15 августа в Новосибирске, в Музее Н.К. Рериха, состоялась встреча, посвящённая выдающемуся учёному-востоковеду Ю.Н. Рериху. Он «был подготовлен в научном плане как филолог, историк, археолог, искусствовед, литературовед, фольклорист». «…Это был такой блестящий учёный, который совершенно спокойно поднимал неподъёмные глыбы очень трудных основ… Это был бриллиант чистой воды, который не нуждался в оправе», – так говорила о Ю.Н. Рерихе доктор филологических наук В.С. Дылыкова.

Димитрием Кшеновским, сотрудником музея, была подготовлена подборка воспоминаний о Юрии Николаевиче. Приведём некоторые фрагменты воспоминаний сотрудников Рерихов, встречавшихся с учёным в Москве.

***

П.Ф. Беликов:

«Говорить о нём трудно, но вместе с тем и легко. Трудно потому, что он был очень многогранным человеком. Я бы даже сказал – неожиданно многогранным. Круг его интересов распространялся далеко за пределы той научной области, в которой он проявил себя крупным учёным-востоковедом и лингвистом. Неожиданно для себя вы открывали, что ему близки вопросы, ничего общего с лингвистикой или востоковедением не имеющие. И он прекрасно в них ориентируется. С другой стороны, говорить о Юрии Николаевиче легко или даже, скорее, радостно, потому что воспоминания о нём всегда преисполнены тем воодушевлением и радостью, которые он нёс людям; общение с ним, как мне кажется, у любого человека складывалось легко.

…Производила впечатление необыкновенная подвижность Юрия Николаевича, его мгновенная реакция на окружающее – и это при полнейшем отсутствии каких-либо признаков суетливости. (…) Интересен, например, такой факт: когда у Святослава Николаевича спросили, почему он, создавший столько замечательных портретов Николая Константиновича и Елены Ивановны, не написал ни одного портрета Юрия Николаевича, он ответил, что Юрий Николаевич был совершенно не способен позировать – его постоянно отвлекали другие дела, к которым он устремлялся как внешне, так и внутренне, всеми своими помыслами. И потому было сделано лишь несколько эскизов и ни одного законченного портрета.

(…) Он очень много времени уделял научным дисциплинам, непосредственно связанным с его работой, следил за всеми смежными областями, собрал уникальную библиотеку и вообще стремился быть в курсе всего, что предлагала мировая наука в области востокознания. (…) Юрий Николаевич был очень скромный человек и не выставлял своих знаний напоказ. Знания его тонули в той душевной теплоте, в той деликатности, с которой он обращался к людям. Он был одинаково внимателен и участлив ко всем, с кем соприкасался, и для него не имело значения, чем занимается данный человек – близкой ли к его интересам наукой или нет. В человеке он, прежде всего, искал человека и именно к нему обращался; ну, а всё остальное, как то: образовательный ценз, занятия, национальность, мировоззрение, – всё это отодвигалось на второй план.

(…)

Хотя со дня его кончины прошло более двадцати лет, образ его стоит передо мной как живой. Это не удивительно – ведь почти такой же период отделял начало моей переписки с ним от того момента, когда я, приехав в Москву, позвонил Юрию Николаевичу в Институт востоковедения. Там я его не застал, но мне дали его домашний телефон. Набираю номер, трубку поднимает он сам. Назвав свою фамилию, напоминаю, что это я высылал ему когда-то советские издания. Однако напоминание оказалось излишним. Юрий Николаевич отличался завидной памятью. Он сразу назвал меня по имени и отчеству, спросил, где я нахожусь и не могу ли сразу к нему подъехать. Дело было к вечеру. Я взял такси и через полчаса был возле дома на Ленинском проспекте, где он жил.

Юрий Николаевич уже ждал меня. Он открыл дверь на мой звонок, мы поздоровались, и он проводил меня в свой кабинет. (…) Показав на полки с книгами, Юрий Николаевич сказал: “Чувствуйте себя, как среди старых знакомых, – среди книг много тех, которые Вы посылали мне. Они вернулись на свою родину вместе со мной”. Проговорив это, он тепло обнял меня за плечи и усадил на стул. Тут я впервые почувствовал то обаяние, которое исходило от Юрия Николаевича и от всей окружающей его обстановки и которого, конечно, никогда не познаешь даже при самом тщательном изучении документов о человеке. (…)

…Он зажёг верхний свет и стал показывать незнакомые мне картины Николая Константиновича. Особенно сильное впечатление произвело на меня полотно «Гесэрхан». Эта картина, созданная в 1941 году, была подарена Юрию Николаевичу ко дню рождения его отцом. К ней так и просились строки Александра Блока: “И вечный бой! Покой нам только снится…”

Мне сразу открылась близость данного сюжета натуре Юрия Николаевича. Как и Гесэр, он был по складу своего характера воин. Внешний вид кабинетного учёного был лишь доспехом этого воина. Его деликатность была ничем иным, как оружием против царящей в мире грубости. Он не считал, что подобное изживается только подобным. На картине всадник с натянутою тетивой лука, верхом на гордом благородном коне целился очень далеко – куда-то в пылающее красным заревом небо. Это был, скорее, вызов грядущему, нежели преследование какого-либо врага.

Смотреть далеко вперёд и быть готовым вступить в бой за лучшее будущее человечества – таким качеством наделил своего героя Гесэра монгольский народ. Это качество в полной мере было свойственно и Юрию Николаевичу Рериху».

***

Р.Я. Рудзитис:

«Изумляет его удивительная простота, скромность, сердечность и человечность, чувствуется: с ним можно мгновенно близко подружиться… можно чувствовать, как тысячи потоков энергий струится сквозь его академический облик.(…)

У Юрия удивительно широкий размах сознания. С академиками говорит на их научном языке по самым профессиональным вопросам, с нами – начиная с самого сокровенного до практичных вопросов жизни... Обо всём дает заключение духовного синтеза. (…)

Рабочий кабинет Юрия уже изменился. Сотни книг на полках до потолка. Главным образом – восточная литература. Много тибетских текстов, завёрнутых в жёлтую и красную ткань. Справа – статуя Кришны с двумя танцовщицами, известная нам по портрету Е.И. [Рерих]. У дверей, в ящике, упакованная большая статуя Будды, которую Юрий поставит в своей спальне. Размещена на полках, но по большей части на полу, большая коллекция этюдов Н.К. [Рериха. ]Их застеклят и разместят по комнатам.

(…) Юрий чрезвычайно перегружен. К нему приезжает много людей, как к тому, кто знает больше, чем говорит. Так вокруг личности Юрия уже вьются легенды. Когда он читает популярные, объективного содержания доклады об искусстве Н.К., об экспедиции и т. д., все ждут от него чего-то необычного. После доклада все оживляются, задают неожиданные вопросы, не имеющие ничего общего с темой. (…) Разумеется, Юрию очень трудно в условиях, когда он не имеет права упоминать нечто большее, чем ряд фактов, когда надо говорить по сознанию, но все ждут от него именно чего-то большего. К Юрию приходят и на дом, спрашивают даже о смысле жизни и т. д.

Рассказал, что недавно состоялась свадьба дочери цейлонского посла. Было приглашено около 500 человек, в том числе все послы восточных стран. Церемонию бракосочетания – буддийскую – вёл Юрий. Согласно традиции, это выполняет ближайший друг семьи. Священники, буддийские ламы, которые специально для этого случая были приглашены из Бурятии, сидели, читали молитвы, благословили молодожёнов. Были представители и от правительства – Зорин, заместитель Громыко, и другие. Об этих празднествах десять минут сообщалось по радио. Этот ритуал Юрий проводил на языке пали...

Юрий перегружен работой ещё больше. Но он находит время не только для друзей, но и для всех, ищущих совета. “Всё так трудно, – не в государственном строе причина, но в беспорядке жизни. Нет устроения. Все люди не устроены, нет дисциплины. Масса времени уходит потому, что нет организованности”.

Единственная сила и единственный способ, посредством которых можно приобщить человечество к духовности, – это через науку. Мне самому он сказал: “Теперь придётся вспомнить физику”.

“Была эпоха веры, поклонения. Ныне у современного человека – единственно знание. Всё дело теперь за наукой – особенно физикой, математикой, биологией и психологией. Наука должна дать ответ на тонкие явления. Если только наука начнёт исследования, некоторые вещи она больше отрицать не сможет”.

“Надо путём науки, искусства, морали воздействовать на окружающих и поднимать энтузиазм и героизм. Надо во всём поддерживать энтузиазм, если он направлен на общее благо”».

Вся работа СибРО ведётся на благотворительные пожертвования, доход от продажи музейных билетов существенно меньше, чем затраты. Пожалуйста, поддержите нас любым вкладом: