Журнал: № 2-3 (322-323), Февраль-Март, 2021

25 ноября 2020 года исполнилось 210 лет со дня рождения Николая Ивановича Пирогова — великого учёного, педагога, мыслителя, известного хирурга, вклад которого в научную и практическую медицину настолько значителен, что его поистине можно назвать революционным.

Почему возникла мысль рассказать об этом удивительном человеке и его педагогических и духовно-философских взглядах?

В письмах Елены Ивановны Рерих несколько раз встречается упоминание о Н.И. Пирогове. Так, доктору медицины А.А. Асееву Елена Ивановна пишет: «...я советовала бы Вам прочесть "Дневник Врача" знаменитого д-ра Пирогова. ...В своё время Е.П. Бл[аватская] с ведома Вел[икого] Уч[ителя] очень одобряла его труды и приводила выдержки в своих книгах. Его непредубеждённый ум, следуя научными путями, ввёл его в область оккультного»¹.

Из письма к Борису Николаевичу Абрамову: «Читайте философа Владимира Серг[еевича] [Соловьёва] и прекрасного былого врача и педагога Ник[олая] Ив[ановича] Пирогова, а также и нашего знаменитого физиолога Павлова. (...) Такое чтение создаст новые вибрации в Вашем мозгу, и в сочетании с Учением Света могут создаться лучшие представления и усвоения в Вашем сознании»².

О самом Пирогове, его жизни и научных достижениях в медицине написаны тысячи статей, сотни книг и монографий, ведь до настоящего времени многие труды его не только не устарели, но и являются основополагающими и уникальными по своему значению. При этом философские и педагогические воззрения Пирогова исследованы очень мало. Данная статья — только небольшое прикосновение к этой большой и важной теме.

Е.И. Рерих пишет: «...Нравственный уровень человека уподобляется барометру, он то повышается, то понижается, как говорит Пирогов, и особенно опасны те колебания, которые вносятся не идеями, а инстинктами и низшим психизмом. И в роковые и неизбежные периоды, когда нравственность особо понижается, необходимо все силы духа направить на самоусовершенствование»³.

Именно в такой роковой для нашего Отечества период жил и трудился Николай Иванович Пирогов. Он был истинным борцом — за новое в медицине, за справедливость и улучшения в обществе, за достоинство человека.

Он не умел жить размеренно и спокойно, был постоянно деятельным, торопился сделать как можно больше. И если перечислить все его труды и достижения, то их можно уместить в несколько жизней. И даже в 70-летнем возрасте, будучи смертельно больным, он каждый день спешно записывал мысли о воспитании и образовании, о своём миропонимании и многом другом, в надежде, что всё это принесёт пользу людям.

Ещё в детстве Николай Пирогов задумался над недетским вопросом — о задачах просвещения и образования. В 13 лет он сформулировал постулат: «Истинный предмет учения состоит в приготовлении человека быть человеком». Впоследствии эта мысль станет основой его педагогического учения.

Чтобы хотя отчасти понять любого человека, нужно заглянуть в его детство, узнать об играх, увлечениях и интересах.

О том, как рос и воспитывался Н.И. Пирогов, мы узнаём из его воспоминаний. От детства, как он пишет, у него остались только приятные впечатления, которые затмили в памяти «все другие мимолётные неприятности».

«Мне сказали, что я родился 13 ноября 1810 года. Жаль, что сам не помню. Не помню и того, когда начал себя помнить; но помню, что долго ещё вспоминал или грезил какую-то огромную звезду, чрезвычайно светлую. Что это такое было? Детская ли галлюцинация, следствие слышанных в ребячестве длинных рассказов о комете 1812 года, или оставшееся в мозгу впечатление действительно виденной мною в то время, двухлетним ребёнком, кометы 1812 года, во время нашего бегства из Москвы во Владимир, — не знаю»⁴.

Николай был тринадцатым ребёнком в семье, всего же детей было четырнадцать, восемь из которых умерли, когда Николай был ещё ребёнком. Отец, Иван Иванович Пирогов, служил военным казначеем.

Н.И. Пирогов вспоминает: «Родители любили нас горячо; отец был отличный семьянин; я страстно любил мою мать, и теперь ещё помню, как я, любуясь её тёмно-красным... платьем, её чепцом и двумя локонами, висевшими из-под чепца, считал её красавицею, с жаром целовал её тонкие руки, вязавшие для меня чулки; сёстры были гораздо старше меня и относились ко мне также с большою любовью; старший брат был на службе, средний, тремя-четырьмя годами старше меня, жил со мною дружно»⁵.

О том, что дало ему домашнее воспитание, Пирогов вспоминает: «...я был живой и разбитной мальчик, но, должно быть, не очень большой шалун; не помню, по крайней мере, за собой никакой крупной шалости и никакого крупного наказания за шалости. Вообще, я ни дома, ни в школе не был ни разу сечен; помню только три наказания от матери: пощёчину (однажды) за пощёчину; я ударил в щёку какого-то мальчика, а матушка, бывшая свидетельницею самоуправства, расправилась точно так же сама со мною. Я нахожу это весьма логичным и педагогичным; хотя эта расправа и не излечила меня от самоуправства радикально, но нередко удерживала поднятую уже руку, припоминая мне вовремя, что и на меня может подняться более сильная рука. Два других наказания делались, сколько помню, не за шалости, а за каприз...»⁶

И уже будучи 70-летним, Пирогов вспоминал не о тысячах спасённых им жизней, а о тех, кому он причинил страдания. Он замечает: «Да, самая едкая хандра есть та, которая наводит воспоминания о насилиях, нанесённых некогда чужому или собственному чувству. Как бы равнодушно мы ни насиловали чувство другого, никогда не можем быть уверены, чтобы это насилие не отразилось рано или поздно на нашем собственном чувстве»⁷.

Но вернёмся к детству Н.И. Пирогова. «Итак, — пишет он, — жизнь моя ребёнком до тринадцати лет была весела и привольна, а потому и не могла не оставить одни приятные воспоминания. Ученье и школа до этого возраста также не была мне в тягость. ...Чтение детских книг было для меня истинным наслаждением; я помню, с каким восторгом я ждал подарка от отца книги: "Зрелище вселенной", "Золотое зеркало для детей", "Детский вертоград"...»⁸ Самым лучшим подарком во всей своей жизни он считал выпускавшийся Н.М. Карамзиным журнал «Детское чтение для ума и сердца».

«Я знаю от моих родителей — я научился русской грамоте почти самоучкою, когда мне было шесть лет, и я хорошо помню, что учился именно по карикатурам, изданным в виде карт в алфавитном порядке»⁹. Поясним: эти карикатуры изображали побеждённую в вой­не 1812 года армию Наполеона.

Далее он пишет: «Это ученье грамоте по карикатурным картинкам вряд ли одобрится педагогами. И в самом деле, эти первые карикатурные впечатления развили во мне склонность к насмешке и свойство подмечать в людях скорее смешную и худую сторону, чем хорошую. Зато эти карикатуры над кичливым, грозным и побеждённым Наполеоном вместе с другими изображениями его бегства и наших побед развили во мне рано любовь к славе моего отечества. (...) Не родись я в эпоху русской славы и искреннего народного патриотизма, какою были годы моего детства, едва ли бы из меня не вышел космополит; я так думаю потому, что у меня очень рано развилась вместе с глубоким сочувствием к родине какая-то непреодолимая брезгливость к национальному хвастовству, ухарству и шовинизму»¹⁰.

Вспоминая об увлечениях детства, Пирогов пишет: «Из моих детских игр и забав памятны мне очень две главные; одна из них была моею любимою в школе, с моими сверстниками, без участия которых она не могла бы и быть, — это игра в войну; как видно, я был храбр, потому что помню рукоплескания и похвалы старших учеников за мою удаль. Но другая игра весьма замечательна для меня тем, что она как будто приподнимала мне завесу будущего. Это была странная для ребёнка забава и называлась домашними игрою в лекаря»¹¹.

С чего же началась эта игра? К тяжело болевшему старшему брату Николая, которому не помогало ни одно лечение, предложенное несколькими врачами, пригласили известного в Москве доктора Ефрема Осиповича Мухина — настоящее светило в медицине. Маленький Николай с интересом наблюдал, как доктор вошёл в дом, как осмотрел больного и назначил лечение, после которого юноша вскоре пошёл на поправку. Всё это произвело такое большое впечатление на мальчика, что по вечерам он стал играть в лекаря: просил кого-нибудь из домашних лечь в кровать, а сам, приняв вид и осанку доктора, подходил к мнимобольному, щупал пульс, просил высунуть язык, давал какой-то совет и преважно выходил из комнаты.

«Не знаю, — пишет Пирогов, — получил ли бы я такую охоту играть в лекаря, если бы вместо весьма быстрого выздоровления брат мой умер. Но счастливый успех, сопровождаемый эффектною обстановкою, возбудил в ребёнке глубокое уважение к искусству, и я, с этим уважением именно к искусству, начал впоследствии уважать и науку. Игра моя в лекаря не была детским паясничаньем и шутовством. В ней выражалось подражание уважаемому, и только как подражание она была забавна, да и то для других... (...) Как бы то ни было, но игра в лекаря так полюбилась мне, что я не мог с нею расстаться и вступив (правда, ещё ребёнком) в университет»¹².

Добавим, что игра в войну тоже впоследствии воплотилась в реальность: Пирогов побывал на нескольких войнах, был участником обороны Севастополя во время Крымской войны 1854 – 1855 гг.

Встреча с доктором Е.О. Мухиным была судьбоносной в жизни Пирогова: через несколько лет после описываемых событий именно Мухин посоветовал отцу Пирогова отправить Николая на обучение в Московский университет на медицинский факультет, а спустя время доктор станет его учителем и наставником.

Пирогову было 14 лет, когда он поступил в Императорский Московский университет. Его допустили к сдаче экзаменов благодаря «выправленным» документам, в которых значилось, что Николаю 16 лет от роду, так как в университет принимали именно с этого возраста. Кстати говоря, по уровню знаний он превосходил многих 16-летних.

В 17 лет, ещё до окончания университета, Пирогов был отобран в качестве кандидата для подготовки к профессорскому званию и успешно поступил в Императорский Дерптский университет (ныне Тартуский).

В 22 года он получил степень доктора медицины. В 26 лет возглавил кафедру теоретической и практической хирургии Дерптского университета. В 30 лет становится профессором хирургии и анатомии Императорской Медико-хирургической академии.

За время работы в научной и практической медицине Н.И. Пирогов создал предвосхитившую современную томографию «Иллюстрированную топографическую анатомию», «Полный курс прикладной анатомии человеческого тела» и многие другие труды; ввёл в практику эфирный наркоз при операциях, гипсовую повязку при повреждении костей. Стал основателем военно-полевой хирургии — целой системы, которая была успешно применена на полях многих сражений, в том числе в годы Великой Отечественной войны 1941 – 1945 гг. Во время обороны Севастополя впервые в мировой практике под непосредственным руководством Н.И. Пирогова была организована община сестёр милосердия для оказания помощи раненым.

В самом расцвете сил 45-летний Пирогов был вынужден уйти из Медико-хирургической академии. Этому активно способствовали враги и клеветники, каких было немало на его жизненном пути.

Но, несмотря ни на что, Пирогов не сидел без дела. Четверть века он врачевал больных и теперь с таким же рвением и энтузиазмом принялся за оздоровление общества. Его статья «Вопросы жизни», в которой он подвергал резкой критике систему воспитания и образования и предлагал пути и методы выхода из сложившейся ситуации, привлекла всеобщее внимание и явила Пирогова как теоретика и практика в педагогике.

Вскоре Пирогова назначают попечителем Одесского, а позже Киевского учебного округа, и он активно занимается переустройством закосневшей образовательной системы, которая способствовала не постижению наук и развитию мысли, а зубрёжке и чинопочитанию, преклонению перед мундиром.

Для Пирогова был важен не мундир, а именно человек — человек истинный, думающий, всесторонне образованный, общественной системе же требовались солдаты, механики, врачи, юристы, а не люди.

По воспоминаниям современников, Пирогов всех заражал «юношеской горячностью» к приобретению знаний и просветительству, учил учиться, наблюдать и мыслить. Он публиковал статьи, в которых говорил об основах воспитания, о важности многостороннего образования, о том, как важно развивать лучшие человеческие качества и волю, помогающую устоять перед многочисленными пороками современного общества.

Кроме того, он стал повсеместно организовывать воскресные школы для народа, где студенты и профессора бесплатно читали лекции для всех желающих. Эти школы были очень популярны и востребованы, народ ходил туда буквально толпами.

Активная деятельность нового попечителя школ так напугала приверженцев старого и привычного режима, что на него стали писать докладные записки в министерство просвещения и даже самому царю. Так, в одном из писем министру просвещения Пирогов обвинялся в том, что он «слишком настойчиво преследует мысль прогресса»!

«Рушите негодное, где бы оно ни укрывалось. Раскрывайте невежество под любой личиной. Мир делится по качеству сознания, и степень невежества есть мерило»¹³, — сказано в книге «Община».

И Пирогов рушил, не боясь никого, даже самого царя. Конечно, он с лёгкостью создавал себе врагов, но и друзья прибывали — для них имя Пирогова было как надежда для отчаявшегося узника на избавление от цепей. Участник революционного движения Митрофан Муравский пишет: «У нас всё мерзость, кроме Пирогова. Это человек в полном смысле слова».

Вскоре «по наивысшему решению» Н.И. Пирогов был отстранён от должности попечителя школ. Но, как всегда, ничто не могло его остановить, он всегда находил для себя широкое поле деятельности, причём общественно полезное и важное. Ещё в тяжелейшие годы обороны Севастополя Николай Иванович писал своей жене с фронта: «Мы живём на земле не для себя только... перед нами разыгрывается великая драма, следствия которой отзовутся, может быть, через столетия; грешно, сложа руки, быть одним только праздным зрителем. (...) Тому, у кого не остыло ещё сердце для высокого и святого, нельзя смотреть на всё, что делается вокруг нас, смотреть односторонним эгоистическим взглядом».

О воспитании

В своём Дневнике Н.И. Пирогов много размышляет о важности воспитания человека как части общества. Он пишет: «Кому из культурных людей не приходилось мыслить о людском воспитании? Кто из моралистов не желал бы перевоспитать человеческое общество? Все мыслители, я думаю, пришли к тому заключению, что воспитание нужно начать с колыбели, если желаем коренного переворота нравов, влечений и убеждений общества»¹⁴.

Будучи наблюдательным от природы и умея сопоставлять, Пирогов приходит к выводу, что человек рождается уже с какими-то наклонностями, но «что и сколько мы приносим с собою на свет и что и сколько потом получаем от него, этого мы никогда не узнаем»¹⁵. «...Кто следил за развитием хотя нескольких особей от первого их появления на свет до возмужалости, тот верно убедился, что будущая нравственная сторона человека рано, чрезвычайно рано, едва ли не с пелёнок, обнаруживается в ребёнке... И на моих собственных детях, и на некоторых других лицах, знакомых мне с детства, я рано видел немало намёков о будущих их нравах и склонностях... Поумнев задним умом, я вижу теперь, что не только о нравах, но и о будущих мировоззрениях всех этих лиц я мог бы уже иметь довольно ясное понятие ещё за двадцать пять лет, если бы умел прочесть "мене, текел, фарес"¹⁶ в их детских поступках»¹⁷.

Е.И. Рерих, отмечая Н.И. Пирогова как педагога, пишет: «Именно, как говорит наш Пирогов, "следует придавать воспитанию большее жизненное значение, нежели образованию", и в этом он глубоко прав. Но в обиходе слово "воспитание" приняло самое уродливое ограничение в понимании приобретения хороших манер и обучения спорту. Почти никто не задумывается, что воспитание прежде всего касается всей внутренней сущности человека, всего его характера, и есть внесение основ Этики в детское сознание с возможно ранних лет»¹⁸.

Пирогов тоже говорит о важности раннего воспитания ребёнка и просит помнить об индивидуальном подходе, чтобы умело и тонко способствовать развитию многогранной личности. При этом если воспитание действует на самые различные индивидуальности однообразно и односторонне, то «развить что-либо в нравственном отношении может оно только извне»¹⁹.

«Дайте выработаться и развиться внутреннему человеку! — призывает Н.И. Пирогов. — Дайте ему время и средства подчинить себе наружного, и у вас будут и негоцианты, и солдаты, и моряки, и юристы; а главное, у вас будут люди и граждане»²⁰.

Говоря об односторонности, Пирогов по сути проводит параллель с ущербностью. Как приверженец индивидуального подхода, он борется против привычной в то время односторонней специализации и ратует за полноценное развитие молодёжи и за «общечеловеческий» подход в образовании. «...Какие предметы составляют самую существенную цель образования в специальных школах? — спрашивает он. — Разве не такие, которые требуют для их изучения уже полного развития душевных способностей, телесных сил, талантов и особого призвания? К чему же, скажите, спешить так и торопиться со специальным образованием? К чему начинать его так преждевременно? К чему променивать так скоро выгоды общечеловеческого образования на прикладной, односторонний специализм? ...Никогда не нуждались истинные специалисты так сильно в предварительном общечеловеческом образовании, как именно в наш век. Односторонний специалист есть или грубый эмпирик, или уличный шарлатан»²¹.

Вспомним слова из Учения Живой Этики«...явление узкого специализма должно быть порицаемо»²². «Нельзя навязывать ребёнку специальность, когда он не может ещё найти свои способности»²³. «Сознание растёт синтезом, оно не может продвигаться узко»²⁴.

А следующие слова из книги «Мир Огненный» можно отнести к самому Пирогову, вся жизнь которого была самоотверженным подвигом: «Как бы путь специальности ни был труден видимо, путь носителя синтеза превосходит во всех условиях путь специалиста. Сколько исканий и самоотверженных подвигов являет носитель синтеза в жизни каждого дня. Истинно, каждое условие роста пути носителя синтеза есть подвиг духа»²⁵.

Внимательность

Главным пробелом своего воспитания Пирогов считает отсутствие развития внимательности в детском возрасте. «Упражнение внимания — вот настоящая задача школы и воспитания»²⁶, — отмечает он. И хотя по природе своей Пирогов не был обделён этим качеством, но его развитием никто из взрослых с ним не занимался.

Он сетует: «Вся жизнь моя сложилась бы другим образом, если бы при моём воспитании сумели развить и хорошо направить мою внимательность. Недостатка в этой способности у меня не было; была, и не в малой степени, и разносторонность ума, но и то и другое были так мало культивированы, что я легко делался односторонником, не умея обращаться с моею внимательностью и направлять её как следует»²⁷.

Понятие внимательности Пирогов рассматривает с двух сторон — с «материальной», то есть внешней, и духовной, которая очень отличается от первой: это «внимательность к более глубоким психическим процессам; внимательность к собственному своему "я", то есть к своей мысли, воле, влечениям и т.п., — пишет Николай Иванович. — (...) Чем ранее начнёт развиваться внимательность, тем лучше для культурного человека»²⁸. Таким образом, под духовной внимательностью Пирогов понимал развитие сознания человека и познание им своей природы.

При этом Пирогов считает необходимым развивать оба вида внимательности и предлагает для этого эффективное средство — наглядность в соединении со словом, подразумевая под наглядностью всё, что воздействует на внешние чувства.

«Не одна наглядность — и слово интересует детей; как слово, так и раннее обучение грамоте я считаю необходимым делом для культурного общества»²⁹, — отмечает Пирогов.

«...Распущенность мысли и воли есть страшный недуг, от развития которого в себе должен беречься каждый из нас, кто не хочет покончить с собою самоубийством или домом умалишённых»³⁰.

Воспитание женщины

Пирогов говорит и о значении воспитания и образования для женщины. Высоко отзываясь о женщине как о матери и воспитателе будущих граждан и понимая несправедливость настоящего положения женщины в обществе, он пишет: «...раннее развитие мышления и воли для женщины столько же нужны, как и для мужчины. Чтоб услаждать сочувствием жизнь человека, чтоб быть сопутницей в борьбе, ей также нужно знать искусство понимать, ей нужна самостоятельная воля, чтобы жертвовать, мышление, чтобы избирать и чтобы иметь ясную и светлую идею о цели воспитания детей»³¹.

«Хотя ей [женщине] и нельзя по нашим законам сделаться солдатом, чиновником, министром, но разве можно мужчине сделаться кормилицей и матерью — воспитательницей детей до 8-летнего их возраста? Разве он может сделаться связью общества, цветком и украшением его? Только близорукое тщеславие людей... смотрит на мать, кормилицу и няньку как на второстепенный, подвластный класс. Только торговый материализм и невежественная чувственность видят в женщине существо подвластное и ниже себя»³².

«Итак, пусть женщины поймут своё высокое назначение в вертограде человеческой жизни. Пусть поймут, что они, ухаживая за колыбелью человека, учреждая игры его детства, научая его уста лепетать и первые слова и первую молитву, делаются главными зодчими общества. Краеугольный камень кладётся их руками»³³. Пирогов напоминает, что именно женщины — Марфа и Мария — «сделались причастницами слов и бесед искупителя», а также говорит о духовной высоте Марии — матери Христа.

И добавляет: «Не положение женщины в обществе, но воспитание её, в котором заключается воспитание всего человечества, — вот что требует перемены»³⁴.

Мировоззрение

Пирогов утверждал, что каждый человек должен иметь мировоззрение, без этого невозможно нормально жить и развиваться и, следовательно, изменить общество в лучшую сторону.

«Каждый настолько должен быть свободен, чтобы избрать для себя то или другое мировоззрение, но, избрав, должен на нём остановиться по крайней мере до той поры, пока заменит его другим, новым. Установление известного modus vivendi (жизненного правила) необходимо не только для согласия семейств, обществ и народов, но и для согласия с самим собою; а этого можно достигнуть только известным и более или менее определённым мировоззрением»³⁵.

Мировоззрение самого Пирогова в течение жизни не оставалось чем-то статичным, оно изменялось сообразно поискам «главного вопроса жизни» и размышлениям о человеке, его месте в мире, соотношении земного и небесного.

«Не думаю, — замечает он, — что кому-нибудь из мыслящих людей удалось в течение целой жизни руководствоваться одним и тем же мировоззрением; но полагаю, что вся умственная наша жизнь, в конце концов, сводится на выработку, хотя бы для домашнего обихода, какого-либо воззрения на мир, жизнь и себя самого»³⁶.

На склоне лет Пирогов приходит к выводу, что «главный вопрос жизни — вопрос о Боге».

После всех размышлений он заключает: «...существование Верховного Разума, а следовательно, и Верховной Творческой Воли, я считаю необходимым и неминуемым (роковым) требованием (постулатом) моего собственного разума, так что если бы я и хотел теперь не признавать существования Бога, то не мог бы этого сделать, не сойдя с ума. К такому твёрдому убеждению пришёл мой семидесятилетний ум после разных блужданий, доходивших до полного отрицания»³⁷.

Случай и провидение

К «блужданиям» Н.И. Пирогов относит убеждённость многих людей в том, что всем управляет слепой случай. Он говорит: «Юные и зрелые современники моей старости, живя и действуя в эпоху лотерей, ажиотажа, рулетки и биржевой игры, приучили себя видеть в случае один из главных рычагов жизни. Не мудрено, что и основу всего мироздания и исходную точку своих мировоззрений современное поколение может легко перенести на случай»³⁸ и, следовательно, тем самым отвергнуть план и целесообразность в мироздании.

Николай Иванович вспоминает давнишнюю историю, произошедшую с ним, когда он был в Берлине в учебной командировке. Сын квартирной хозяйки обворовал его, и молодой человек, оставшись без средств существования, в отчаянии не знал, что делать дальше. В этот же день он «случайно» встретил на улице знакомого по университету студента Штрауха, сына богатого аптекаря,

«— Вот встреча-то! как нельзя кстати! — говорит мне Штраух. — Знаете ли, мне бы хотелось жить и заниматься вместе с кем-нибудь, кто бы мог быть мне полезным в занятиях; не согласитесь ли вы? Я вам предлагаю квартиру у себя, особую комнату, содержание... а от вас ничего другого не требую, как помочь мне советом или объяснением там, где не хватит своего ума.

Я с радостью дал самое задушевное согласие.

В Провидение я тогда, ко вреду для самого себя, не верил и счёл встречу с Штраухом за счастливый случай»³⁹.

И уже на закате лет он пишет: «Одно из двух мне кажется несомненным: или нет вовсе случая, или между случаем и тем, с кем он случился, есть какое-нибудь отношение; впрочем, оба предположения в конечном результате сводятся на одно и то же.

Видя на каждом шагу связь между действиями и причинами, отыскивая по бессознательному (неволь­ному) требованию рассудка везде причину, где есть действие, мы неминуемо, роковым образом, приходим к заключению, что и между всеми действиями, и всеми причинами существует неразрывная, вечная связь»⁴⁰.

«Тонкое». Мировая мысль

Заметив, что некоторые впечатления прошлого иногда становятся неизгладимыми, что какие-то ощущения и воспоминания о давно прошедших событиях могут сохраняться до глубокой старости, Пирогов приходит к мысли о существовании за гранью плотного мира чего-то тонкого, «эфирного».

Он отмечает: «Мозг, как и все органы, подвержен постоянной смене вещества; атомы его тканей постоянно заменяются новыми... (...) Не говорит ли это в пользу моего взгляда (несколько мистического), что атомистические колебания (которые необходимо предположить при ощущениях) совершаются не в одних видимых и подверженных изменениям клеточках мозговой ткани, а в чём-то ещё другом, более тонком, эфирном элементе, проникающем через все атомы и не подверженном органическим изменениям»⁴¹.

«Сколько раз атомы моего мозга заменялись, чрез обмен веществ, новыми, и всякий раз передавали этим новым прежние впечатления, то есть прежние свои сотрясения»⁴².

Современной наукой установлено, что постоянная замена клеток различных частей тела происходит с разной скоростью — от нескольких часов и дней до нескольких лет, на полную замену уходит от 7 до 10 лет. А нейрогенез, или образование новых нейронных связей в мозге, научно доказан совсем недавно — в XXI веке.

В своих наблюдениях Пирогов идёт дальше и утверждает: «Сверх моей мозговой мысли существует ещё другая, высшая мировая»⁴³. И если неоспорим тот факт, что мысль, запечатлённая живописцем, скульптором или поэтом в их творении, продолжает жить целые века и пробуждать в зрителе и читателе новые мысли, то также неоспоримо, пишет Пирогов, что «высшая мировая мысль, избравшая своим органом вселенную, проникая и группируя атомы в известную форму, сделала и мой мозг органом мышления»⁴⁴.

«И в меня невольно вселяется убеждение, — продолжает Пирогов, — что мозг мой и весь я сам есть только орган мысли мировой жизни, как картины, статуи, здания суть органы и хранилища мысли художника.

Для вещественного проявления мировой мысли и понадобился прибор, составленный по определённому плану из группированных известным образом атомов, — это мой организм... (...) ...Для меня несомненно, что сознание моё, моя мысль и присущее моему уму стремление к отысканию целей и причин не может быть чем-то отрывочным, единичным, не имеющим связи с мировою жизнию и чем-то законченным и заканчивающим мироздание, то есть не имеющим ничего выше себя»⁴⁵. Другими словами, по мысли учёного, человек существует не сам по себе, а является частью Мироздания, Высшего мира.

Вспомним слова из Учения: «Я — вы, вы — Я — частицы Божественного Я»⁴⁶.

«...Всё проявляющееся в нашем уме, всё изобретаемое им, всё, наконец, до чего мы только можем додуматься, — уже есть существующее, есть готовое в проявлениях мировой мысли...»⁴⁷

И как врач, Пирогов утверждает: «...все химические процессы, весь процесс развития в организме — всё целесообразно, везде мысль, план и стремление осуществить, сохранить и поддержать бытие. Механизм устройства органов, химизм различных функций и т.п. — всё это чем более расследуется... тем яснее обнаруживаются в замысловатости устройства целесообразность и причинность...»⁴⁸

«Но из всех мировых тайн самая заветная и самая беспокойная для нас — это "я". Есть, правда, и ещё другая, ещё более заветная, это — истина. Но если каждый листок, каждое семечко, каждый кристаллик напоминают нам о существовании вне нас и в нас самих таинственной лаборатории, в которой всё неустанно само работает для себя и для окружающего, с целью и мыслью, то наше собственное сознание составляет для нас ещё более сокровенную и вместе с тем самую беспокойную тайну. (...)

Разумеется, я не говорю о так называемых научных истинах. Эти все — и исторические, и естественноисторические, и математические, и юридические — не более, как или истинные факты, или правильные умозаключения, добытые логическим анализом и синтезом, или же формулы, диктуемые жизнью, нравами и потребностями общества. Таких истин много. Но есть истина одна, цельная, высшая, служащая основанием всего нашего нравственного быта»⁴⁹.

«Истина! Ведь это абсолют, это Бог! Мы и не должны сметь когда-нибудь её постигнуть. Но невозможность достижения не есть отрицание стремления к ней. Это стремление, данное нам свыше, есть наше драгоценнейшее достояние»⁵⁰.

Беспредельность

Пирогов говорит о беспредельности мироздания.

«Каждый ребёнок меряет пространство и может довольно легко и правильно судить о нём, пока оно подвергается трём измерениям; но о пространстве вообще, безмерном и безграничном, и весьма дельные умы ещё не совсем уверены, сколькими измерениями оно способно мериться, и математики толкуют о возможности четвёртого, — найдут, может быть, необходимым или возможным и пятое.

Вероятно, наш мозговой ум доходит до всех этих отвлечённых понятий о пространстве, времени и т.п. путём эмпирическим, чрез ощущение наружными чувствами. Но то не эмпиризм, когда мы, всегда и везде видящие и ощущающие границы пространства, начинаем помышлять и о безграничном. (...) Мы роковым образом, неминуемо, не видя и не ощущая неизмеримого и безграничного, признаём фактическое его существование... и в существовании безграничного и безмерного мы гораздо более убеждены, чем был убеждён Колумб в существовании Америки до её открытия. Разница только в том, что мы нашу Америку никогда не откроем так, как он свою»⁵¹.

«...Мы всё-таки сознаём (не знаю как: сознательно или бессознательно?!) и приходим даже к твёрдому убеждению, что, кроме того ограниченного пространства, которое мы сами занимаем, и даже кроме видимой нами границы горизонта, существует ещё пространство, а за ним ещё и ещё. Так и для времени, и для силы, и для жизни мы в нашем ощущении не находим определённых границ. (...) Только фантазия и долговременный опыт, показывающий начало и конец различных предметов и различных действий, приводят нас к иллюзорным убеждениям, заставляющим нас думать, что есть конец света, конец жизни и т. п.»⁵².

«...К понятиям о беспредельном, к которым я отношу пространство, время, силу и жизнь, я отнёс и понятие о веществе. Откровенно сознаюсь, что вещество мне кажется таким же беспредельным, как пространство, время, сила и жизнь»⁵³.

«Главная суть вселенной, несмотря на всю её бесконечность и вечность, есть проявление мысли и творческого плана в веществе (материи)...»⁵⁴

Мы лишь кратко коснулись нескольких философских вопросов, изложенных в дневнике Пирогова, но и это уже даёт некоторое представление о широте его взглядов и мысли.

Последние годы жизни Н.И. Пирогов провёл в своём имении в селе Вишня, недалеко от Винницы. Как и всегда, он был необычайно деятельным: занимался исследованиями, писал научные труды, консультировал, принимал больных. Слава о нём как о чудесном докторе разошлась очень широко. И он действительно творил чудеса: безнадёжно больные выздоравливали, сложнейшие раны быстро заживали. Он не отказывал в лечении никому, причём не только не брал денег с больных, но и наоборот — давал их всем неимущим, чтобы они могли купить лекарства. Одна из таких трогательных историй спасения больного и помощи его семье описана в рассказе Александра Куприна «Чудесный доктор», основанном на реальных событиях.

Дважды за эти годы Пирогов по приглашению выезжал за границу, налаживал работу прифронтовых госпиталей; в одной из таких «военных» командировок он исцелил национального героя Италии Джузеппе Гарибальди, раненного в бою.

Последние два года жизни Н.И. Пирогов напряжённо работает над «Дневником старого врача» — записями, которые раскрывают нам человека широкой души и ума. Здесь вопросы религии и науки, понимание мира и человека, а также рассказ о своей жизни — без прикрас и лукавства. Пирогов всегда признавал свои профессиональные ошибки, рассказывал о них своим ученикам — будущим хирургам, в надежде, что они не будут повторять их.

Один из молодых учёных, которого опекал Пирогов, так сказал о нём: «Это наш патриарх. Я ещё не видывал человека столь человечного: так он прост и вместе глубок. Удивительнее всего, как человек таких лет и чинов мог сохраниться во всей чистоте, и притом у нас на Руси, пережившей целое николаевское царствование».

В ноябре 1881 года Николай Иванович Пирогов ушёл из жизни в селе Вишня.

В последних строках его дневника — слова о вере в бессмертие.

В 2010 году, когда отмечалось 200-летие великого хирурга и мыслителя, почитатели и последователи Н.И. Пирогова подняли вопрос о его канонизации.

Мы не знаем, осуществится это или нет, но для нас остаётся несомненной духовная высота этого истинного подвижника, трудившегося во благо всего человечества.

---

¹Рерих Е.И. Письма. Т. 2. М., 2000. С. 530 (20.12.1934).

² Там же. Т. 9. М., 2009. С. 116 (11.11.1951).

³ Там же. Т. 6. М., 2006. С. 320 (26.01.1939).

⁴ Пирогов Н.И. Быть хирургом. Записки старого врача. М., 2018. C. 84.

⁵ Пирогов Н.И. Быть хирургом. С. 89.

⁶ Там же. С. 110 – 111.

⁷ Там же. С. 81.

⁸ Там же. С. 90.

⁹ Там же. С. 85.

¹⁰ Там же. С. 86.

¹¹ Там же. С. 112.

¹² Там же. С. 114 – 115.

Рассказать о статье друзьям:

Работа СибРО ведётся на благотворительные пожертвования. Пожалуйста, поддержите нас любым вкладом: