|
Спросите человека, чем он желает украсить себя, и вы будете знать степень его сознания. Мир Огненный, ч. 1, 653 |
 Учение Живой Этики
|
 Сибирское Рериховское Общество
|
 Музей Рериха Новосибирск
|
 Музей Рериха Верх-Уймон
|
 Сайт Б.Н.Абрамова
|
 Сайт Н.Д.Спириной
|
 ИЦ Россазия "Восход"
|
 Книжный магазин
|
 Город мастеров
|
 Наследие Алтая
|
Борис Николаевич и Нина Ивановна Абрамовы. Венёв
Б.Н. Абрамов. НАРЦИССЫ
Дом в Венёве по ул. Советской, 13,
в котором жили Абрамовы
Может быть, кто-то спросит — легко ли идти приносящим Истину? Конечно, каждому приносящему идти трудно, и никогда не может быть облегчён огненный путь его.
Агни Йога, 167
В 1955 г., находясь в Харбине, Борис Николаевич Абрамов получил Сообщение Учителя: «Когда придёт время принять Поручение, явите полную готовность его выполнить. Не думайте получить его в приятности, и для собственного удовольствия, и в розовых переживаниях. Поручение сурово, опасно и трудно необычайно»2.
После возвращения в 1959 г. из Китая на Родину Борис Николаевич прожил ещё 13 лет. Тяжёлые условия, в которых оказалась семья Абрамовых сразу после приезда, со временем только усугублялись. Но никакие жизненные обстоятельства не прервали контакта Бориса Николаевича с Учителем Света. Пришло время, и бесценные записи этих Собеседований стали доступны всем. Ровно два десятилетия назад вышел в свет первый том «Граней Агни Йоги», а сегодня мы располагаем уже двадцатью книгами с Записями, сделанными Абрамовым с 1953 по 1972 г. То, что Учение Живой Этики и «Грани Агни Йоги» связаны между собой как причина и следствие, как Солнце и его лучи, для нас абсолютно несомненно.
Все годы, которые Борис Николаевич прожил на Родине, между ним и его духовной ученицей Наталией Дмитриевной Спириной шла интенсивная переписка. Читая адресованные ей письма, понимаешь, что Борис Николаевич всецело доверял Наталии Дмитриевне. И нет других документов, которые бы с такой полнотой раскрывали всю сложность последнего отрезка жизни Посланника Иерархии Света — утончённого духа, которого не одну жизнь Готовили к работе по восприятию космических энергий, к подвигу принесения в мир Знаний Надземных.
В письмах упоминается целый ряд лиц, известных в рериховском движении, а также знакомых и друзей семьи Абрамовых — со всеми ними Наталия Дмитриевна была знакома. Это художник-космист Борис Алексеевич Смирнов-Русецкий и группа москвичей-теософов; бывшие харбинцы: семья Качеуновых — именно у них в Новосибирске сразу по приезде остановились Абрамовы, Зинаида Николаевна Чунихина — член «содружества», организованного в Харбине после приезда туда Николая Константиновича Рериха, Борис Андреевич Данилов — издатель «Граней Агни Йоги», Аркадий Падерин и его супруга Александра Сергеевна, от которой впоследствии Наталия Дмитриевна получила рисунок Бориса Николаевича «Нарциссы», Альфред Петрович Хейдок, Николай Александрович Зубчинский, он же Уранов, и его жена Лидия Ивановна — оба они в Харбине были учениками Абрамова (подробнее о них мы скажем во второй части статьи) — и многие другие.
Однако при столь явном многолюдии воин Света стоял один, опираясь только на своё устремление в те сферы, где был его Учитель, где находились его любимый Гуру и боготворимая им Матерь. Это очень хорошо понимала Наталия Дмитриевна, посвятившая Борису Николаевичу следующие строки:
Одинокое пламя
Переписывалась с Наталией Дмитриевной и Нина Ивановна Абрамова, которая из-за болезни находилась полностью на попечении Бориса Николаевича. Она писала до тех пор, пока прибавившаяся ко всем недугам болезнь глаз не прервала этой возможности, после чего Борис Николаевич писал под её диктовку. Фрагменты из писем Нины Ивановны, которые мы тоже будем цитировать, позволяют полнее представить картину жизни Абрамовых и понять, что им приходилось преодолевать.
Перед нами параллельно проходят два плана жизни Бориса Николаевича — тяжелейший земной и высокий духовный, над которым были не властны никакие земные испытания. Его письма дают пример несгибаемой стойкости духа среди земной юдоли. Об этом и пойдёт речь в первой части статьи.
Перелистаем страницы писем.
На юбилейной конференции, посвящённой 110-летию со дня рождения Б.Н. Абрамова, мы рассказывали о попытках Бориса Николаевича обосноваться в Новосибирске, Подмосковье, Венёве, Киеве. Все эти переезды были вызваны одним: стремлением Бориса Николаевича облегчить участь жены, страдавшей даже от малейшего шума.
С 1961 г. Абрамовы живут в г. Венёве Тульской области. 21 февраля 1962 г. состоялся их переезд в Киев, неожиданный не только для Наталии Дмитриевны, которая была посвящена во многие детали их жизни, но, похоже, и для них самих.
Борис Николаевич написал об этом коротко: «Пришлось уехать из-за радио и телевизора, которые над больной Ниной Ивановной бубнили целый день, доведя её до бессонницы, потери аппетита и т.д.», — он говорит о звуках, доносившихся от соседей через тонкие перегородки. Абрамовы надеются, что переезд изменит условия их жизни. «Да, кажется, и пришло то, о чём мы с Вами мечтали. Устроимся — напишу» (письмо без даты).
Из письма Нины Ивановны о том же: «Дорогой мой друг, начала Вам писать в Венёве, а заканчиваю в Киеве. Вы, конечно, будете очень удивлены этим обстоятельством, но вот уже полторы недели, как мы здесь живём. Всё произошло молниеносно. Как Вы знаете, я болела всю эту зиму и потеряла совсем аппетит, не хотела ни пить, ни есть и плохо спала. Друзья боялись за мою жизнь и приехали, и срочно меня увезли. К тому же это было желание нашей Любимой» (11 февр. 1962 г.).
Разъяснения относительно последних слов находим в Сообщении от Матери Агни Йоги, записанном Борисом Николаевичем 16 февраля 1962 г.: «Прилагаю внимание и заботу к тому, чтобы ваш переезд состоялся. У Нас планы большие. Вы в них входите неотъемлемой частью. Значимость свою можете понять и определить по почти полному отсутствию носителей знания. (...) Поддержано будет каждое целесообразное начинание яро»4.
Тяжело даются попытки обустроиться. Оставив Нину Ивановну одну в Киеве, Борис Николаевич возвращается в Венёв, чтобы отправить контейнер с необходимыми для жизни вещами, ведь переезд был действительно молниеносным. «Трудно ему пришлось с отправкой и укладкой вещей, — пишет Нина Ивановна. — Он, бедный, переутомился и на обратном пути в дороге заболел. Вернулся домой больным, и ему был предписан покой. Да, всё в наши годы не так-то просто и сказывается на здоровье» (11 марта 1962 г.).
О предписании покоя Борису Николаевичу читаем в Сообщении, которое он получил 4 марта 1962 г.: «Во всём Помогали, до мелочей. Хвалю за исполнение Указаний. Шёл на пределе всех своих физических сил. Но сломиться не Дали. Нужен покой, полный и длительный»5. В это время Б.Н. Абрамову было около 65 лет.
Сложностей не становилось меньше. Нина Ивановна пишет, что Борис Николаевич прихварывал весь март и что весной надо будет вновь переезжать, полагая, что переезд будет где-то в этих же местах. Очень значительными оказались траты. Пенсию Борис Николаевич мог получать только после прописки по новому месту жительства, а пока они жили на то, что дала им, как написала Нина Ивановна, «ликвидация» некоторых вещей. Наталия Дмитриевна немедленно отправляет денежный перевод в Киев.
В ответ Нина Ивановна пишет: «Дорогой мой друг, не успели ещё отправить Вам открытку, как получили от Вас письмо и перевод. (...) Забота Ваша нас очень тронула, но ведь и Вам самой нужна каждая копейка, а Вам придётся ждать, когда она вернётся» (23 апр. 1962 г.).
Из письма Б.Н. Абрамова от 19 июня 1962 г. мы узнаём финал этой истории — через четыре месяца мытарств они вынуждены были вернуться в Венёв. За два дня до написания этого письма Борис Николаевич записал слова Учителя: «Извлечём опыт полезный из самых тяжёлых и трудных явлений нашего существования на Земле. Если не извлечём — он повторится, но в ещё более трудных условиях. Только усвоение опыта избавляет от его повторения. Сознательное к нему отношение кармически освобождает дух от уже пройденной ступени. Из опыта надо выжать всё, каждую полезную крупицу. Всё надо продумать до конца и понять смысл и цель того испытания, которое было допущено Свыше. Если цель данной ступени — познание человека, то и полученный опыт постижения природы людской должен быть осмыслен аналитически и детально, чтобы в будущем уже не допустить совершённых ошибок»6.
По прошествии двух лет, в письме от 13 сентября 1964 г., Борис Николаевич скажет о людях, причастных к этой истории: «...меня жестоко подвели своей рекомендацией "благодет[еля]"... (...) К вопросу о моей осторожности, т.е. о доверии к людям, возвращаться больше не будем. Вот раз поверил по-настоящему, и меня обманули во всём, что наобещали. А ведь нам так легко было помочь, т.к. это не стоило им никаких расходов».
Такой ценой добывался опыт. Легкомыслие друзей, с чьей подачи была предпринята эта попытка переезда, осложнило и без того тяжёлое положение семьи Абрамовых.
Подошла зима. «Чтобы Вам не было так грустно своё положение, — пишет Нина Ивановна, — скажу несколько слов о нашей жизни. В этом году выдалась небывало суровая зима, и с Николина дня начались у нас морозы. Иногда градусник доходил до 36. Нашу хату натопить было невозможно, несмотря на огромное количество дров. Нам пришлось срочно покупать ещё 5 кубометров. Вы ведь ещё помните, какое количество дров у нас было закуплено летом и распилено самим Б[орисом] Н[иколаевичем]. Теперь ему пришлось пилить при 30-градусном морозе, чтобы сырые дрова мешать с сухими. Трудная выпала на нашу долю зима. Б[орис] Н[иколаевич] от непосильной работы время от времени хворает, а что сделаешь? Снегу такая масса, как никогда, и с ним ведь тоже немало работы. Вот так и развлекаемся...» (28 янв. 1963 г.)
Меньше чем через два года Борис Николаевич сообщает Наталии Дмитриевне: «У нас новый адрес: ул. Карла Маркса, д. 12, кв. 1» (19 марта 1964 г.).
Пока состояние Нины Ивановны позволяет ненадолго оставлять её, Борис Николаевич имеет возможность вырваться в Москву. Он рассказывает Наталии Дмитриевне, что ездил на выставку «по случаю памятной даты» — судя по всему, речь идёт о праздновании 90-летия Н.К. Рериха. И вскользь замечает: «С квартирой мы всё ещё благоустраиваемся. Сложил сам печку, и холод уже не так страшен» (17 окт. 1964 г.).
Через полгода (письмо от 5 апреля 1965 г.): «У нас положение без изменений. Прибавилось ещё гудение от холодильников и ещё чего[-то], чего именно — не знаем. Н[ина] И[вановна] мечется по квартире в поисках угла, где звучание тише. Бегаю в хлопотах о перемене, но подходящего ничего найти не могу. Найду ли, не знаю, но надо найти. Последнее время до Праздника было особенно тяжело...»
Летом 1965 г. Абрамовы поселяются по адресу ул. Советская, 13. Это было последнее место проживания Бориса Николаевича в Венёве. Вскоре он напишет: «...запурхался с бытовыми делами. Да и Н[ина] Ив[ановна] чувствовала себя очень неважно, ввиду возросшего шума машин, школы и т.д. По мне всё бы ничего, а вот её беспокоит каждый шум. (...) Переезд на новую квартиру, видимо, потребовал всю мою семидесятилетнюю энергию» (22 сент. 1965 г.).
Из письма от 30 января 1965 г.: «Написал бы что-нибудь повеселей, но у самого на душе невесело — трудно смотреть, как мучается близкий человек, и чувствовать свою беспомощность. Сколько труда было приложено, чтобы устроить её [Нину Ивановну] здесь или там по-человечески, и все труды завершились сердечным припадком и зависимостью новой от соизволения любителей телевизоров и нежелания их слушать с нормальной громкостью».
Трудность положения Бориса Николаевича была не только в этом. На нём лежали все совершенно чуждые ему по сути работы, которых требовала жизнь в частном доме.
4 октября 1967 г. он пишет: «Нина Ивановна запрягла меня крепко в хозяйские дела, так что рыбалка отходит на задний план. Жаль, лето кончается. Уже было минус 2 утром. Пришлось самому белить тамбур. Выполнил это без всякого энтузиазма, равно как выполняю картофельную, овощную и всю прочую нагрузку». И переходит к главному, цитируя слова Учителя: «Поистине не можете пожаловаться, что школа жизни плоха и не даёт достаточно материала для изучения, освоения и опыта. Неразумный будет огорчаться, сетовать и являть недовольство. Но мудрый порадуется тому, что ускоряются возможности его продвижения именно благодаря этим отягощениям».
В конце 1967 г., поздравляя Наталию Дмитриевну с Новым годом, он пишет: «Вы теперь убедились на собственном опыте, что на пенсионном положении работы ещё больше, чем на службе. На службе Вы хоть отдыхали от хозяйских забот и хлопот, теперь же отдыха нет, надо крутиться целый день. Добавьте к этому [топку] печей, колку дров, носку воды и газ в холодном тамбуре и отсутствие того, что хотелось бы купить, и Вы получите полное представление о моей занятости бытом. Пишу об этом потому, что вполне понимаю Ваше положение» (27 дек. 1967 г.).
Между тем ситуация у Наталии Дмитриевны в связи с болезнью матери становится очень тяжёлой, что чувствует Борис Николаевич: «Дорогая Ната! В ожидании, когда Вы соберётесь с настроением, чтобы написать мне, я написал Вам очень ругательное письмо, т.к. чувствовал, что у Вас дома весьма неблагополучно, а также и то, что Ваше внутреннее состояние мешало Вам писать. Но, получив Ваше последнее письмо с исчерпывающими подробностями о тяжкой болезни Вашей матери, решил написать уже другое, менее ругательное. Но должен Вам сказать, что Вам всё же следовало сообщить мне о том трудном положении, в котором Вы очутились. Ухаживать за такой тяжко больной, конечно, весьма и весьма нелегко. (...) Конец есть, и, кто знает, может быть, он гораздо ближе, чем Вы думаете. Это во-первых. Во-вторых, Вы верно ощутили железную хватку судьбы, от которой нельзя освободиться. Мы с Н[иной] Ив[ановной] чувствуем это очень часто. Когда мы переехали на эту квартиру, к соседке пришла женщина, желавшая обменять свой маленький отдельный домик на нашу квартиру, но соседка нам об этом не сказала. Судьба не хотела облегчить долю Н[ины] Ивановны» (20 мая 1969 г.).
Строки из письма Б.Н. Абрамова от 17 августа 1969 г.: «По-прежнему терзаемы звукопроницаемостью, Н[ина] Ив[ановна] непосредственно, а я за неё. Вот и сидим мы с Вами в условиях более чем печальных, ожидая, когда же им конец».
Из писем видна схожесть условий жизни — у Бориса Николаевича с женой и у Наталии Дмитриевны с матерью.
Фрагмент письма, написанного в конце 1969 г.: «Слово "безысходность" не совсем точно выражает Ваше положение. Правильно было бы определить как железную руку судьбы, которая не отпустит, пока не закончены с нею расчёты, — вновь подчёркивает Борис Николаевич. — Это касается как Вас, так и нас. Мы тоже чувствуем резко эту невозможность изменить создавшееся положение. Вы прикованы к больной матери, я не могу оставить больную Н[ину] И[вановну]. Но в этой схожести есть и утешение — оно в том, что, видимо, надо пройти именно через определённые условия, и именно побыть под Дамокловым мечом как чужой грубости и бессердечности, так и пройти через горнило собственных переживаний, и притом не теряя равновесия, что самое трудное, так как, казалось бы, человек, будучи терзаем обстоятельствами, имеет право на то, чтобы переживать, расстраиваться и хворать. Вы всё же пишите чаще, будет легче. Ведь до Вас, кроме нас, нет никому никакого дела. Все бесконечно равнодушны, а мы всё-таки искренне посочувствуем, так как сами переживаем то же самое. Когда сюда в эту нашу квартиру приехали, было одно радио, потом появилось другое, за другой стеной. Потом баян сперва за одной, потом второй — за другой, потом телевизор сперва за одной, потом за другой. Потом ребёнок, сперва за одной, а потом за другой, и ещё что-то, что и не знаем. Словом, судьба озаботилась полностью. Не знаем, когда и за какой стеной находится очередное терзание. Вот то же самое и у Вас. (...) Трудно мириться с болями, причиняемыми жизнью и болезнями. Но и через это приходится проходить» (30 дек. 1969 г.).
Подытоживая эту тему, Борис Николаевич посылает Наталии Дмитриевне Запись, принятую от Матери Агни Йоги 27 декабря 1969 г.: «Никакие достижения не освобождают от уплаты прежних долгов. Это следует твёрдо запомнить и не сетовать на судьбу и не возмущаться, когда приходится погашать старую задолженность. Освобождение наступает тотчас же, как только уплата произведена. С судьбою (Кармой) совершенно бесполезно бороться. Сами испытали на себе, что все попытки избавиться от тех или иных нежелательных внешних условий снова неумолимо приводили к ним же опять, и желанного облегчения не получалось, хотя и было приложено к тому очень много усилий и затрачено много энергии. Великое терпение и стойкость нужны, а также мудрость, чтобы спокойно и в равновесии выдерживать течение судьбы (Кармы)».
«Безысходность эта кажущаяся, — укрепляет Борис Николаевич Наталию Дмитриевну, — выход кверху всегда остаётся открытым. Важно понять, что вспять пути нет и что рано или поздно кончается всё. Потерпите, соберите силёнки. Хорошо приходить в восхищение, когда всё хорошо, но только в трудностях определяется истинный характер человека. Кампанелла всю жизнь почти просидел в темнице, и его ещё вдобавок пытали. Выдержал всё и написал бессмертную книгу свою "Город Солнца". Претерпел до конца и не сломился. Вот если хорошо представить себе обстоятельства, много худшие Ваших, то и Ваши не покажутся Вам такими уж трудными и безысходными. (...) А насчёт наших мучений шумами неудивительно, что было приложено к тому немало стараний. А старателей жаль, куда они пойдут и к кому, когда жить станет им здесь нечем. А на Сатурне неинтересно, и некого будет терзать. (...)
Невесёлые письма можете продолжать писать, но в уверенности твёрдой и несломимой, что придёт время, и они станут весёлыми. Помните слова: "В мире будете иметь скорбь"...»
Далее Борис Николаевич приводит отрывок из полученного Сообщения, касающийся обсуждаемого вопроса: «Все сильные сознания имеют трудную судьбу. Ибо эти трудности служат ступеньками расширения сознания. И когда этому противопоставляют они силу равновесия, остановить развитие сознания уже ничто не в состоянии. Так выковывается несломимость характера и нужные качества. Выковывать их сознательно, упорно и постоянно склонны только немногие. Но если трудности (личной) жизни встречать в таком понимании, то и отношение к ним должно измениться в корне. Тогда мужество, спокойствие и равновесие могут стать вполне осуществимыми» (16 янв. 1970 г.).
«Вот и лето, — пишет он в июне 1971 г. — Огород требует много внимания и сил, и если бы не Н[ина] Ив[ановна], конечно, я бы не стал им заниматься. Всё-то это меня не интересует. Погода приемлемая. Рыбалка неудачная, но и это мне как-то безразлично. Работы с ним и по хозяйству очень много, и времени почти не остаётся. Да и в 75 лет всё делается медленнее, чем обычно» (26 июня 1971 г.).
Из письма от 28 октября 1971 г.: «Мы живём уже совсем по-стариковски. У нас зима. Сперва была гнилая, сегодня подморозило. Живём и надеемся на то, что наша личная жизнь всё же изменится, несмотря на то, что внешних причин для этого нет никаких. Но без надежды нельзя, вот она и крепнет. В августе хворал, было скучно это делать, но ведь восьмой уже десяток. Дочитал замечательный роман К. Симонова "Живые и мёртвые", "Солдатами не рождаются" и конец "Последнее лето". Думаю, что это произведения классические».
Как видим, спокойно и коротко, как будто просто констатируя факты, Борис Николаевич описывает течение внешних событий своей жизни. Но в любых условиях его работа по получению текстов идёт не прерываясь. Он записывает слова Учителя о грядущих изменениях планетных условий, об объединении миров, которое вскоре станет реальностью, о силе огненной мощи человека и многом-многом другом, — всё это мы имеем возможность сейчас изучать.
Запись Бориса Николаевича от 13 октября 1971 г.: «Трудность Учения в том, что всё должно быть применено на практике. А что нелегко и непросто, то требует больших накоплений. Если же их нет, нужны время, устремление и самоотверженный труд над собою. Но в смысле житейском результаты труда преимуществ земных не приносят. Кто же из обывателей захочет всю жизнь гоняться за синей птицей! Можно представить себе жизнь йога-отшельника. Какое бессмысленное существование с точки зрения бизнесмена. Так всё отношение ученика к жизни изменяется в корне. И если бизнесмен приобрёл миллиарды и был очень успешен в земных делах, то в смысле духовном оказывается обокравшим себя самого, ибо в Мир духа вступает ни с чем. В этом земное и надземное не согласуются. И то, что хорошо в жизни обычной, может оказаться убийственным для жизни духа»7.
В конце января 1972 г., то есть в год ухода Бориса Николаевича, Наталия Дмитриевна получила письмо, в котором он сообщил: «Дорогая Ната, продолжаем болеть вот уже целый месяц. Я постепенно выкарабкиваюсь из когтей нашего страшного гриппа, а вот Н[ина] Ив[ановна] чувствует себя совсем плохо: лежит пластом и очень мучается горлом».
Борис Николаевич просит Наталию Дмитриевну сказать об их беде общим знакомым, которые, как он пишет, «всё посылают поздравления и желают счастья, что звучит чуть ли не насмешкой над нашим фактическим состоянием. Помните слова: "Когда станете у стены плача...". Вот мы и стоим, в общем, все эти тяжкие годы. Стоите и Вы. Ярое идёт познавание сердец человеческих. Нашлись добрые люди и помогали, даже разжечь печку, когда я лежал с температурой 40 градусов совершенно беспомощный. (...)
Наш грипп необычный, говорят, какой-то особый. Считаю таким же тяжким, как тиф, был смертельный случай. Один 30-летний инженер сгорел за 6 дней, и я в начале болезни подумал, уж не конец ли приходит — так было тяжко и мучительно. В ответ ясная мысль: готовьтесь к жизни. В общем же трудно нам очень: старые, беспомощные и без всяких удобств. Это даже трудно представить. ...Многое вспомнилось. Вспомнилось, как тяжко болели наши Дорогие. Но, как сказано было, "нет худа без добра". Для сознания многое как бы стало яснее и поставлены точки над "и". (...)
У нас, как назло, стоят страшные морозы до 30, не натопишь. А мы всё продолжаем получать письма с пожеланием счастья и т.д., словно ирония над нашей бедою. (...) За дни болезни пересмотрел свою жизнь. Ни за что внешнее ухватиться нельзя. Всё прошло без следа. А ведь было так реально и навязчиво» (22 янв. 1972 г.).
Через месяц Борис Николаевич пишет: «Я потихоньку выбираюсь, хотя ещё есть слабость и болезнь пытается осложниться, но Н[ина] Ив[ановна] мучается ещё с горлом и чувствует большую утечку сил» (20 февр. 1972 г.).
Строки из письма Б.Н. Абрамова от 5 апреля 1972 г.: «...судьба, лишая одного, возмещает сторицей другим, и это другое уже ни за что не променяешь на то, чего лишила судьба. (...) Но всё же было бы веселее, если бы близкие были около. (...) Чую, что Вы дошли до точки с болезнью матери и своими. Но держитесь. Судьба часто больно бьёт тех, кого любит. Парадокс, но это так».
Состояние здоровья матери Наталии Дмитриевны совершенно исключало возможность покидать её, и в последние четыре года жизни Бориса Николаевича Наталия Дмитриевна не могла приезжать в Венёв, как это было раньше.
Земная жизнь Бориса Николаевича Абрамова подошла к концу. 5 сентября 1972 года, в день своего ухода, среди текстов, которые он принял, были такие слова: «Когда слишком уж тяжко, надо просто переждать время, зная, что изменятся токи и можно будет дышать. Самотекучесть момента указывает на то, что неизбежно это изменение пространственных токов, давящих на сознание»8.
Дыхание, о котором сказала Матерь Агни Йоги, Борис Николаевич в этот день обрёл уже в надземном.
* * *
Из письма Бориса Алексеевича Смирнова-Русецкого от 19 сентября 1972 г.: «Дорогая Наталия Дмитриевна, с глубокой скорбью узнали мы о внезапной кончине Бориса Николаевича. Для меня это известие было тем более неожиданно, что всего две недели назад (25.08) я был у Б[ориса] Н[иколаевича] и порадовался его хорошему виду, бодрости. Казалось, все последствия зимнего гриппа изгладились. Как всегда, много толковали о будущем, и Б[орис] Н[иколаевич] говорил мне: "Ну, я ещё долго буду жить". Эта уверенность была у него постоянно; правда, после зимней болезни, когда они оба были на грани смерти, у меня всё время было какое-то скрытое беспокойство об их судьбе. Но думалось, что опасность подстерегает их в холодные, суровые зимние дни, а отнюдь не в эти тёплые ясные дни осени. (...)
Последний путь был краток — Вы знаете, наверно, белую церковь и кладбище около рынка. Это всего около 10 мин. ходьбы от их дома. Под могилу отвели прекрасное место, близко от алтаря церкви и около ограды.
Был бледный осенний день. Тускло светило солнце. (...) Сельской тишиной повеяло от этой только ещё закрывшейся могилы, с одной стороны овеянной тенью от клёна, с другой — окружённой кустами сирени и акаций. (...) Этот маленький, захудалый городок, который я полюбил благодаря Б[орису] Н[иколаевичу], отдал ему последнюю дань и предоставил, может быть, лучшее, что имел: тишину сельского кладбища».
Фрагмент из письма Лидии Васильевны, жены Б.А. Смирнова-Русецкого, от 15 сентября 1972 г.: «Дорогая Наталия Дмитриевна! Часто мысленно к Вам обращаемся, особенно теперь, когда так неожиданно ушёл Б[орис] Н[иколаевич]. Эта весть поразила нас своей невероятной неожиданностью. (...) Зимой Б[орис] Н[иколаевич] сильно болел азиатским гриппом с высокой температурой. Лето было ужасное: засуха и какая-то небывалая жара. Доходило до +36 градусов. Б[орису] Н[иколаевичу] приходилось поливать огород, носить воду из колонки. Затем он наготовил много чудесных берёзовых дров, но сам один пилил и колол — надорвал сердце. Прежде он нанимал. Пожилая соседка приходила и раньше топить печь, теперь тоже обещала. Б[орис] Н[иколаевич] давал уроки английского языка. Это тоже было подспорьем. Всё это очень, очень грустно».
За два дня до ухода, 3 сентября 1972 г., Б.Н. Абрамов записал: «Поле боя оставить нельзя. Значит, волны тяжких пространственных токов и удары стихий надо силы найти встретить мужественно и спокойно. Разновесию противопоставляется равновесие, тьме — Свет, безнадёжности момента — несломимая вера в конечную победу Света над злом».
Закончим первую часть статьи стихотворением, написанным Юлией Стройновой под впечатлением от этой Записи Бориса Николаевича Абрамова:
«Поле боя оставить нельзя».
Продолжение следует
2 Там же. 508.
3 Спирина Н.Д. Полное собрание трудов. Т. 3. Новосибирск, 2009. С.73.
4 Грани Агни Йоги. III. 106.
5 Там же. 127.
6 Там же. 278.
7 Грани Агни Йоги. XI. 626.
8 Там же. XIII. 527.
9 Огни трудов. Сборник стихов. Вып. 4. Новосибирск, 2006. С. 41.
