Журнал: № 9 (209), Сентябрь, 2011

Елена Петровна Блаватская принесла миру идеи теософии. Именно она была выбрана для титанической работы — дать сдвиг сознанию человечества. Махатмы писали: «...Е.П.Б... обладала совершенно чудесными и исключительными дарованиями. ...Не было никого из живущих, кто мог бы сравниться с ней по степени пригодности для этой работы»¹.

Махатма К.Х. писал о Елене Петровне: «Вы нико­гда не узнаете её такой, какой знали её мы, и потому вы никогда не сможете судить о ней справедливо и беспристрастно. Вы наблюдаете лишь поверхность вещей... (...) Мы... находим в её внутреннем "Я" мудрость более глубокую, чем вы сами когда-либо сможете воспринять...»²

Постараемся коснуться Облика Е.П. Блаватской и приблизиться к её великому духу. Увидим Елену Петровну глазами тех людей, которые её окружали.

Характерно, что люди, видевшие Блаватскую в первый раз, всегда представляли её себе совсем другой. Александр Уилдер вспоминает: «Ни манерами, ни фигурой она не оказалась похожей на то, что я ожидал увидеть»³. Эстер Виндаст пишет: «Я видела множество людей во множестве стран — звёзд на своём собственном небосклоне, людей искусства, театра, политики, литературы и т.п., — но такого никогда! Эта маленькая простая женщина, сидевшая в большом кресле, с накинутой на плечи шалью, выглядела более маленькой, чем на самом деле, из-за своего полного тела... Но в то мгновение я видела только её лицо с такими ясными синими глазами и её руки, лежавшие на коленях. Я тогда училась живописи и ещё ни разу не встречала таких прекрасных рук. Но даже это было не столь важно. Я была поражена силой и бескорыстной любовью, окружавшей её и излучаемой ею»⁴.

Вот как описывает свою первую встречу с Блаватской Уолтер Олд: «Самые большие и яркие глаза из всех, какие я только видел, широко открылись мне навстречу, когда она взяла мою руку и поприветствовала меня. Всё то замешательство, которое я ожидал ощутить при встрече, куда-то испарилось, как только она произнесла первые слова. Я сразу же почувствовал себя как дома, и мне было очень легко общаться с Е.П.Б. (...) ...Я вынес самое приятное впечатление от всего того, что я слышал и видел на протяжении короткого визита в дом теософов, а глубоко запечатлевшееся воспоминание о самой Е.П.Б. прежде всего связано с несравнимой мягкостью в общении, с её бесстрашной открытостью, её неизменной энергичностью, и более всего — с энтузиазмом, с каким она говорила о той работе, которая предстояла Теософскому обществу»⁵.

Два качества Елены Петровны особенно поражали людей: сердечность и прямота. Уильям Браун отмечает, что «мало кто был более сердечным человеком, чем она...»⁶. Франц Хартман утверждает, что «с неё вполне можно было бы писать портрет какого-нибудь святого, а её добродушная и сердечная манера обращения сразу же завоевала моё расположение»⁷. И ес­ли люди Запада чувствовали исходящую от Блаватской любовь, то на Востоке она производила особенное впечатление. Анагарика Дхармапала, приветствовавший теософов на Цейлоне (а ему было тогда 16 лет), вспоминает: «В тот момент, когда я коснулся их [Олькотта и Блаватской] рук, моё сердце переполнилось радостью. Стремление к всемирному братству, к полной самоотдаче ради человечества затронуло струны в моей душе»⁸.

Прямота характера Блаватской одних восхищала, других делала врагами. Свои мнения она высказывала прямо и решительно, но без всякого навязывания. Герберт Берроуз вспоминает: «Её враги часто говорили о том, что она груба и невоспитанна. Мы, те, которые знали её, знали о том, что никогда ещё не жил на Земле человек, который столь нетерпимо, в самом реальном смысле этого слова, относился бы ко всем общепринятым условностям. Её абсолютное безразличие ко всем внешним формальностям представляло собой истинное безразличие, основанное на её внутреннем духовном знании истин Вселенной. Находясь рядом с ней в те моменты, когда приходили незнакомые люди — а они прибывали со всех уголков планеты, — я часто с несравнимым удовольствием наблюдал за тем удивлением, какое вызывал у них человек, который всегда говорит то, что думает. Если это был принц, то она, вероятно, шокировала бы его,
а если это был бедный человек, то он всегда получил бы от неё самый последний её шиллинг и самое доброе слово...»⁹

Слова Берроуза подтверждает Арчибальд Кейтли: «Одно ненавидела госпожа Блаватская — ханжество, притворство и лицемерие. В отношении к этому она была безжалостна; но в отношении искренних усилий, даже если те приводили к ошибкам, — она не жалела сил, чтобы приободрить и помочь советом. Во всех своих делах она была искренна... (...) Я никогда не слышал, чтобы она говорила о чём-то, что не было бы истиной...»¹⁰

Елена Петровна происходила из знатного рода и была хорошо воспитана. Графиня Елена Раковицкая очень точно характеризует поведение Блаватской в отношении «высшего общества» Европы: «В беседе она излучала такое обаяние, что никто не мог ему противостоять, корень которого крылся, вероятно, по большей части в её непосредственной и живой способности оценивать всё великое и высокое и в её неизменно горячем энтузиазме, который сочетался с оригинальным, иногда весьма язвительным юмором; а то, как она выражала себя, частенько приводило в самое комическое отчаяние её друзей-англосаксов, которые, как известно всему свету, преувеличенно разборчивы при выборе слов для самовыражения.

Её пренебрежение, более того, бунт против всевозможных формальностей и установок общества заставлял её иногда нарочно вести себя с нехарактерной для неё грубостью; и она ненавидела и вела открытую войну со слащавой ложью со всей храбростью и самопожертвованием истинного Дон-Кихота. Однако если к ней приходил сирый и убогий, голодный и нуждающийся, то он мог быть уверен в том, что найдёт здесь такое тёплое сердце и такие щедрые и открытые руки, каких не найдёшь ни у какого другого "культурного" человека, каким бы "воспитанным" он ни был...»¹¹

Знавшие Блаватскую люди утверждали, что она представляла собою смесь самых разнообразных качеств и имела набор самых различных портретов. Но абсолютно бесспорны её преданность делу теософии и отсутствие корыстных интересов.

Приведём выдержку из воспоминаний Реджинальда У. Мачелла. «Я видел, что она очень страдает от той клеветы, которая распространялась относительно её прошлой жизни, но при этом чувствовал, что никакое количество наветов не способно заставить её отказаться от того дела, которым она занималась и которое ей приходилось продолжать, несмотря на её плохое здоровье, хотя оно, казалось бы, должно было бы сделать невозможным для неё выполнение вообще какой бы то ни было работы.

Было очевидно, что её самоотверженная преданность делу теософии не принесёт ей ничего, кроме проклятий и обвинений в её адрес с одной стороны и с другой — весьма сомнительной поддержки тех, кто нацелился на получение чего-либо из того огромного запаса знаний, которым она, очевидно, обладала. В то время как небольшая группа её последователей честно старалась вести жизнь, следуя своему учителю, большинство из тех, кто называл себя её последователями, на самом деле стремились к этому знанию скорее ради собственного удовлетворения, чем из желания послужить человечеству.

Вопреки постоянной неспособности тех, кто объявлял себя её последователями, понять её и небрежным и неправильным истолкованиям её слов и поступков врагами, она никогда не теряла веру в это дело, она не колебалась в своей абсолютной преданности той задаче, за которую взялась. Страдая, как мученица, и душевно, и физически, она трудилась неустанно, и в её работах не найдёшь признаков её тяжёлого физического состояния...»¹²

Несгибаемая воля и преданность делу поднимали Блаватскую к письменному столу и давали ей силы, чтобы работать над «Тайной Доктриной», издавать журналы, писать статьи и огромное количество писем, принимать посетителей.

Не имея своего дома, родственных уз, сильных привязанностей, она казалась в мире совершенно одинокой. Мир незаслуженно оклеветал её, более чем кого-либо другого в те времена. Она стала объектом для подозрений со стороны не только отдельных людей, но и правительств. И только связь с Учителем и преданность Ему давали ей силы жить и трудиться на Общее Благо.

Чарльз Джонстон пишет: «И если мне хоть когда-нибудь в жизни доводилось видеть выражение подлинного благоговения и почитания на человеческом лице, то это случилось именно тогда, когда она говорила о своём Учителе»¹³.

Констанция Вахтмейстер приводит слова Елены Петровны: «Я никогда не противоречу ни единому слову Учителя...» И далее графиня описывает следующую ситуацию: «Однажды... войдя в кабинет Е.П.Б., я обнаружила, что весь пол забросан листами забракованной рукописи. Я поинтересовалась причиной этого беспорядка, и она ответила: "Да я уже 12 раз пыталась написать эту одну страницу правильно, но каждый раз Учитель говорил, что это неверно. Думаю, я сойду с ума от такого количества вариантов, однако оставьте меня в покое, я не могу прерваться, пока не решу эту задачу, даже если мне придётся работать всю ночь напролёт"»¹⁴.

Е.П. Блаватская презирала неоправданное восхваление её собственной личности. Она никогда не была уверена в достоинствах своих литературных трудов. Альфред Синнетт утверждал, что Блаватская определённо не обладала ни одним из внешних атрибутов, какие можно было бы ожидать у духовного пастыря. Поэтому большинство последователей не разглядели в ней Посланника Учителей Света.

И как любили её те немногие, которым её облик раскрылся в полном своём величии! Герберт Берроуз так описывает открытие Блаватской как своего Учителя: «За первым визитом последовал второй, и после нескольких посещений я прозрел. Я уловил отблески возвышенной морали, самоотверженного порыва, гармоничной философии жизни, ясной и определённой науки о человеке и его отношении к духовной вселенной. Именно эти вещи меня привлекли, а не феномены, ибо я не был свидетелем ни одного. Впервые в истории своего разума я отыскал учителя, который мог собрать отдельные нити моих мыслей и удовлетворительным образом соткать их в единое полотно, причём безупречное мастерство, обширные знания, любовь и терпеливость этого учителя возрастали от часа к часу. Я очень быстро понял, что так называемая шарлатанка... на самом деле имела благородную душу, что каждый её день был посвящён бескорыстному труду, вся её жизнь была чистой и простой, как жизнь ребёнка, и что она никогда не считалась с тем, сколько боли и тяжёлого труда необходимо потратить на то, чтобы добиться успеха в том великом деле, на алтарь которого она отдавала всю свою энергию. Открытая, как день, она была воплощением самой доброты; молчаливая, как смерть, если это требовалось, — она становилась воплощением строгости при малейшем признаке неверности той работе, на которую она положила всю свою жизнь. Благодарная, безмерно благодарная в ответ на любое преданное внимание, самоотверженная, безмерно самоотверженная во всём, что касалось её самой, она привлекла нас к себе не только как мудрый учитель, но и как любящий друг»¹⁵.

Елена Петровна Блаватская является истинным теософом, ибо настоящая теософия состоит в Великом Отречении от себя, безоговорочном и абсолютном, как в мыслях, так и в действиях. Она пронесла любовь к человечеству в своём сердце.

Елена Петровна писала о себе: «Когда я умру и меня уже не будет, люди, возможно, воздадут должное моим бескорыстным стремлениям. Я дала клятву помогать людям на пути к Истине, пока я живу, — и я сдержу свою клятву. Пусть они поносят меня и оскорбляют меня. (...) Придёт тот день, когда будущие поколения научатся лучше понимать меня»¹⁶.

---

* Доклад на Торжественном собрании, посвящённом 180-летию со дня рождения Е.П. Блаватской. 28 августа 2011 г.

Фото: Е.П. БЛАВАТСКАЯ. Нью-Йорк, 1875 – 1876

---

¹ Оккультный мир Е.П. Блаватской. М.: Сфера, 1996. С. 466.

² Там же. С. 470.

³ Там же. С. 119.

⁴ Там же. С. 439.

⁵ Там же. С. 380 – 381.

⁶ Там же. С. 243.

⁷ Там же. С. 253.

⁸ Там же. С. 174.

⁹ Там же. С. 424 – 425.

¹⁰ Там же. С. 372.

¹¹ Там же. С. 137.

¹² Там же. С. 386.

¹³ Там же. С. 369.

¹⁴ Там же. С. 333.

¹⁵ Там же. С. 423 – 424.

¹⁶ Там же. С. 465.

Рассказать о статье друзьям:

Работа СибРО ведётся на благотворительные пожертвования. Пожалуйста, поддержите нас любым вкладом: