Не вечный странник, но гонец стремящийся – Наш путь. Озарение, ч. 2, гл. 6, п. 17 |
Что означает знак Знамени Мира? Известно, что это очень высокий символ.
Это символ синтеза. Н.К. Рерих давал его расшифровку: религия, наука, искусство в круге вечности; или прошлое, настоящее, будущее, — так Знаменем Мира объединено несколько понятий.
Это особенно великое понятие — оно вмещает все достижения прошлого, настоящего и будущего в круге вечности. Ведь мы живём в вечности, и мы частицы этой вечности. Она видоизменяется, но никогда и никуда не исчезает, и нет такого понятия, которое
не вмещалось бы в вечности, — она существует всегда, но перемены бесконечны.
Бывают пралайи и манвантары, но это не конец вечности — это как сон и бодрствование. Пралайя — это отдых, когда всё скапливается в одном месте и отдыхает какое-то время, в полной сохранности, но не в активном состоянии, а в пассивном. А когда начинается новая манвантара — снова всё пробуждается, все эти дремлющие энергии начинают возрождаться и действовать. И уже на основе всего прошедшего начинается новая эпоха.
Бывают и малые пралайи и манвантары, и у каждого человека тоже могут быть периоды очень большой активности и периоды отдыха, или пассивности. Сон и бодрствование — это самые первичные понятия манвантары и пралайи. Но ведь и во сне мы как-то по-своему работаем.
В книге «Аум» сказано: «У одного отшельника спросили — как может он пребывать в постоянном молчании? Он очень удивился и сказал: "Напротив, никогда не молчу и беседую непрестанно — так много собеседников посещает меня". Отшельник настолько приблизился к Миру Незримому, что он стал для него вполне ощутимым. Молитва сделалась собеседованием, и Мир утвердился во всём величии. Такому духу переход в Мир Тонкий вообще неосязаем. (...) Сперва молитва внешняя, потом молитва сердечная и затем собеседование о Благе» (41).
«Одни всецело посвящают себя молитве, другие умеют совмещать молитву с трудом. Не будем взвешивать, что ценнее, лишь бы молитва и связь с Высшим Миром существовали и преображали жизнь» (43).
Как совмещать молитву с трудом? Что значит всегда молиться?
Мне кажется, мы немного не так понимаем слово «молитва», всё-таки мы ассоциируем её со словами, с тем, что её надо произносить, мысленно или устно.
Я представляю себе молитву как чувство. Можно говорить о чём угодно, с кем угодно, делать что угодно, но
в сердце будет чувство, которое не зависит от всего окружающего, — чувство любви. Этого ощущения даже нельзя выразить — оно присутствует и не требует слов. Молитву я понимаю на уровне чувства — конечно, сердечного чувства. А на уровне слов — это очень хорошо, слова вдохновляют, но всё-таки мы от них зависим: читаем «Отче наш» и вдруг забыли какие-то слова.
Помните притчу у Л.Н. Толстого, как три старца молились: «Трое Вас, трое нас, помилуй нас», — это всё, что они знали. Архиерей плыл на корабле и услышал, что на острове живут три старца, которые даже не умеют молиться, «Отче наш» не знают. Подъехал, высадился, стал учить их. Выучили они «Отче наш», и архиерей уехал. Сидит он вечером на палубе корабля и вдруг видит: приближаются какие-то фигуры, — а это три старца, взявшись за руки, бегут по морю как по суху. Подбегают и говорят: «Вы учили нас, как молиться, да мы забыли слова, подскажите». Архиерей сказал: «Не мне вас учить», — и старцы, взявшись за руки, побежали назад, на свой остров. И чему их после этого было учить?
Молитва — это постоянное чувство любви к Высшему, причём его вовсе не надо в словах формулировать. При этом можно говорить, читать, писать, а вот тут, в сердце, что-то будет как уголёк гореть, что-то будет ощущаться помимо слов. И при переходе в Тонкий Мир перейдёт именно эта часть, а оболочка — она вообще не важна, не имеет значения.
Молитва — это естественный контакт с Высшим, поскольку мы часть Его. Мир — это Бог, а мы часть этого мира, значит, мы часть Бога, мы Его дети. Почему в Писаниях люди называются детьми, почему говорится «Отец, Отче наш», а не «Господь наш»? Значит, мы Его дети. И это естественно, чьи же мы дети, кем мы созданы? Вот это чувство постоянного отцовства и родства надо в себе вырабатывать, начинать его ощущать. Что бы мы ни делали, всё равно мы неразделимы, если сами не отделимся. Это приближает нас и к другим планетам, потому что они тоже созданы тем же самым духом.
В чём была роковая ошибка князя тьмы, почему он хотел единолично владеть планетой Земля? — Он не хотел сотрудничества, он хотел быть полновластным властителем одной планеты. И для этого надо было, чтобы мы ни в какой контакт с другими планетами и кометами не входили, а принадлежали только ему.
Елена Ивановна Рерих пишет, что это психология крупного феодала — феодальные князья владели своим регионом и никого туда не допускали. Князь тьмы не смог принять единства, объединения и поэтому стал разъединять. И те, кто принадлежит ему, именно в разделении находятся. Отсюда, я думаю, произошёл эгоизм и самость — сам.
Вопрос о князе тьмы очень сложный. Об этом можно прочесть в письмах Елены Ивановны.
Значит, эгоизма и самости могло не быть?
Конечно, поскольку человек — часть Бога. Не должно было этого быть. Но возобладало чувство собственности, чувство эгоизма, князь тьмы захотел владеть планетой сам. Отсюда всё произошло: и гордыня, и отчуждение от других, от собратьев. Он уже не хотел иметь никаких cобратьев.
Как замечательно раскрывается тема единовластия в сказке Пушкина о рыбаке и рыбке! Мы Пушкина не знаем, мы только начинаем его открывать. С самого детства я жила и питалась Пушкиным, потому что моя мать его обожала. И «Сказку о рыбаке и рыбке» я почти всю помню наизусть. Как она красиво написана!
Теперь я её открыла совершенно заново. Вы, конечно, помните её содержание. Старик был добрый человек, он отпустил рыбку без всякой мзды: «Плыви себе с богом». Но он был слабый человек, был очень порабощён своей женой, он боялся её и подчинился ей.
Старухе была дана возможность получить всё, что только возможно, но она захотела большего — она покусилась на Иерархию, потому что золотая рыбка, конечно, была божественная рыбка, чудо-рыбка, которая всё могла, — «государыня рыбка». Старуха покусилась на то, чтобы быть владычицей морской. Тут самое страшное и произошло, и она осталась ни с чем, «у разбитого корыта». Отсюда это выражение и пошло.
Мы говорили о князе тьмы. Очень интересно постиг этот образ М. Лермонтов в поэме «Демон». Он описывает его, когда тот был как «чистый херувим» и пролетающая комета «улыбкой ласковой привета любила поменяться с ним».
«Печальный демон, дух изгнанья» полюбил земную девушку, княжну Тамару, и подослал разбойников, которые убили её жениха. Тамара горевала, а он пел, утешая её:
Не плачь, дитя! не плачь напрасно!
Твоя слеза на труп безгласный
Живой росой не упадёт...
Он далеко, он не узнает,
Не оценит тоски твоей;
Небесный свет теперь ласкает
Бесплотный взор его очей;
Он слышит райские напевы...
Что жизни мелочные сны,
И стон и слёзы бедной девы
Для гостя райской стороны?
Тамара не понимает, кто утешает её, она в страшном горе.
Всё, к чему прикасался демон, было разрушено. Он был настолько ядовит, что, когда поцеловал княжну, она сразу умерла:
Смертельный яд его лобзанья
Мгновенно в грудь её проник.
После смерти он хотел завладеть её душой, но она была чистая девушка. Явился Ангел, отогнал его и взял душу Тамары с собой.
Лермонтов придумал романтический сюжет. В действительности это был дух, это был совсем другой уровень, и он не мог соблазниться никакой земной девушкой, какой бы красавицей она ни была. Но он соблазнился единовластием. Ему мало было одной планеты, и вместо того чтобы заботиться о ней, ему захотелось полного владычества. Все его приверженцы страдают именно единовластием, потому они и приверженцы.
Мне всегда казалось, что Лермонтов знал больше, чем мы думаем. Паустовский считал, что самая лучшая строчка во всей русской поэзии — у Лермонтова: «И звезда с звездою говорит». Она совершенно изумительна.
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит...
1 апреля 1999