Именно среди Великого Служения велико ощущение ответственности, но следует привыкать к этой чаше, ибо не может быть кратчайшего пути без испития её. Рерих Е.И. Письмо от 08.08.1934 |
Передо мною встают два воспоминания, воскрешающие имя Преподобного Сергия. Одно уже давнишнее, а другое — всего три года тому назад.
Одно относится к покойному профессору Ключевскому. На Москве, в очень просвещённом доме, просили Ключевского прочесть лекцию о просвещении. К радости многих и к изумлению некоторых, Ключевский начал читать о Преподобном Сергии. Он создал облик истинного подвижника и предпослал своей лекции очень простую мысль: «Мы, историки, должны быть очень честны. Мы должны уметь подходить к фактам без всякой предубеждённости, так, как они есть». И вот, во имя непредубеждённости, он обрисовал необыкновенного, неустанного труда облик Преподобного, так близкий всем, такой просветлённый, близкий всему будущему. Ключевский закончил свою лекцию о Преподобном Сергии словами: «Он знал лучше других».
Другое воспоминание относится к нашей экспедиции, когда мы в 1926 году проходили алтайские сёла, на север и на юг от Белухи, и китайский Алтай. Всюду разбросаны старообрядческие сёла, очень древние, в которых и по сей час сохранилась самая необыкновенная жизнь. Я представляю себе избу, в которой мы остановились. На стене написана красной краской большая чаша. Писала её тётка Алёна. Тут она одна занимается в селе живописным рукоделием. Она и целебными травами лечит в деревне. Она знает, что такое на стене.
— Чашу кто написал?
— Да ведь ты знаешь, я одна занимаюсь. Да, известно, чаша самая лучшая.
На той же стене виден пожелтелый квадрат от висевшей иконы.
— А где же икона?
— А угодник под спудом.
— А когда он выйдет?
— Во время.
И приносит нам она несколько старинных икон. Стараюсь разобрать. На одной из них, уже стёртое временем, изображение.
— А это кто?
— Как? Преподобного не узнал? Ведь это Сам.
— Да кто сам?
— Да известно — кому русская земля поручена — Сергий.
— А когда же поручена русская земля?
— Изначала.
— Да на какое же время?
— А на всё будущее.
— А когда же оно наступит?
— А это Ему лучше знать.
Опять то же самое, когда на Москве говорил Ключевский: «Он лучше знал». И тёмной белухской тёткой Алёной говорилось — «А это Ему лучше знать»...
И вот в этом «знать» не заключается ли нечто необыкновенное, предугаданное, нечто необычайно убедительное. Преподобному приписывалось и сверху и снизу то же понятие «знать», знать тот свет, который суждён, к которому так или иначе человечество приходит и придёт.
И не удивительно ли, что здесь, собираясь для Сибирской группы, как бы во имя Сибири, мы вспоминаем Того и приходим опять неминуемо к Тому, кто лучше знал и кто лучше знает. Он связан с таким огромным понятием и пониманием. Конечно, Он и в Сибири это своё знание воплотил необыкновенно. Почему о Нём знают? Потому, что Он «знает».
Ему приписывают величайшую мудрость знания.
Не будем удивляться, что Сибирская группа как бы будет связана с именем Преподобного Сергия — во имя великих знаний и великих возможностей, которые заложены в великих пространствах Сибири, во имя того света, который ей суждён.
Та же Алёна рассказывала высокого значения предание, что Преподобный будто говорил: «А когда придёт время, то и сани без коней побегут».
В этом мелькает знание, непреоборимое тяготение к истинному свету, и во имя этого истинного света позвольте вас приветствовать и видеть в вас истинных друзей того же знания и того же света.
7 марта 1930 г.
Музей Н. Рериха, г. Нью-Йорк