Мысли на каждый день

Будущее человечества, будущее Космоса – есть ли что-либо более священное?!

Община, 199

"Мочь помочь - счастье"
Журнал ВОСХОД
Сайты СибРО

Учение Живой Этики

Сибирское Рериховское Общество

Музей Рериха Новосибирск

Музей Рериха Верх-Уймон

Сайт Б.Н.Абрамова

Сайт Н.Д.Спириной

ИЦ Россазия "Восход"

Книжный магазин

Город мастеров

Наследие Алтая
Подписаться

Музей

Трансляции

Книги

«Я не исчез в бездонной мгле...». К 190-летию восстания декабристов

Автор: Подготовлено редакцией  



Теги статьи:  статьи о поэзии, о рериховской поэзии, стихи, декабристы

Лучшие люди приобщались к путям Востока и готовили путь лучший.
И не случайно пришли в Сибирь декабристы.
Из Записей Е.И. Рерих

 


Кондратий Фёдорович Рылеев


Евгений Петрович Оболенский


Вильгельм Карлович Кюхельбекер


Василий Тимм. Восстание декабристов 14 декабря 1825 года. 1853


Гавриил Степанович Батеньков

Путь служения декабристов Отчизне начался задолго до восстания и длился после него ещё многие годы каторги и ссылки. 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь вышли блестящие военные, талантливые литераторы, потомки славных древних родов. Они имели всё: богатство, славу, карьеру — и сознательно отказались от всего этого ради свободы России. Всё, чем жили декабристы, что любили, о чём мечтали и во что верили, нашло отражение в их поэзии.

Александр Бестужев-Марлинский писал:

...Я не исчез в бездонной мгле,
Но, сединой веков юнея,
Раскинусь благом по земле,
Воспламеняя и светлея!

И, прокатясь ключом с горы,
Под сенью славы безымянной,
Столь отдалённой и желанной,
Достигну радостной поры,

Когда, познав закон природы,
Заветный плод во мгле времян
Людьми посеянных семян
Пожнут счастливые народы!

Когда на землю снидут вновь
Покой и братская любовь,
И свяжет радуга завета
В один народ весь смертный род,
И вера все пределы света
Волной живительной сольёт,
Как море благости и света!..

Такие мысли звучат во всём, что написано декабристами: в стихах, воспоминаниях, письмах... Они знали, что их ждёт, понимали, что шансов на успех мало, но шли на это сознательно. И твёрдо верили, что, даже несмотря на поражение восстания, совершённое ими не напрасно.

Это было содружество лучших людей, самых благородных, образованных, талантливых и мужественных. Они взяли на себя миссию — пробудить Россию, задыхавшуюся в тисках самодержавия и крепостничества. И весь этот цвет российского общества затем был брошен в Сибирь. Следствием стало со­здание школ, библиотек, картинных галерей, театров, развитие медицины, сельского хозяйства и многое другое, что укладывается в понятия культуры, высоких нравственных идеалов. Всё это было привнесено декабристами в Сибирь. Но это было потом.

Свою главную задачу — пробудить Россию — они с честью выполнили. Поэтому ни у кого из декабристов ни в одной строке мы не услышим ни разочарования, ни отчаяния, ни сомнения.

К.Ф. Рылеев говорил Н.А. Бестужеву: «Судьба наша решена! Я уверен, что погибнем, но пример останется. Принесём собою жертву для будущей свободы отечества!» В его исторической поэме «Наливайко» есть такие строки:

...Известно мне: погибель ждёт
Того, кто первый восстаёт
На утеснителей народа, —
Судьба меня уж обрекла.
Но где, скажи, когда была
Без жертв искуплена свобода?

Жизнь Кондратия Рылеева была короткой, но яркой и последовательной в его стремлении служить общественному благу. В 19 лет, окончив кадетский корпус, он отправляется в армию, участвует в войне против Наполеона. В 1818 году выходит в отставку и становится активным членом Северного тайного общества. Нужно сказать, что за десять лет существования тайных обществ ими были разработаны проекты конституции и программа государственного переустройства. На собраниях, где велась серьёзная работа и происходили оживлённые споры, часто звучали и стихи.

Кондратий Рылеев

Я ль буду в роковое время
Позорить гражданина сан
И подражать тебе, изнеженное племя
Переродившихся славян?
Нет, неспособен я в объятьях сладострастья,
В постыдной праздности влачить свой век младой
И изнывать кипящею душой
Под тяжким игом самовластья...

В русскую литературу, в формирование гражданской позиции поэзии Кондратий Рылеев внёс значительный вклад. Более всего он был известен своими «Думами» — историческими картинами в стихах: «Державин», «Пётр Великий в Острогожске», «Иван Сусанин», «Борис Годунов», «Смерть Ермака», «Димитрий Донской», «Мстислав Удалый» и другие.

Из думы «Димитрий Донской»:

Доколь нам, други, пред тираном
Склонять покорную главу
И заодно с презренным ханом
Позорить сильную Москву?
Не нам, не нам страшиться битвы
С толпами грозными врагов:
За нас и Сергия молитвы,
И прах замученных отцов!..

На свою литературную деятельность К.Ф. Рылеев смотрел прежде всего как на гражданское служение. В стихотворном предисловии к поэме «Войнаровский», адресованном Бестужеву, он предельно чётко выразил свою позицию поэта-гражданина:

Прими ж плоды трудов моих,
Плоды беспечного досуга;
Я знаю, друг, ты примешь их
Со всей заботливостью друга.
Как Аполлонов строгий сын,
Ты не увидишь в них искусства:
Зато найдёшь живые чувства;
Я не Поэт, а Гражданин.

А.В. Никитенко, благодаря К.Ф. Рылееву получивший вольную и ставший впоследствии профессором Петербургского университета, вспоминал: «Я не знавал другого человека, который обладал бы такой притягательной силой, как Рылеев... В минуты сильного волнения или поэтического возбуждения глаза его горели и точно искрились: столько было в них сосредоточенной силы и огня... Я испытал на себе чарующее действие его гуманности и доброты».

Как организатор и активный участник восстания 14 декабря 1825 года, Кондратий Рылеев вошёл в число пяти декабристов, приговорённых к казни. Документы свидетельствуют, что, находясь под арестом и давая показания, Рылеев брал всю ответственность на себя, оправдывая товарищей и возлагая надежды на милость к ним императора. Другое дело, что товарищи не захотели воспользоваться этой милостью, — даже те, к кому она была проявлена, отказались от неё. Они были верны своим идеалам и дерзко заявляли об этом в лицо царю и следственной комиссии. Многие имели возможность спастись бегством за границу, но отказались покинуть товарищей.

Декабристы содержались в Петропавловской, Шлиссельбургской и других крепостях. Самым страшным местом был Алексеевский равелин и расположенный на его территории «секретный дом»: тюрьма в тюрьме. Там царило полное безмолвие, тюремщикам было запрещено разговаривать с заключёнными. Живыми мертвецами чувствовали себя здесь не только заключённые, но даже сами тюремщики.

В одной из камер содержался Е.П. Оболенский, 14 декабря командовавший восставшими войсками. Во внутреннем дворике «секретного дома» росло несколько клёнов. Однажды в камеру Оболенского вошёл тюремщик и молча положил два зелёных кленовых листочка. Узник бросился к ним и прочёл:

...Мне тошно здесь, как на чужбине.
Когда я сброшу жизнь мою?
Кто даст крыле мне голубине,
Да полечу и почию.
Весь мир как смрадная могила!
Душа из тела рвётся вон.
Творец! Ты мне прибежище и сила,
Вонми мой вопль, услышь мой стон:
Приникни на моё моленье,
Вонми смирению души,
Пошли друзьям моим спасенье,
А мне даруй грехов прощенье
И дух от тела разреши...

Оболенский узнал почерк Рылеева. Бумага и чернила давались заключённым только тогда, когда они хотели писать царю. Но Оболенскому удалось пронести с собой иглу и клочок серой обёрточной бумаги. В течение двух дней он накалывал на нём ответ. Тот же тюремщик безмолвно отнёс его Рылееву. Через два дня Оболенский получил ответ:

...О милый друг, как внятен голос твой,
Как утешителен и сердцу сладок:
Он возвратил душе моей покой
И мысли смутные привёл в порядок.
Ты прав: Христос спаситель нам один,
И мир, и истина, и благо наше;
Блажен, в ком дух над плотью властелин,
Кто твёрдо шествует к Христовой чаше...

Один из декабристов, переведённый в другую камеру, нашёл там оловянную тарелку, на оборотной стороне которой прочитал стихи Рылеева:

Тюрьма мне в честь, не в укоризну,
За дело правое я в ней,
И мне ль стыдиться сих цепей,
Коли ношу их за Отчизну!

До конца жизни декабристы каждый год отмечали 13 июля, день казни своих товарищей, а день восстания — 14 декабря — проводили торжественно, как самый большой праздник. К этим датам писались стихи. Так, к пятой годовщине восстания М.А. Бестужев, отбывавший наказание в Нерчинских рудниках, написал песню, посвящённую восстанию Черниговского полка (29 декабря 1825 г. — 3 января 1826 г.) и его предводителю — Сергею Муравьёву-Апостолу:

Что ни ветр шумит во сыром бору,
Муравьёв идёт на кровавый пир...
С ним черниговцы идут грудью стать,
Сложить голову за Россию-мать...

А вот строки из стихотворения А.И. Одоевского, написанные в Петровском заводе к 13 июля 1831 года:

...Едва дошёл с далёких берегов
Небесный звук спадающих оков
И вздрогнули в сердцах живые струны, —
Все чувства вдруг в созвучие слились...
Нет, струны в них ещё не порвались!
     Ещё, друзья, мы сердцем юны! (...)
Нет! В нас ещё не гаснут их мечты.
У нас в сердца их врезаны черты,
Как имена в надгробный камень.
Лишь вспыхнет огнь во глубине сердец,
Пять жертв встают пред нами; как венец,
     Вкруг выи вьётся синий пламень...

Одним из членов Северного тайного общества был В.К. Кюхельбекер, лицейский друг А.С. Пушкина. Он был приговорён к смертной казни, заменённой длительным заключением и каторгой. В последний раз Пушкин и Кюхельбекер встретились 15 октября 1827 года на одной из станций, когда Пушкин возвращался из Михайловского в Петербург, а Кюхельбекера, как государственного преступника, везли в крепость Динабург. Пушкин так описал эту встречу в дневнике: «Один из арестантов стоял, опершись у колонны. К нему подошёл высокий, бледный и худой молодой человек с чёрною бородою, в фризовой шинели... Увидев меня, он с живостию на меня взглянул. Я невольно обратился к нему. Мы пристально смотрим друг на друга — и я узнаю Кюхельбекера. Мы кинулись друг другу в объятия. Жандармы нас растащили. Фельдъегерь взял меня за руку с угрозами и ругательством — я его не слышал. Кюхельбекеру сделалось дурно. Жандармы дали ему воды, посадили в тележку и ускакали. Я поехал в свою сторону. На следующей станции узнал я, что их везут из Шлиссельбурга, — но куда же?»

Десять лет Кюхельбекер провёл в одиночной камере, после чего был сослан в Сибирь на поселение. Ещё в лицейские годы начав писать стихи, в заключении и ссылке он продолжал заниматься творчеством. Пушкину удалось напечатать некоторые из его произведений под псевдонимом, но после смерти своего великого друга Кюхельбекер потерял и эту возможность. В поэме «Тень Рылеева», написанной в Шлиссельбургской крепости, поэт рассказывает о явившемся ему видении погибшего друга:

В ужасных тех стенах...
Во тьме, на узничьем одре, лежал
Певец, поклонник пламенной свободы.
Отторжен, отлучён от всей природы,
Он в вольных думах счастия искал. (...)
Тогда (то не был сон) во мрак темницы
Небесное видение сошло —
Раздался звук торжественной цевницы;
Испуганный певец подъял чело
      И зрит: на облаках несомый,
Явился образ, узнику знакомый.
«Несу товарищу привет
Из области, где нет тиранов,
Где вечен мир, где вечен свет,
Где нет ни бури, ни туманов.
Блажен и славен мой удел:
Свободу русскому народу
Могучим гласом я воспел,
Воспел и умер за свободу!
Счастливец, я запечатлел
Любовь к земле родимой кровью...
И ты, я знаю, пламенел
К отчизне чистою любовью.
Грядущее твоим очам
Разоблачу я в утешенье —
Поверь, не жертвовал ты снам:
Надеждам будет исполненье!»
Он рек — и бестелесною рукой
Раздвинул стены, растворил затворы, —
Воздвиг певец восторженные взоры —
И видит: на Руси святой
Свобода, счастье и покой!

В первую годовщину казни декабристов, 13 июля 1827 года, Пушкин создаёт стихотворение «Арион». Политическое содержание его Пушкин слегка прикрывает именем древнегреческого поэта и музыканта Ариона, согласно мифу, спасённого дельфином:

Нас было много на челне;
Иные парус напрягали,
Другие дружно упирали
В глубь мощны вёслы. В тишине
На руль склонясь, наш кормщик умный
В молчанье правил грузный чёлн;
А я — беспечной веры полн, —
Пловцам я пел... Вдруг лоно волн
Измял с налёту вихорь шумный...
Погиб и кормщик и пловец! —
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою.

В день восстания Пушкин был в ссылке. Спустя полгода после расправы над декабристами царь вызвал поэта и задал ему ряд вопросов. Пушкин не боялся царя. Он отвечал, что любил многих из декабристов и продолжает питать к ним те же чувства, что если бы он был в Петербурге в день восстания, то непременно принял бы в нём участие. Стихи поэта можно было найти в следственном деле почти каждого декабриста, если же у кого-то их не было — значит, стихи успели сжечь. Декабристы берегли Пушкина и, хотя он часто бывал участником их тайных бесед, сам факт существования Обществ от него скрывали.

Воспоминание о казни пяти декабристов не оставляло Пушкина всю жизнь. Когда он писал «Полтаву», на рукописи поэмы нарисовал виселицу с пятью повешенными и написал: «И я бы мог, как...» Эту поэму он посвятил М.Н. Волконской, ей же посвящено стихотворение «Я вас любил...» и многие другие его строки.

Упоминания о декабристах встречаются и в романе «Евгений Онегин». Прообразом Татьяны Лариной стала другая декабристка — Н.Д. Фонвизина, жена генерал-майора М.А. Фонвизина.

В последний вечер перед отъездом М.Н. Волконской в Сибирь Пушкин сказал ей: «Вы, пожалуй, не поверите мне, если я скажу, что завидую вам, княгиня. Впереди вас ждёт жизнь, полная лишений, но и полная самопожертвования, подвига. Вы будете жить среди лучших людей нашего времени, тогда как мы...» Он хотел передать с ней своё «Послание к узникам», но Волконская уехала в ту же ночь, и он передал его позже с А.Г. Муравьёвой:

Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадёт ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
Несчастью верная сестра,
Надежда в мрачном подземелье
Разбудит бодрость и веселье,
Придёт желанная пора:
Любовь и дружество до вас
Дойдут сквозь мрачные затворы,
Как в ваши каторжные норы
Доходит мой свободный глас.
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут — и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.

Послание глубоко тронуло декабристов. А.И. Одоевский сразу же написал свой ответ Пушкину:

Струн вещих пламенные звуки
До слуха нашего дошли.
К мечам рванулись наши руки,
И — лишь оковы обрели.
Но будь покоен, бард: цепями,
Своей судьбой гордимся мы,
И за затворами тюрьмы
В душе смеёмся над царями.
Наш скорбный труд не пропадёт:
Из искры возгорится пламя,
И просвещённый наш народ
Сберётся под святое знамя.
Мечи скуём мы из цепей
И пламя вновь зажжём свободы!
Она нагрянет на царей —
И радостно вздохнут народы!

А.И. Одоевского называют поэтом декабристской каторги. Большая часть его стихотворений была написана после ареста. Их заучивали наизусть, переписывали и перекладывали на музыку. Они распространялись среди молодёжи, проникали за границу. Стихи он писал и до восстания, но, по собственному признанию, был неудовлетворён ими. И только в Петропавловской крепости осознал своё назначение поэта-гражданина, продолжателя поэтического дела Рылеева. Узнав о казни вождей восстания, он пишет «Сон поэта»:

Таится звук в безмолвной лире,
Как искра в тёмных облаках,
И песнь, незнаемую в мире,
Я вылью в огненных словах.
В темнице есть певец народный;
Но — не поёт для суеты:
Срывает он душой свободной
Небес бессмертные цветы;
Но, похвалой не обольщенный,
Не ищет раннего венца...
Почтите сон его священный,
Как пред борьбою сон борца.

Царь рассчитывал похоронить в Сибири и самих декабристов, и даже память о них. Они были лишены всех прав, включая право переписки, тем самым лишаясь связи с Россией. Их жёны соединили декабристов с родиной и внешним миром. Они окружили заботой не только своих мужей, но и всех их товарищей, стали для них настоящими ангелами-хранителями, а сами узники сплотились в единое братство. Переписка, которую женщины вели за декабристов, всколыхнула всю Россию, благодаря этому их подвиг не был забыт и похоронен.

Встречи с мужьями разрешались только два раза в неделю и в присутствии офицера. Поэтому женщины каждый день приходили к частоколу, окружавшему тюрьму, и беседовали по очереди с заключёнными. Эти вечерние часы у частокола Одоевский запечатлел в своём стихотворении, посвящённом М.Н. Волконской:

Был край, слезам и скорби посвященный,
Восточный край, где розовых зарей
Луч радостный, на небе том рожденный,
Не услаждал страдальческих очей;
Где душен был и воздух вечно ясный,
И узникам кров светлый докучал,
И весь обзор, обширный и прекрасный,
Мучительно на волю вызывал.
Вдруг ангелы с лазури низлетели
С отрадою к страдальцам той страны,
Но прежде свой небесный дух одели
В прозрачные земные пелены.
И вестники благие провиденья
Явилися, как дочери земли,
И узникам, с улыбкой утешенья,
Любовь и мир душевный принесли.
И каждый день садились у ограды,
И сквозь неё небесные уста
По капле им точили мёд отрады...
С тех пор лились в темнице дни, лета;
В затворниках печали все уснули,
И лишь они страшились одного,
Чтоб ангелы на небо не вспорхнули,
Не сбросили покрова своего.

Декабристы самозабвенно любили Россию, гордились русскими победами, достижениями и открытиями и были готовы служить Родине до последнего вздоха.

Гавриил Батеньков

Каким огромным великаном
Я зрю тебя, Россия-мать!
Полмира облегла ты станом,    
И не перестаёт сиять
В твоих уделах дня светило,    
И море синее повило
Фатой волнистою тебя.
Ты опоясалась хребтами,
И снегов вечных сединами
Покрыла, древняя, себя.
Венец из северных сияний
Почиет на челе твоём;
Как очи, полные познаний,
Так сопки блещут их огнём.
Как жил для боя напряженья —
Великих рек в тебе теченье:
В громах лишь слышен голос твой.
Кристаллов соли напиталась,
Металлов квасом напаялась —
Полкругом видима луной...
«Я русский: гордо бьётся грудь
При имени России».

Жесточайшая судьба постигла декабриста Г.С. Батенькова, сибиряка, участника войны 1812 года. Приговорённый к 10 годам каторжных работ, он по невыясненным причинам провёл 20 лет в одиночной камере Алексеевского равелина. Это был человек могучей воли, его отличали выдающийся интеллект, широкий кругозор, государственное мышление. Гавриил Степанович был глубоко религиозен, на его мировоззрение повлияли труды Бёме и Сведенборга. В тюрьме его единственной книгой была Библия. Княгиня M.С. Волконская в своих «Записках» свидетельствовала, что по выходе из заключения Батеньков почти разучился говорить, но «при всём этом он сохранил своё спокойствие, светлое настроение и неисчерпаемую доброту; прибавьте сюда силу воли — и вы поймёте цену этого замечательного человека».

Пройдя тяжкий путь каторги и ссылки, декабристы остались верны тем идеалам, которые привели их 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь. Через 30 лет после восстания С.Г. Волконский писал: «Мои убеждения привели меня в Верховный уголовный суд, на каторгу, к изгнанию, и тем не менее ни от одного слова и сейчас не откажусь».

Н.И. Лорер писал в своих «Воспоминаниях», что, если бы ему дано было теперь, через сорок лет после вступления в Тайное общество, не совершить этот шаг и тем самым изменить всю свою судьбу, он ни за что бы на это не согласился.

М.С. Лунин, уже выйдя на поселение после каторги, был арестован за распространение революционных настроений и заключён в Акатуйскую тюрьму. Герцен писал о нём: «Лунин — один из тончайших умов... Гордой, непреклонной, подавляющей отваги». Сам Лунин из крепости писал: «Я погружён во мрак, лишён воздуха, пространства и пищи, окружён разбойниками, убийцами и фальшивомонетчиками. Моё единственное развлечение заключается в присутствии при наказании кнутом во дворе тюрьмы. Перед лицом этого драматического действия, рассчитанного на то, чтобы сократить мои дни, здоровье моё находится в поразительном состоянии, и силы мои далеко не убывают, а, наоборот, кажется, увеличиваются... Всё это совершенно убедило меня в том, что можно быть счастливым во всех жизненных положениях...»

Конечно, в стихах декабристов встречаются и горестные строки, но сожаление и раскаяние — никогда.

 

Александр Барятинский

...Прижавшись к решётке холодной,
Я слышу, смятения полный,
Как мчатся легко и свободно
Вперёд невозвратные волны.
Вот так и судьба моя дивно
Уносится в вечность покоя.
Но жизни моей непрерывно
Стремление грозовое.
Смотрю из темницы я душной,
Прижавшись к решётке железной,
Как волны реки равнодушной
Уносятся в хладную бездну. (...)
О волны! К чему укоризны?
Зачем я пою о страданье?
К ногам угнетённой Отчизны
Моё отнесите дыханье...

Не все декабристы вынесли сибирскую каторгу и ссылку. Но вернувшиеся сохранили ясность сердца и души и всегда тепло и благодарно вспоминали свою крепко спаянную, дружную семью.

Л.Н. Толстой писал в 1901 году: «Довелось мне видеть возвращённых из Сибири декабристов, и знал я их товарищей и сверстников, которые изменили им и остались в России и пользовались всяческими почестями и богатством. Декабристы, прожившие на каторге и в изгнании духовной жизнью, вернулись после 30 лет бодрые, умные, радостные, а оставшиеся в России и проведшие жизнь в службе, обедах, картах были жалкие развалины, ни на что никому не нужные, которым нечем хорошим было и помянуть свою жизнь; казалось, как несчастны были приговорённые и сосланные и как счастливы спасшиеся, а прошло 30 лет, и ясно стало, что счастье было не в Сибири и не в Петербурге, а в духе людей и что каторга и ссылка, неволя было счастье, а генеральство и богатство и свобода были великие бедствия».

Фёдор Глинка

Я видел их

Я видел их... Они стояли
По высотам окрестных гор;
Я видел их... они сияли,
И молнии метал их взор!..
Я видел их (слепец несмелый),
Из тёмной кельи, под горой,
Я видел — стяг развился белый
И двинулся лазурный строй.
И мне, казалось, прогремело:
«Препояшись надеждой смело
В земных потёмках, человек!
Уж скоро обновится век:
Уже земли решилось дело.
И в высшем читано суде:
Беда пойдёт вослед беде...
Но бури бедствий тех суровы
Сорвут с вас старые оковы:
Зерно добудет молотьба,
И стихнет древних сил борьба:
И тем, которые готовы,
Готова новая судьба!..»

По материалам «поэтической гостиной».
Музей Н.К. Рериха, 26 декабря 2015 г.

Литература

 

Бестужев-Марлинский А.А. Полное собрание стихотворений. Л., 1961.

Библиотека всемирной литературы. Серия вторая. Русская поэзия XIX века. Т. 1. М., 1974.

Декабристы и Сибирь. М., 1988.

Одоевский А.И. Полное собрание стихотворений. Л., 1958.

Поэты-декабристы: Стихотворения. М.: 1986 (Биб­лиотека «Русская муза»).

Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 3. Л., 1977.

Русские поэты. Антология русской поэзии: В 6 т. Т. 2. М., 1991.

Рылеев К.Ф. Полное собрание стихотворений. Л., 1971.

Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 22 т. Т. 20. М., 1984.

Рассказать о статье друзьям:
ВКонтакт Google Plus Одноклассники Twitter Livejournal Liveinternet Mail.Ru
Работа СибРО ведётся на благотворительные пожертвования. Пожалуйста, поддержите нас любым вкладом:

Назад в раздел : Рериховская поэзия