Журнал: № 1 (249), Январь, 2015

М.Ю. Лермонтов. Автопортрет. 1837 – 1838 М.Ю. Лермонтов. КРЕСТОВАЯ ГОРА. 1837 – 1838

В ушедшем году наша страна отметила 200-летие со дня рождения Михаила Юрьевича Лермонтова. Великий русский поэт прожил короткую и яркую жизнь. Как писал В.Г. Белинский, ему «суждено было проблеснуть блестящим метеором, оставить после себя длинную струю света и благоухания и — исчезнуть во всей красе своей...»

Исследователи называют поэзию М.Ю. Лермонтова романтической, имея в виду присущую ей устремлённость к высоким идеалам, мечтательность. Но эта мечтательность — особого рода. Даже в самых ранних юношеских произведениях поэта отразился напряжённый поиск смысла жизни, труд духа, ведущий к глубочайшим озарениям и прозрениям. Современникам Лермонтов казался холодным, замкнутым гордецом. Но когда мы знакомимся с его поэзией, перед нами предстаёт совсем другой человек: тонкий, страстный, мудрый, искренне религиозный, человек с необыкновенно богатым внутренним миром.

Высший Мир был для поэта абсолютной реальностью. С первых лет жизни в его сознании звучало чудное пение Ангела, принёсшего его душу с Высот в этот бренный мир.

Ангел

По небу полуночи Ангел летел,
И тихую песню он пел,
И месяц, и звёзды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.

Он пел о блаженстве безгрешных духо'в
Под кущами райских садов,
О Боге Великом он пел, и хвала
Его непритворна была.

Он душу младую в объятиях нёс
Для мира печали и слёз;
И звук его песни в душе молодой
Остался — без слов, но живой.

И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна,
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.

У поэта есть несколько стихотворений, названных им молитвами. В этих обращениях к Высшему выражена необыкновенная теплота и доверительность.

Молитва

В минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце грусть:
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.

Есть сила благодатная
В созвучье слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.

С души как бремя скатится,
Сомненье далеко —
И верится, и плачется,
И так легко, легко...

МОЛИТВА

Я, Матерь Божия, ныне с молитвою
Пред твоим образом, ярким сиянием,
Не о спасении, не перед битвою,
Не с благодарностью иль покаянием,

Не за свою молю душу пустынную,
За душу странника в мире безродного;
Но я вручить хочу деву невинную
Тёплой заступнице мира холодного.

Окружи счастием душу достойную,
Дай ей сопутников, полных внимания,
Молодость светлую, старость покойную,
Сердцу незлобному мир упования.

Срок ли приблизится часу прощальному
В утро ли шумное, в ночь ли безгласную,
Ты восприять пошли к ложу печальному
Лучшего ангела душу прекрасную.

В книге «Сердце» сказано: «Кто же в сердце своём не поймёт красоту вознесения? Кто же не ощутит в сердце тягость возвращения в дом временный, в дом угрожаемый, в дом тесный? (...) Не мысля о Высших Мирах, разве возможно выглянуть в окно тесного дома?»¹

Память о другом, Высшем Мире не давала Лермонтову покоя. Тоска о нём выразилась во многих стихотворениях. Суета земная не заслонила поэту тот удивительный мир, откуда он пришёл; здесь он странник, здесь он пленник, а там он свободен и спокоен.

На всём творчестве Лермонтова лежит отпечаток трагизма. Вчитываясь в его стихи, начинаешь понимать, откуда этот трагизм. Поэт был словно распят между двумя мирами: земным, со всеми его ограничениями, и Миром Высшим, космическим, истинным домом поэта. Лермонтов ощущал себя существом вселенским, дом которого простирается далеко за земные пределы. Своё мироощущение он выразил в одном из стихотворений, написанном поразительно рано — в 16 лет.

Мой дом

Мой дом везде, где есть небесный свод,
Где только слышны звуки песен,
Всё, в чём есть искра жизни, в нём живёт,
Но для поэта он не тесен.

До самых звёзд он кровлей досягает
И от одной стены к другой
Далёкий путь, который измеряет
Жилец не взором, но душой.

Есть чувство правды в сердце человека,
Святое вечности зерно:
Пространство без границ, теченье века
Объемлет в краткий миг оно.

И всемогущим мой прекрасный дом
Для чувства этого построен,
И осуждён страдать я долго в нём
И в нём лишь буду я спокоен.

Михаил Лермонтов жил как бы вне времени, его сознание вышло за рамки одной жизни. Он жил в вечности. Так, он пишет:

...Немного долголетней человек
Цветка; в сравненье с вечностью их век
Равно ничтожен. Пережить одна
Душа лишь колыбель свою должна...

Читая некоторые его поэтические строки, начинаешь больше осознавать законы духовного бытия, в котором нет времени в нашем понимании:

...Как часто силой мысли в краткий час
Я жил века и жизнию иной,
И о земле позабывал...

Сказано, что чувство одиночества неизбежно для идущего впереди, идущего путями необычными. Этим чувством буквально проникнуто всё творчество Лермонтова. «Одиноко стоит вершина — чувство одиночества не покидает её. Если это чувство знакомо вам, благо вам»², — говорится в книге «Зов». Остро чувствующий все несовершенства мира, ощущающий боль других как свою, он не имел рядом никого, кто бы понимал его. Находясь среди людей, он чувствовал себя более одиноким, нежели пустынник в своей келье.

Гляжу на будущность с боязнью,
Гляжу на прошлое с тоской
И, как преступник перед казнью,
Ищу кругом души родной...

* * *

...Никто не дорожит мной на земле
И сам себе я в тягость как другим;
Тоска блуждает на моём челе.
Я холоден и горд; и даже злым
Толпе кажуся; но ужель она
Проникнуть дерзко в сердце мне должна?
Зачем ей знать, что в нём заключено?
Огонь иль сумрак там — ей всё равно...

Тема одиночества звучит и в одном из известнейших стихотворений «Белеет парус одинокий», в котором поэт воспевает красоту устремлений и исканий, жажду борьбы: «А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой!». Радость творческого поиска, нескончаемости труда и преодолений утверждается и в Живой Этике: «Не песнопение с арфами, — сказано в книге «Надземное», — но труд и борьба»³. Тема труда и борения звучит в отрывке из стихотворения «1831-го июня 11 дня»:

...Так жизнь скучна, когда боренья нет.
В минувшее проникнув, различить
В ней мало дел мы можем, в цвете лет
Она души не будет веселить.
Мне нужно действовать, я каждый день
Бессмертным сделать бы желал, как тень
Великого героя, и понять
Я не могу, что значит отдыхать.
Всегда кипит и зреет что-нибудь
В моём уме. Желанье и тоска
Тревожат беспрестанно эту грудь.
Но что ж? Мне жизнь всё как-то коротка
И всё боюсь, что не успею я
Свершить чего-то! — Жажда бытия
Во мне сильней страданий роковых...

Извечная борьба добра и зла образно отражена Лермонтовым в стихотворении «Бой»:

Сыны небес однажды надо мною
Слетелися, воздушных два бойца;
Один — серебряной обвешан бахромою,
Другой — в одежде чернеца.
И видя злость противника второго,
Я пожалел о воине младом:
Вдруг поднял он концы сребристого покрова,
И я под ним заметил — гром.
И кони их ударились крылами,
И ярко брызнул из ноздрей огонь;
Но вихорь отступил перед громами,
И пал на землю чёрный конь.

Лермонтов обладал удивительной способностью слияния с природой и всем сущим. Отсюда его единение с космосом. Звёзды для него — дальние, но родные миры, с которыми он сливается душой, и душа его испытывает свободу. В книге «Община» сказано: «Наиболее абсолютное тяготение будет к дальним мирам. Красота земная теряется в сиянии лучей надзвёздных»⁴.

Светись, светись, далёкая звезда,
Чтоб я в ночи встречал тебя всегда;
Твой слабый луч, сражаясь с темнотой,
Несёт мечты душе моей больной;
Она к тебе летает высоко;
И груди сей свободно и легко...

«Вряд ли кто... превзошёл Лермонтова в описании природы, во всяком случае, редко кто достигал такого мастерства», — считал Карл Маркс. К природе Лермонтов относился особенно проникновенно. Она была для него подлинным источником счастья. Немало вдохновенных строк он посвящает природе. Поэт умел оживлять, оживотворять созданные им образы: утёс, тучи, дубовый листок, пальма, облака, дружные волны наделены у него человеческими чувствами — им ведомы радости встреч, горечь разлуки, свобода и одиночество, глубокая грусть.

Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зелёного листка,
Когда росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо кивает головой;
Когда студёный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он:
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе,
И счастье я могу постигнуть на земле
И в небесах я вижу Бога!..

Весь мир в этом стихотворении наполнен ощущением Божественного присутствия, поэт передаёт состояние полной гармонии между земным и надземным, чувство полноты жизни. Яркие и почти осязаемые образы — сочная слива, студёный ключ, нежный ландыш — наполнены таким волшебством красоты и очарования, что кажется, поэту удалось запечатлеть те самые мгновения, когда хочется сказать: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»

Ещё строки о природе:

...Кто посещал вершины диких гор
В тот свежий час, когда садится день,
На западе светило видит взор
И на востоке близкой ночи тень,
Внизу туман, уступы и кусты,
Кругом все горы чудной высоты,
Как после бури облака, стоят,
И странные верхи в лучах горят...
Что на земле прекрасней пирамид
Природы, этих гордых снежных гор?
Не переменит их надменный вид
Ничто: ни слава царств, ни их позор;
О рёбра их дробятся тёмных туч
Толпы, и молний обвивает луч
Вершины скал; ничто не вредно им.
Кто близ небес,
     тот не сражён земным...

«Кто близ небес, тот не сражён земным» — эта мысль близка всем изучающим Учение, и она удивительно перекликается со строками стихотворения Н.Д. Спириной: «А каменный дождь из житейских забот тогда у тебя под ногами пройдёт».

По-особому говорит Лермонтов о любви к Родине. Испытывая глубокую, непобедимую рассудком любовь к ней, он одновременно терзается болью за её страдания.

Родина

Люблю отчизну я, но странною любовью!
Не победит её рассудок мой.
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни тёмной старины заветные преданья
Не шевелят во мне отрадного мечтанья.
Но я люблю — за что, не знаю сам —
Её степей холодное молчанье,
Её лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек её, подобные морям...
Просёлочным путём люблю скакать в телеге,
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень;
Люблю дымок спалённой жнивы,
В степи ночующий обоз,
И на холме средь жёлтой нивы
Чету белеющих берёз...

Проникновение в Мир Горний даёт Лермонтову возможность предвидеть и предчувствовать. Он рано прозрел свою роковую судьбу:

...Я предузнал мой жребий, мой конец,
И грусти ранняя на мне печать;
И как я мучусь, знает лишь Творец;
Но равнодушный мир не должен знать.
И не забыт умру я. Смерть моя
Ужасна будет; чуждые края
Ей удивятся, а в родной стране
Все проклянут и память обо мне...

— так пишет поэт в 17 лет, а следующие строки написаны ещё ранее — 15-летним юношей:

...Настанет день — и миром осужденный,
Чужой в родном краю,
На месте казни — гордый, хоть презренный —
Я кончу жизнь мою...

* * *

Нет, я не Байрон, я другой,
Ещё неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.
Я раньше начал, кончу ране,
Мой ум немного совершит;
В душе моей, как в океане,
Надежд разбитых груз лежит.
Кто может, океан угрюмый,
Твои изведать тайны? Кто
Толпе мои расскажет думы?
Я — или Бог — или никто!

«...Что же ещё он сделал бы? — спрашивал Белинский в статье "Герой нашего времени", написанной после безвременной, столь ранней кончины поэта. — Какие поэтические тайны унёс он с собой в могилу? Кто разгадает их?.. Лук богатыря лежит на земле, но уже нет другой руки, которая натянула бы его тетиву и пустила под небеса пернатую стрелу...»

Исследователь творчества поэта И. Андроников пишет: «Всё, что создано Лермонтовым за трина­дцать лет творчества, — это подвиг во имя свободы и родины. И заключается он не только в прославлении бородинской победы, в строках "Люблю отчизну я...", но и в тех сочинениях, где не говорится прямо ни о родине, ни о свободе, но — о судьбе поколения, о назначении поэта, о бессмысленном кровопролитии, о пустоте жизни...» «...Он не стал мрачным отрицателем жизни. Он любил её страстно, вдохновлённый мыслями о родине, мечтами о свободе, стремлением к действию, к подвигу».

«Величайшее дарование — продолжая мысль, высказанную другим, выражать мысль новую, неисчерпаемо глубокую, полную поэтической силы... вот ещё одно великое свойство личности Лермонтова... гениального поэта, прозаика, драматурга».

В творениях поэта мы видим самый достоверный его портрет. Он «исповедался в своей поэзии, и, перелистывая томики его сочинений, мы можем прочесть историю его души». В них — благородство высоких стремлений, героический порыв, великая человечность, глубокая религиозность. «И через всю жизнь проносим мы в душе образ этого человека — грустного, строгого, нежного, мечтательного, смелого, благородного... наделённого могучими страстями и волей и проницательным беспощадным умом. Поэта гениального и так рано погибшего. Бессмертного и навсегда молодого».

М.Ю. Лермонтов был одним из самых любимых поэтов Н.Д. Спириной. «...Лермонтов меня затрагивал ещё больше, чем Пушкин, — рассказывала она, — каким-то своим необыкновенным драматизмом и особым чувством природы и вообще чувствованиями очень глубокими, проникновенными. Его судьба была ещё тяжелее, чем судьба Пушкина, и оба они были обречены на раннюю гибель. Это тоже накладывало отпечаток на их творчество и придавало какое-то особое значение всему, что они писали. Их предвидение своей кончины было характерной чертой для больших поэтов. (...)

Творчество Лермонтова мне больше звучит, его тематика больше затрагивает сердце.

Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.

Эта фраза — "И звезда с звездою говорит" — в своё время так восхитила Паустовского, что он в одной из своих статей признал её лучшей во всей русской поэзии. "В небесах торжественно и чудно! Спит земля в сиянье голубом..." Это чувство неба и земли, природы, необычайно красиво выраженное, необычайно глубокое, конечно, не может не трогать и не впечатлять. Чувствуешь и эти звёзды, и небо, и эту дорогу в тумане горную, дорогу, по которой он шёл. О звёздах в некоторых других стихах Лермонтов так говорит: "Как ночи Украйны в сиянии звёзд незакатных" — незакатные звёзды. А в другом месте, в стихотворении "Пророк", он говорит: "И звёзды слушают меня, лучами радостно играя". Звёзды принимают участие во всём, являясь частью мироздания.

"Я — вы, вы — Я — частицы Божественного Я", — сказано в Учении Живой Этики, и звёзды — тоже частицы "Божественного Я", и мы, как и они, тоже Его частицы. И это сродство чувствуется особенно у Лермонтова.

Трудно представить себе, что человек, не любящий поэзию, мог бы принять Живую Этику. Также человек, живущий Живой Этикой, не может не любить поэзию. Потому что Живая Этика — это тоже поэзия, в самом высоком смысле слова. Сколько в ней метафор, сколько в ней притч, образов чисто поэтических! И если бы мы поэзию не чувствовали, то многое в Учении Живой Этики не смогли бы воспринять».

Наталия Дмитриевна утверждала, что благодаря Живой Этике нам ещё очень многое откроется в произведениях М.Ю. Лермонтова, как и в творчестве других поэтов.

Подготовлено редакцией по материалам «поэтической гостиной»,
Музей Н.К. Рериха, 27 декабря 2014 г.

---

¹ Сердце. 333.

² Листы Сада Мории. Зов. 7 января 1922 г.

³ Надземное. 7.

⁴ Община. 20.

Рассказать о статье друзьям:

Работа СибРО ведётся на благотворительные пожертвования. Пожалуйста, поддержите нас любым вкладом: