|
Когда идут за грибами, не ищут орехов – так нужно знать каждый час самое нужное. Мир Огненный, ч.1, 413 |
 Учение Живой Этики
|
 Сибирское Рериховское Общество
|
 Музей Рериха Новосибирск
|
 Музей Рериха Верх-Уймон
|
 Сайт Б.Н.Абрамова
|
 Сайт Н.Д.Спириной
|
 ИЦ Россазия "Восход"
|
 Книжный магазин
|
 Город мастеров
|
 Наследие Алтая
|
Полюбите красоту звучания. Человеческий голос есть уже чудо.
Аум, 34
В Учении Живой Этики часто встречаем напоминания о значении в нашей жизни созвучий, вибраций. И даже для выражения непостижимого употребляется понятие «слово»: «Вначале было Слово»1. Это побуждает глубже задуматься над словами, над речью, которой мы пользуемся ежедневно. Имея возможность говорить что угодно и когда угодно, мы часто не ценим сокровище речи, а ведь «речь и произвольные действия, мысль — всё это результаты бесконечных веков борьбы и преодоления материи»2.
«Звуки вообще очень воздействуют на нервную систему и на психику человека. Каждое слово, фраза, ряд фраз несут в себе звуковые энергии такого воздействия. О ритме речи никто не думает, а ведь в этом ритме скрыта сила влияния речи на человека. (...) Ритм и музыка изучаются мало. Говорю не о поэтических произведениях, но о простой речи. Стоит этому вопросу посвятить целое исследование. Люди, сознательно скупые на слова, знают ценность каждого звука»3.
Действительно, современные учёные начинают всё больше интересоваться значением звучания речи. Одна из наук в этой области, сформировавшаяся в XX веке, носит название фоносемантики (фоно — звук, семантика — смысл). Название этой науке предложил языковед С.В.Воронин. Между тем и раньше, во все века многие исследователи задумывались над поиском связи между значением и звучанием слова, и эта тема так или иначе поднимается в дошедших до нас трудах.
Ещё Платон в своих сочинениях писал: «"r" представляется мне средством выражения всякого движения... Прежде всего сами имена «река» от слова rein (течь) и «стремнина» (roe) подражают порыву благодаря этому звуку; затем слова «трепет» (tromos), «пробегать» (trechein), а ещё такие глаголы, как «дробить» (croyein), «крушить» (tragein), «рвать» (ereikein), «рыть» (thryptein), «дробить» (cermatidsein), «вертеть» (rymbein) — все они очень выразительны благодаря звуку "r". Во время произнесения этого звука язык совсем не остаётся в покое и сильнейшим образом сотрясается»4. Хочется отметить, что русский перевод примеров Платона подтверждает его наблюдения! Подобные рассуждения касаются и других звуков: так, звук «i», по мнению Платона, выражает «всё тонкое, что могло бы проходить через вещи», звук «а» встречается для выражения «громадного» (megas), «е–» — «вечного» (mе–kos), «поскольку это — долгие звуки». Звук «о» употребляется для обозначения «округлого».
Рассуждения на эту тему можно найти также и в последующие времена у разных мыслителей. В России особый интерес к проблемам звукосимволизма возник в первой четверти XX века у поэтов-символистов, которые пытались интуитивно соотнести отдельные звуки речи с конкретными образами, представлениями, понятиями и чувствами. Поскольку они делали это интуитивно, мнения нередко не совпадали, и трудно было объективно решить, кто же прав. Но вот в последней четверти ХХ века русскому языковеду Александру Павловичу Журавлёву и его соратникам удалось измерить точный смысл звуков с помощью математики и статистики. Произошло это так. Сначала учёные предлагали большому количеству людей странные задания: поставить по пятибалльной шкале оценки каждому звуку по множеству признаков. Конечно, люди удивлялись и пожимали плечами, потому что как можно сказать, например, — светлый или тёмный звук «з»? Или храбрый или трусливый звук «н»? Пожимали плечами и ставили оценки — как им казалось, наугад. Но когда было собрано большое количество таких опросов, то оказалось, что люди разных социальных слоёв, возрастов, в разное время, в разных местах очень похожи в своих оценках «наугад»!
Затем наступил следующий этап — исследования с «квазисловами», такими, которых на самом деле в языке нет. С их помощью учёные искали формулу, по которой можно вычислять значение слова целиком: ведь выяснилось, что «вес» каждого звука в слове зависит от множества параметров.
И только после экспериментов на «квазисловах» исследователи приступили к самому волнующему моменту: применили найденные формулы к реальным словам. Будут ли привычные значения слов совпадать со «звуковыми значениями» или нет?
И вот выяснилось: да! Вернее, не то чтобы эти значения всегда точно совпадали, ведь истории возникновения и исчезновения слов в языке очень извилисты и измеряются мерой веков; и здесь могут быть самые разные причины и влияния — и экономические, и политические. Но, так или иначе, оказалось, что значение звука очень влияет на судьбу слова в языке, а значит, это реальная сила!
Например, есть в русском языке несколько названий летательных аппаратов: самолёт, аэроплан, лайнер. По сути, казалось бы, они означают одно и то же: аппарат для перенесения людей по воздуху. И самое раннее из этих слов — «аэроплан». Но потом его вытеснил «самолёт», а сейчас всё чаще слышим: «серебристый лайнер», «сверхзвуковой лайнер». Почему? Уж третье-то слово, казалось бы, совсем не русское! Но когда измерили значения этих слов по шкале скорости, самым медленным из трёх по звучанию оказалось слово «аэроплан», средним — «самолёт» и самым быстрым — «лайнер». Не случайно распределились слова!
Или вот история других слов: когда-то слова «белка» и «векша» обозначали одного и того же зверька, но прислушайтесь: звучание слова «векша» как-то темновато и тяжеловато, совсем не похоже на юркого, почти невесомого зверька. Потому прошло время — и «неподходящее» слово стёрлось, забылось. И таких примеров можно найти много.
После опубликования работ А.П.Журавлёва фоносемантика получила большой импульс к развитию. Стали активно изучаться художественные тексты. Оказывается, настоящие стихи особенно сильны тем, что поэты интуитивно подбирают именно такие слова, которые своим звучанием помогают передать настрой стихотворения. Речь здесь идёт не только об имитации каких-то звуков, наподобие «шины машин по брусчатке шуршат», а о вещах более глубоких, незаметных, вероятно, даже самим поэтам. Созданы методики составления цветовой картины стихотворения по его звукам. Результаты таких исследований волнуют и удивляют. Каким таинством предстаёт теперь перед нами человеческая речь, та, к которой мы слишком привыкли! Вспоминаются и становятся ещё понятней строки поэта Николая Гумилёва про могучего седого патриарха древности, который, «не решаясь обратиться к звуку, тростью на песке чертил число».
Когда рассказываешь о фоносемантике школьникам, они увлекаются этой темой, задумываются о том, что они произносят. Ведь это уже не просто «морализаторство»: мол, не говори плохих слов, потому что так нельзя. Это уже наука. А уж если у педагога есть возможность самому посчитать значения имён или каких-то слов, то тема захватывает детей надолго. Они приносят листочки со своими именами, обнаруживают, что полные имена часто звучат благороднее, светлее, чем всяческие сокращения. И у кого-то мысль о значимости произносимого остаётся в сознании и даёт ко времени свои добрые ростки.
Во времена учёбы в институте тема фоносемантики увлекла автора этой статьи; мы составили компьютерную программу, которая бы высчитывала значения слов, и стали вводить в компьютер синонимы: от возвышенных до грубых. И часто получалось, что возвышенные слова несут в себе светлое, красивое звуковое значение, а грубые, бранные слова — и звучат затемнённо. А это значит, что если кто-то привык употреблять в своей речи жаргон, даже не подразумевая чего-то плохого, то звучание слов живёт независимо и влияет на того, кто их произносит.
«Звучание слов должно быть прекрасно, такая гармония рождает и мышление возвышенное. (...) Сквернословие, как зараза пространства, несёт понижение всего интеллекта», — говорится в книге «Братство»5.
И ведь это только при беглом взгляде кажется, что жаргонные образования почти однозначны с похожими по смыслу словами из литературного языка. Иногда, чтобы избавиться от ненужных слов, «приставших» к нам в грубой среде, ищем им на замену достойные слова. И точные синонимы подобрать трудно, потому что чаще всего «упрощённые» слова жаргона обозначают более грубые и «простецкие» понятия, которые нормальным, значительным словом уже и назвать-то не хочется. Настоящая же простота — красива, мудра и глубока...
«В школах должно быть преподаваемо уважение к произносимому понятию. Ведь попугаи могут бессмысленно устремлять в пространство понятия, часто великого значения. Но люди должны понять, что каждое слово, как стрела громоносная, и слово, как педаль мысли. Утрата истинных значений понятий много способствовала современному одичанию. Как песок сыплют люди жемчуг. Право, пора заменить многие определения»6.
Когда люди стремятся облагородить свою речь, уйти от грубости, встречается и такая крайность: человек начинает произносить торжественные слова направо и налево. Но вспомним «Грани Агни Йоги»: «От ученика требуется, чтобы внешнее выражение соответствовало внутреннему. При несовпадении получается разрыв, который ложится в основание разновесия духа. В лицемерии, лжи, фарисействе и всех прочих несоответствиях внешнего выражения с внутренним проявляется начало разложения сознания, которое влечёт за собою невозможность проявления на Планах Высших. Учитель настаивает на том, чтобы это несоответствие не имело места в ученике»7.
Получается, что не полезны возвышенные речи, не соответствующие внутреннему потенциалу говорящего. Ведь когда мы не в силах вложить в высокое слово высокую мысль, мы уподобляемся тем самым «попугаям». Пусть слова наши соответствуют нашему состоянию, но когда на языке вертится что-то излишнее, что-то необязательное, пусть это станет поводом помолчать и утвердить в себе новую ступеньку дисциплины.
«Лучший путь утверждения Учения Жизни — личный пример. Не будут слова убеждающими, если не подтверждены личным примером, то есть если Учение не применено самим говорящим на практике в жизни. Поэтому личное приложение заветов Владык в личной жизни того, кто принял Учение, будет лучшим методом его распространения. Личный пример заразителен. Слушать будут того, кто рукою своей утверждает Истины Огненной Йоги. Мысль, не применённая в приложении к жизни, не даст в Чаше кристаллических отложений огня, а речь, лишённая этого огня, то есть пламени духа, подобна форме, лишённой содержания — следствия её ничтожны. Пустословие в области вопросов духа особенно губительно. Но даже малая мысль, скреплённая личным опытом приложения, не может следствий не дать. В процессе применения Учения магнит духа начинает расти, привлекая к себе всё, могущее устремиться к Свету. Переход от слов и чтения к делу можно считать переломом в личной судьбе человека, прикоснувшегося к Учению Жизни»8.
1
