Журнал: № 8 (304), Август, 2019

В.С. НЕПОМНЯЩИЙ, д-р филол. наук, г. Москва
Интервью; публикуется в сокращении.
 http://www.manwb.ru/articles/arte/literature/nepomniashy/ 
(Журнал «Человек без границ»).

Пушкин — явление нашей культуры, литературы, истории, это бесспорно. Но насколько актуален, нужен Пушкин сейчас?

Зачем Пушкин сегодня? Я уже не раз об этом и говорил и писал: это ключевой вопрос о судьбах культуры в современной России. В частности и в первую очередь гуманитарной культуры.

Если так называемая реформа образования, которая сейчас предпринята, будет продолжаться и работать, то есть если русская литература будет изъята из общеобязательных, базовых предметов и от её изучения будет оторвано изучение русского языка, то язык через некоторое время будет изуродован окончательно, превратится во что-то другое. Потому что во всём мире цивилизация подавляет культуру.

Ведь есть разные понимания цивилизации и культуры. Цивилизация — это сфера создания удобств для человека, а культура — это сфера возделывания самого себя. То есть цивилизация — это делать лучше себе, а культура — это делать лучше себя. Так вот сейчас культура в этом смысле не просто уходит, а подавляется и вытесняется самым активным образом.

Русский человек без гуманитарного начала, гуманитарного в широком смысле — без человеческого начала, просто не существует. Это моё глубокое убеждение.

Я убеждён, и я всё время об этом говорю, потому что всё время эти вопросы у людей возникают, что Россия — это особое место на Земле, и особая культура, и особая нация, в широком смысле, не этническом, а культурном. И не зря исторически это место недавно получило название heartland — «сердечная область». Это не случайно, потому что Россия — единственное место на Земле, где Запад и Восток плавно переходят друг в друга, а не сталкиваются в конфликте. Россия — это ещё и то пространство, «сердечная область», без которой человечество не будет существовать. Не зря Чаадаев говорил, что Россия как бы не входит в состав человечества, но она призвана, видимо, дать миру какой-то важный урок. И потом он сказал — любимая моя фраза, — что есть народы, исторические пути которых развиваются не по законам нормальной человеческой логики, а по верховной логике Провидения. «Таков именно наш народ».

Это всё к вопросу о Пушкине. Потому что всё равно это центр наш, центр нашей культуры, никуда не денешься от его центральности, которую ещё Герцен заметил в своё время, по-своему сформулировав, что на реформы Петра Россия ответила явлением Пушкина. Он это говорил, насколько я помню, в положительном смысле, потому что без Петра Пушкина, такого как есть, не было бы. Хотя к Петру у Пушкина было сложнейшее, как вы знаете, отношение: чем дальше он в него заглядывал, тем страшнее ему становилось. Но в то же время он противостал Петру, потому что Пётр хотел всю допетровскую Русь сложить в сундуки с нафталином и забыть, а Пушкин, сам того не ведая, воспитанный в практически атеистической семье, в полу­атеистическом лицее, французским языком владев­ший как родным, начитавшийся с детства французской поэзии всякой, он каким-то неведомым, непонятным образом вышел к тому, что стал наследником допетровской литературы. Потому что, как Дмитрий Сергеевич Лихачёв говорил, у русской допетровской литературы был один сюжет и одна тема. Сюжет этот — человеческая история, а тема — смысл человеческой жизни. И это наследовал Пушкин. История его интересовала не меньше, чем слово, чем литература, а самое главное для него было — смысл человеческой жизни.

Что ещё Пушкин сделал. Он открыл период свободного поиска истины — он был мальчик пытливый, и он метался в поисках истины, пока постепенно не сформировался путь, который виден через «Руслана и Людмилу», через «Кавказского пленника». Наконец, через «Онегина» он пришёл к пониманию проблемы человека: что человек — это действительно образ и подобие Божие, но которое не выполняет своё предназначение, не понимает его, и тогда беда, тогда судьба онегинская ждёт его, как минимум.

То есть Пушкин открыл путь к свободному поиску истины. Это всегда чревато опасностями, потерями, но одно дело, когда человеку спущена готовая истина, а другое дело — когда он её обрёл в мучительных поисках и она стала его истиной. Тогда это уже настоящая вера. Это был поиск человека, который сам, личными усилиями обрёл ту самую истину, которая спускалась раньше сверху. Таким образом, он сделал русскую литературу искательницей истины, защитницей и проповедницей этой, в общем-то, христианской истины, хотя она не всегда выглядит формально так, как в православии. Нельзя говорить: «Пушкин — православный поэт». Православный поэт — Фёдор Глинка. Православный поэт замечательный — Алексей Хомяков, и ещё ряд других. Но Пушкин — не православный поэт, а поэт православного народа, так, с моей точки зрения, можно назвать его.

Дух его, интуиция шли впереди него как человека. Он создал и художественный, и нравственный центр русской культуры, и к нему недаром приложим эпитет «солнечный» — это солнечный центр, который, как солнце, распространяет своё тепло и свет на всю последующую литературу, которая практически выросла из его зерна, как колос выросла. Великую, удивительную, святую, по словам Томаса Манна, литературу.

Удивляет Пушкин меня всегда. Конечно, отношение к нему за 50 лет не изменилось, просто оно углубилось и углубляется. Каждый раз, когда я произношу какие-то стихи, меня заново потрясает эта неожиданность поворотов и эта, в общем, непереводимость. Пушкин непереводим. Не только потому, что русский язык — самый прекрасный, самый выразительный и самый глубокий язык на свете, язык, в котором гигантское место занимает интонация, которую никакими вербальными способами не передать, эта удивительная многозначность, которая у нас есть и которой нет в других языках. Почти каждое из совершенных стихотворений Пушкина (а у него практически все совершенные) — непереводимо. Поэтому Пушкина в нерусскоязычном культурном мире уважают, испытывают к нему пиетет, потому что он считается у русских главой литературы, давшей нам Толстого, Достоевского и Чехова. И всё. Они его не слышат и не могут услышать — для этого его надо перевести, а перевести абсолютно невозможно. А те, кто русский знает, кто знает Россию и любит Россию — а я знал таких иностранцев, — они что-то понимают в нём. И надо знать Россию, любить, для того чтобы понять, что такое Пушкин.

«Нет истины, где нет любви», как сказал Пушкин.

Интервью взяла Ольга Наумова

Рассказать о статье друзьям:

Работа СибРО ведётся на благотворительные пожертвования. Пожалуйста, поддержите нас любым вкладом: