Московский университет на философское отделение историко-филологического факультета. Университетская наука с «её отвлечёнными умствованиями и полной отчуждённостью от жизни» не оправдала его надежд в поисках ответов на мучившие вопросы. Булгаков уходит из университета после четырёх лет учёбы.

В студенческие годы он начал серьёзно изучать религиозно-философские произведения Л.Н. Толстого. Толстовское учение становится точкой опоры в его духовных исканиях. Совершив три поездки в Ясную Поляну, где он познакомился с любимым писателем, В.Ф. Булгаков начал работу над систематическим изложением его мировоззрения в своей работе «Христианская этика», которую Л.Н. Толстой оценил по достоинству. «...Уведомляю Вас, — писал Лев Николаевич автору, — что сочинение это мною внимательно прочитано и что я нашёл в нём верное и очень хорошо переданное изложение моего религиозного миросозерцания». Валентин Фёдорович получил предложение занять место секретаря Л.Н. Толстого, которое он с радостью принял. С 1910 года он живёт в Ясной Поляне, где ведёт подробный дневник последнего года жизни писателя.

Валентин Фёдорович оказался глубоко преданным делу великого писателя. По поручению Толстовского общества в 1912 – 1916 годах он занимался описанием огромной библиотеки классика в Ясной Поляне. Затем (1920 – 1923) возглавлял Государственный музей Л.Н. Толстого и одновременно работал главным хранителем Музея-усадьбы писателя в Хамовниках, в Москве. В сложные послереволюционные годы толстовские музеи удалось не только сохранить, но и открыть для посетителей.

Однако мировоззрение и характер деятельности В.Ф. Булгакова не отвечали идеологической направленности советской власти; в марте 1923 года он был выслан за границу и обосновался в Праге. Здесь Валентин Фёдорович получает пособие от Комитета помощи русским писателям, которое даёт ему возможность заниматься литературно-общественной деятельностью. В 1925 году В.Ф. Булгаков избирается председателем Союза русских писателей и журналистов в Чехословакии и вместе с профессором С.В. Завадским и М.И. Цветаевой входит в состав редколлегии готовящегося к изданию сборника «Ковчег». «Гений Марины блистал не только в стихах, но и в беседе, и в личном общении... — вспоминал об их совместной работе Валентин Фёдорович. — Мы понимали друг друга с полуслова». Они подружились, и Булгаков часто бывал в гостях у Цветаевой и Эфрона.

С предложением о создании Русского культурно-исторического музея (РКИМ) Булгаков обратился к ректору Русского свободного университета (крупного научно-просветительского учреждения в Праге), М.М. Новикову, который откликнулся на эту идею и активно подключился к её осуществлению. После большой предварительной работы была образована музейная комиссия под председательством М.М. Новикова, секретарём избрали В.Ф. Булгакова. Примечательно, что создаваемый музей носил временный характер, ибо он «в будущем должен быть перенесён в Россию как национальное достояние».

Одним из важнейших был вопрос финансирования, так как средств, естественно, не хватало. «Всё дело велось руками и ногами Булгакова, — вспоминал М.М. Новиков, — и нашими двумя головами. Он зара­зил меня своим энтузиазмом и решимостью во что бы то ни стало добиться успеха». И вскоре начали поступать пожертвования. Так, устроители музея получили крупный денежный дар от Т.Г. Масарика.

По твёрдому убеждению В.Ф. Булгакова, музей должен был принадлежать русским и существовать на частные средства. Только в этом случае, рассуждал он, можно иметь моральное право обратиться к со­отечественникам, работающим за границей, с призывом жертвовать для него свои книги, картины, рисунки, предметы старины. Музейная комиссия разместила в газетах обращения «ко всем русским зарубежным организациям и группам, а также к отдельным лицам с призывом о пожертвовании музею материалов, характеризующих их деятельность». И эмиграция откликнулась.

Сначала экспонаты музея располагались в помещении Русского свободного университета, но постепенно, с увеличением их численности, вопрос о новом помещении становился всё более насущным. Помощь пришла от чешского промышленника и мецената К. Бартонь-Добенина, с большой симпатией относившегося к русским эмигрантам. Он предоставил Русскому музею несколько залов в своём Збраславском замке на берегу Влтавы под Прагой и в дальнейшем неоднократно оказывал финансовую помощь.

Торжественное открытие Русского культурно-исторического музея в Збраславе состоялось 29 сентября 1935 года в присутствии большого количества русских и чешских гостей.

Изначально музей ставил перед собой задачу собирания памятников науки и искусства, а также других предметов, относящихся к истории, творчеству и быту русского зарубежья. Но в процессе формирования коллекции стало ясно, что эти материалы отражают не только культуру и жизнь эмиграции, но и всю историю России, что и было зафиксировано в названии музея. Со временем были открыты следующие отделения: художественное, архитектурное, русской старины, книжное, ставшее затем научно-литературным, истории эмиграции, из которого позже выделились теат­ральное и пушкинское отделения, а также библиотека, насчитывавшая впоследствии до пяти тысяч книг.

Русскому музею сначала было отдано два зала в Збраславском замке. Но уже к 1939 году РКИМ занимал це­лое его крыло из восьми залов, и в четырёх из них размещалась художественная коллекция. Картинная галерея — по определению В.Ф. Булгакова, «самое большое и единственное в одном месте находящееся собрание картин русских зарубежных художников» — была наиболее ценной частью собрания Русского культурно-исторического музея. Художественная коллекция включала около 400 картин и рисунков ста мастеров, среди которых Николай Рерих, Наталья Гончарова, Николай, Александр и Альберт Бенуа, Мстислав Добужинский, Зинаида Серебрякова и многие другие.

Все годы своей активной собирательской, научной и культурно-просветительской работы эмигрантский музей в Праге был, по словам Н.К. Рериха, «маяком русского искусства и науки за рубежом»: «Русский культурно-исторический музей в Праге представляет собою явление глубочайшего значения, это первый русский музей в Европе. Среди беспредельного русского строительства такой музей является маяком утверждения достоинства русского искусства и науки перед Европою... Уже с 1906 года я неоднократно поднимал вопрос о полезности учреждения в Европе отдельного Русского музея или же способствовать учреждению русских отделов при существующих европейских музеях. Каждый из нас имел много случаев болеть о недостаточном ознакомлении Европы и Америки с русским творчеством и с русским народом вообще»⁵.

Необходимо отметить, что именно В.Ф. Булгаков был главным вдохновителем и фокусом всей работы Русского музея в Праге. Работал он с полной отдачей, не жалея ни сил, ни времени, часто оставался ночевать в своём рабочем кабинете и не раз падал со стула с молотком в руке, забивая гвоздь для очередной картины. Музей стал для него родным домом, где он чувствовал себя счастливым. «Расхаживая в одиночестве по всем комнатам музея, — вспоминал Булгаков, — занятый его совершенствованием, я чувствовал себя лучше, чем где бы то ни было в другом месте. И никто за границей не мог подарить мне более счастливых часов». «Общаясь с русскими учёными, писателями и художниками, храня, развешивая и показывая посетителям картины русских художников, собирая портреты, книги, рукописи, скульптуру, прикладное искусство, памятки русской старины, я чувствовал себя как бы немного и "дома", в родной стихии, — снова восстановившим связь с русской жизнью и русской культурой».

В годы Второй мировой войны на долю В.Ф. Булгакова выпали тяжёлые испытания. 22 июля 1941 года он, как советский гражданин, был арестован и посажен в тюрьму «Панкрац». По ходатайству профессуры Русского свободного университета через три месяца Булгаков был освобождён, но в марте 1943 года снова арестован и отправлен в концлагерь в Баварию, где пробыл до конца войны. В лагере Валентин Фёдорович остаётся верен себе, не падает духом, старается поддерживать товарищей, рассказывая «то о Толстом, то о встречах с Шаляпиным, то о Ганди и об освободительном движении в Индии, то о своих лекционных поездках в разные страны».

В июне 1945 года Булгаков возвращается в Прагу и первым делом стремится в Збраслав. Картина, которая открылась его взору, повергла в отчаяние: «Двери музея были нараспашку, экспонаты валялись во дворе замка, всюду был разгром и запустение. Внутри — всё разорено. Витрины, картины, коробки с рисунками, шкафы, книги, мебель — всё в величайшем хаотичном беспорядке валялось в комнатах музея... Многие картины отсутствовали. Библиотека и архив рукописей были разорены... Всюду глаз видел пыль, мусор и беспорядок. Обломки старинного фарфора хрустели под ногами... Музей был — музей погиб», — с горечью писал он в своих воспоминаниях.

«Оказалось, что в течение 30 дней в залах музея проживали солдаты одной немецкой военной части, а затем Збраславский замок сделался предметом боя между немцами и русскими. Немцы бежали. В замке на некоторое время обосновались русские. Немцы варварски вели себя в музее. Чтобы освободить место для спанья, они свалили всю его мебель в одну или две комнаты, а многое просто выбросили на улицу. Картины и рисунки сорваны были со своих мест, библиотека и архив рукописей приведены в хаотическое состояние»⁶.

В сложной реальности послевоенной Чехословакии всю ответственность за дальнейшую судьбу музея Булгакову пришлось взять на себя. К счастью, Валентин Фёдорович был активным, энергичным человеком и очень любил своё дело, которое стало смыслом его жизни в эмиграции. Он сразу стал искать возможные пути спасения того, что уцелело. Булгаков обращается в советское посольство и предлагает возможные, с его точки зрения, варианты сохранения музейного собрания, а именно: организацию в Праге русского музея на базе уже существующего собрания РКИМ либо передачу музейных коллекций в ведение Славянского института. Если же всё это по каким-либо причинам невозможно, тогда, заключал Булгаков, необходимо поставить вопрос об «отправке Збраславских русских коллекций в СССР».

В.Ф. Булгаков работал не покладая рук и не жалея сил. Были разобраны завалы и налажен, насколько возможно, музейный быт, приведены в порядок биб­лиотека и архив, постепенно восстанавливалась экспозиция. Но неожиданно новый владелец замка, внук К. Бартонь-Добенина, пожелал освободить помещения, занятые музеем. Свою помощь предложило посольство СССР в Чехословакии. Художественную коллекцию предлагалось перевезти в здание советской средней школы в Праге, где ей будет предоставлено помещение для экспозиции, а все книги, рукописи, этнографическую и историческую часть собрания передать для отправки в СССР. Благодаря находившейся в Праге делегации АН СССР, приехавшей для приёма Русского зарубежного исторического архива (РЗИА), всё музейное собрание, кроме художественной коллекции, под названием «Архив Булгакова» было упаковано в 25 деревянных ящиков и в декабре 1945 года отправлено в Москву.

Оставшиеся в Чехословакии картины Валентин Фёдорович перевёз в Прагу, где коллекция была размещена в восьми комнатах помещения средней школы. 2 марта 1946 года состоялось торжественное открытие русской галереи, и она стала доступной для посетителей.

За полтора года существования в этих стенах музей посетили многие жители Праги, а также приезжавшие из Советского Союза дипломаты, военные, архитекторы, артисты. Из воспоминаний профессора Московского университета А.Л. Сидорова, который был в 1947 году в Праге: «Я видел прекрасное собрание русских картин в Праге, в советской гимназии... картины Бенуа, отца и сына, большую коллекцию картин академика Рериха, картины Коровина, Пастухова, Кайгородова, Богданова-Бельского... Многие из этих картин могли бы стать украшением нашей Третьяковской галереи». Так же считал и её директор А.И. Замошкин, с которым В.Ф. Булгаков познакомился в Праге в 1947 году и показал ему собрание РКИМ, которое тот оценил по достоинству.

Возможно, об этой встрече с творческой интеллигенцией Советского Союза идёт речь в очерке Н.К. Рериха: «А вот зазвучали неведомые сердца. Булгаков из Праги переслал коллективное приветствие советских зодчих. Булгаков добавляет: "Вот вам привет, если не из Москвы, то от московских людей. Они не видали ещё нового Рериха, имя которого пользуется на Родине такой славой и почётом и хорошо известно и представителям молодого поколения. «Как мастерски сделано!» — восклицали они. — Прямо с жадностью впились в Ваши полотна". Удивительно, что с зодчими у меня всегда были особо добрые отношения»⁷.

Казалось, что картины русских художников на­конец-то обрели свой дом. Но в 1948 году советская школа была закрыта. «Надо было опять вывозить Репина, Рериха, Коровина, Бенуа, но куда? Некуда было, — с горечью пишет Булгаков. — Одна всем этим творениям русских художников была дорога: домой, на родину, в Россию».

В результате переговоров с советским посольством Булгакову удалось добиться разрешения на передачу художественной коллекции в СССР, куда она и была вывезена в начале 1949 года. Он справился с той задачей, которую ставили перед собой создатели РКИМ. Национальное достояние было возвращено на родину.

В письме МИД СССР бывшему директору русского музея в Праге сообщалось о судьбе художественной коллекции РКИМ, которая нашла своё достойное место в отечественных музеях: «...51 картина передана в Государственную Третьяковскую галерею, 48 картин направлены в Государственный центральный теат­ральный музей им. А.А. Бахрушина... Что касается народных вышивок, портретов, фото (всего в количестве 51 предмета), то они переданы ГИМу». Мечта многих русских художников о возвращении в Россию сбылась. На Родину вернулись их творения, которые органично вписались в общую картину русского искусства XX века.

Сам Валентин Фёдорович вместе с семьёй после долгих 25 лет эмиграции в 1948 году также вернулся домой. Это было самой большой наградой за всё его многотрудное существование вдали от родной земли. Позже он говорил: «У меня вообще в жизни два самых сильных впечатления: встреча с Толстым когда-то и вот возвращение на родину...»

Вскоре после приезда домой Валентин Фёдорович был назначен хранителем яснополянского дома Л.Н. Толстого. В местах, где прошла его молодость, у Булгакова открылось второе дыхание, и в течение всех последующих лет он активно занимался научно-литературной и общественной работой, с головой погрузившись в любимое дело. «Чувствовалась в нём крепкая сибирская порода, европейская культура и неослабевающий инстинкт жизни», — вспоминал В. Лазарев, молодой писатель, подружившийся в эти годы с Валентином Фёдоровичем и написавший о нём интересный очерк-воспоминание.

Умер В.Ф. Булгаков в 1966 году, не дожив двух месяцев до своего 80-летия. Его могила находится на фамильном кладбище Толстых недалеко от Ясной Поляны, рядом с Николо-Кончаковской церковью.

Историческая память — это тонкая духовная нить, связывающая нас воедино. Трансформируясь в сознании человека, ушедшая эпоха через призму событий и судеб людей оживает, становится нам ближе и понятнее. Личность В.Ф. Булгакова — яркое тому подтверждение. В течение долгой, интересной, наполненной трудом и заботами жизни его окружали замечательные люди, которые служили одному делу — делу русской культуры. И Валентин Фёдорович Булгаков сделал всё возможное, чтобы их имена не были преданы забвению и чтобы наша память о них осталась жива.

Вернёмся в годы формирования собрания РКИМ. Крупным его пополнением в 1938 году стали картины Николая Константиновича Рериха.

В.Ф. Булгаков и Н.К. Рерих не были знакомы лично, но с 1906 года их связывала многолетняя дружеская переписка⁸. Рерих сам неоднократно поднимал вопрос об основании русского музея за границей или хотя бы русских отделов при зарубежных музеях. Поэтому он по достоинству оценил усилия представителей эмиграции, создавших русский музей в Праге. Идея эта была близка и понятна художнику, так же как философия Л.Н. Толстого созвучна его мировосприятию. В переписке корреспондентов прослеживается непреходящий интерес к личности и взглядам великого русского писателя. В.Ф. Булгакова и Н.К. Рериха роднило и единство взглядов на смысл и значение культуры. Считая культуру синтезом наивысших духовных и материальных ценностей, Рерих полагал, что в ней — спасение человечества.

Художник подарил Русскому музею в Праге пятнадцать своих картин и три полотна сына Святослава, которые переправлялись в Чехию из Югославии (Белграда) и Индии. Он так описывал сложный путь транспортировки картин из Индии: «Для того чтобы отправить груз с наших гор, мы должны сперва перенести ящик на руках, а затем послать мотором и сменить три железные дороги, прежде чем груз достигнет парохода, а ведь после ещё предстоит железная дорога. Всё это складывает расходы самые внушительные». Необходимо отметить, что расходы по пересылке картин Н.К. Рерих полностью взял на себя.

Присланные работы относились к разным периодам его творчества. Перед зрителем предстали Россия, Средняя Азия, Тибет, Индия и Цейлон.

Сияющие красками гималайские этюды «Доби Нулла» (1931), «Эверест» (1936), «Канченджанга» (1936) словно призывают отправиться в путь, открыть для себя мудрую «страну Востока» с пылающими горными пиками. «Когда в Сиккиме мы присутствовали на празднествах в честь великой Канченджанги, — писал Н.К. Рерих, — мы чувствовали то же единение с вечным стремлением к возвышенному, которое создало прекрасный поэтический облик Шивы, испившего яд мира во спасение человечества. Чувствовались все великие Искупители и Герои и Творцы человеческих восхождений»⁹.

Древний Тибет, с его живой тысячелетней традицией передачи Учения Благословенного Будды, явил свой лик цитаделями учёности — монастырями: «Твердыни Тибета» (1931), «Королевский монастырь. Тибет» (1932), «Лахул. Гималаи» (1932), «Ченрези» (1931). Разносится с гор Тибета весть о великом сострадании, любви к миру и принятии всего сущего в сердце своё.

В эскизе к картине «Мать Чингис-Хана» (1931) и в полотне «Меч Гессер-хана» (начало 1930-х гг.) встаёт перед нами древняя Азия, как символ активного действия, красоты героизма, о чём народ слагает эпосы. С точностью учёного-археолога Н.К. Рерих подмечает: «Древнее урочище Карга. Остатки старинного укреп­ления. Чортены, мендонги, выложенные камнями с молитвенными надписями. (...) Главное внимание привлекают многочисленные рисунки на скалах. Опять бараны и лучники. Очень древние. Лама Мингиюр с гордостью зовёт к камню, на котором изображение меча. Вот почему задумывалась картина "Меч Гессер-хана". Где же мы видели эти характерные формы меча-кинжала? Видели их в Минусинске, видели на Кавказе, видели во многих сарматских и кельтских древностях. Всё к тем же соображениям, к переселению народов ведёт этот меч, так отчётливо запечатлённый на древней, веками заполированной, коричнево-пурпурной поверхности камня. Знак ли битвы, знак ли мужественного прохождения? Или забытая граница? Победа?

Тут же и легенда о воинах Гессер-хана, пришедших издалека и осевших здесь. (...) Народная память бережёт что-то гораздо более древнее и значительное»¹⁰.

«За величественной бамбуковой рощей — бархатисто-изумрудная река, — полотно "Ашрам" (1931), — пишет Р.Я. Рудзитис. — Тихо плывёт лодочник. Куда направляется он? Спасать человека? Или он — вестник? Может быть, везёт весть, которая полностью преобразит чью-то жизнь? Картина как бы излучает свет, и селение за рекой будто горит в оранжевых лучах восходящего солнца. Бамбуковая роща, как занавес, скрывает что-то сокровенное, но бесконечно близкое сердцу. Хранит что-то неописуемо прекрасное, сказку на земле, царство духа, где, быть может, обитают мудрые мира сего. Вдали от суеты жизни и всё же в постоянной связи — для помощи человечеству»¹¹.

Контраст и глубокое сопоставление планов бытия можно увидеть в картине «Гуга Чохан» (1931): ранняя весна, цветущие яблони, абрикосы и миндаль как символ мгновенности, сиюминутности и радости земной красоты сопоставляются художником с каменным изваянием легендарного хранителя долины Кулу — Гуга Чохана, символизирующим вечное, незыблемое начало жизни.

Мощное по силе произведение «Тень Учителя» (1932) заставляет не только замереть в восхищении перед грандиозностью взметнувшихся горных вершин, но и переосмыслить представление о самих себе: «Тень [в Древнем Китае] ассоциируется с символом человека, который утратил своё профаническое "я" и осознал слитность с Единым. В таком случае тень выступает в роли учителя и мудреца. Так и на полотне у Рериха тень на скалах среди кристальной чистоты гор, великая и значительная, сродни духовной мощи уходящих в поднебесье громад обретает магнетизирующую силу Учителя»¹².

Три картины в коллекции Русского музея в Праге оказались связаны с именем Сергия Радонежского, одного из любимых исторических деятелей Рериха: «Храм во имя Св. Преподобного Сергия в Америке» (1931), «Свято-Сергиева часовня на путях в Гималаи» (1931), «Святой Сергий» (1932).

Святой Сергий предстаёт перед нами в образе держателя и хранителя Нового Мира, «он благословляет воинство на смертный бой с врагом, на Куликовскую битву, и держит в руке храм — символ будущей Руси, которую он созидает. Вверху картины Рерих поместил символ Всевидящего Ока — Пространства, которое фиксирует все явления жизни, для него нет ничего скрытого и тайного»¹³. Всё движется по своим законам! И сердце запечатлевает светлый, добрый, полный любви лик Преподобного!

В процессе формирования экспозиции зала Н.К. Рериха в Русском музее в Праге был собран богатый и разнообразный материал, характеризующий деятельность художника во всех её проявлениях: репродукции картин, находящихся в разных музеях мира, книги, автографы, письма, фотографии. Всё это заполнило две вит­рины зала; здесь же были выставлены бронзовая медаль, выпущенная в его честь в Америке, Знамя Пакта Рериха об охране культурных ценностей, газеты со сведениями о художнике, присланные им из Индии. Зал академика Н.К. Рериха в Збраславском замке под Прагой был торжественно открыт 16 июня 1938 года. «Сегодня я целый день чувствую себя счастливым, как-то особенно удовлетворённым, — писал Булгаков Рериху в Наггар. — Торжество прошло прекрасно, и я рад, что музей снова укрепился, что Вас будут знать в Праге и что мы подняли и Вашим залом, и музеем значение русской культуры за рубежом».

Газеты активно откликнулись на это событие, об открытии были напечатаны самые лестные отзывы. Писали об «известном русском художнике, основателе течения русского исторического символизма», его связи с «Золотой Прагой», которая «навсегда осталась для него золотыми воротами в будущее».

Во всём происходящем есть незримый смысл, и тонкие нити событий переплетаются в настоящем по неведомым нам Законам. 2014 год был ознаменован широким общественным празднованием 700-летия Преподобного Сергия Радонежского — среди новых побед России, среди боли за судьбы славянства. «Вое­вода Земли Русской» незримо-зримый продолжает стоять на дозоре за Свою Страну. И тем символичнее значение выставки из собрания РКИМ в Третьяковской галерее. Сколько лет почитатели творчества Николая Рериха мечтали увидеть в залах галереи образ Святого Сергия, и вот во время всё нарастающих нападок на нашу страну, во время братоубийственных войн и столкновений Преподобный будто вышел поддержать и охранить.

Известная пророчица Ванга в своё время говорила об этой великой картине: «Надо, чтобы о ней знали многие, чтобы знали все. Как зеницу ока берегите картину. ...Это самое большое богатство России. Не посылайте её в другие страны. Она предназначена лишь для России»¹⁴.

Знаменателен и тот факт, что именно Третьяковская галерея стала тем музеем, которому выпала честь хранить такие святыни России, как Владимирская икона Богоматери, Святая Троица преподобного Андрея Рублева и картина Н.К. Рериха «Святой Сергий».

Будем надеяться, что в скором времени это небольшое по размеру, но бесценное по содержанию собрание картин Николая Константиновича Рериха обретёт своё достойное место в постоянной экспозиции сокровищницы русской живописи.

Вспомним цель Русского музея в Праге — «сохранить для России». Мы не сомневаемся, что, посылая свои картины в этот музей, Н.К. Рерих был уверен, что они обязательно вернутся на Родину. Пошлём благодарность славянской земле, которая помогла сохранить для России этот бесценный дар.

«Славянское братство, ещё недавно забытое, опять ожило. Не болей. Превозмогай, чтобы увидеть дни великие. Да будет!»

---

¹ Рерих Н.К. Не болей! // Листы дневника. Т. 3. М., 2002. С. 233.

² Этот культурный проект был подготовлен и осуществлён при поддержке «Фонда Святого Всехвального апостола Андрея Первозванного» и Центра национальной славы.

³ Рерих Н.К. Злата Прага // Нерушимое. Рига, 1991. С. 208.

⁴ Там же. С. 209 – 210.

⁵ Рерих Н.К. Русский музей в Праге // Листы дневника. Т. 2. М., 2000. С. 153.

⁶ Рерих Н.К. Прага // Листы дневника. Т. 3. С. 352.

⁷ Рерих Н.К. Благодушно // Листы дневника. Т. 3. С. 499.

⁸ В составе «Архива Булгакова» хранится в Государственном архиве Российской Федерации (http://www.statearchive.ru/), № Р6784 и в Российском государственном архиве литературы и искусства (http://www.rgali.ru/), ф. 2226 («Булгаков Валентин Фёдорович (1886 – 1966) — литератор») (http://www.rgali.ru/search/base?sPs%5B0%5D.tV=2226&lc=ru#!page:1/o:11006008/p:1) и ф. 1355 («Русский культурно-исторический музей в Праге (1934 – 1944)») (http://www.rgali.ru/search/base?sPs%5B0%5D.tV=1355&lc=ru#!page:1/o:11035156/p:1).

⁹ Рерих Н.К. Весна Священная // Держава Света. Священный Дозор. Рига, 1992. С. 114.

¹⁰ Рерих Н.К. Меч Гессер-хана // Химават. Самара, 1995. С. 41.

¹¹ Рудзитис Р.Я. Космические струны в творчестве Николая Рериха. Минск, 2009. С. 128 – 129.

¹² Маточкин Е.П. Древний Китай в творчестве Н.К. Рериха // Сборник материалов научной конференции, посвящённой 120-летию со дня рождения Н.К. Рериха. Нижний Новгород, 1994.

¹³ Василькова Н. Николай Рерих и Древняя Русь // Восход. 2007. № 2. С. 14.

¹⁴ Сидоров В.М. Ванга. М., 2009. С. 64.

Рассказать о статье друзьям:

Работа СибРО ведётся на благотворительные пожертвования. Пожалуйста, поддержите нас любым вкладом: