Журнал: № 6 (290), Июнь, 2018

Выставка пастелей члена Союза художников РФ Арсения Милованова «В объятиях тысячелетия», написанных во время путешествия по Юго-Восточной Азии, открывает зрителю новые грани творчества художника. Как говорит сам Арсений Петрович, он хотел передать не только краски, но и звуки этих мест. Подобное удавалось Николаю Константиновичу Рериху в его удивительных пейзажах. Возле картин Рериха и началась наша беседа.

— Вы тоже чувствуете здесь музыку?

— Да, да. Я не хочу даже сравнивать себя с Рерихом, это только стремление, учёба у него, потому что Николай Константинович был человеком, уже поднявшимся над этим миром, над всей этой суетой. Я понимаю, о чём говорю, потому что очень сложно войти в творческое состояние, то есть быть полностью отрешённым от мирских мыслей, дум, забот. Творчество — это такое состояние, когда ты полностью погружаешься в свои задачи. Во-первых, в технические задачи, во-вторых, надо понимать, для чего ты это делаешь: чтобы передать какой-то дух, какую-то идею, эмоцию. Для меня сейчас мало просто передать настроение, состояние, — мне это не так интересно, потому что это можно сделать элементарно, с помощью некоторых приёмов. А вот суметь почувствовать, прежде всего в самом себе, какие-то абсолютно новые ощущения, образы, мысли... Почему я и говорю о состоянии души, о возвышенности души, когда ты занимаешься уже не просто рисованием, а какими-то совершенно другими вещами. Я сравниваю это с молитвой. Молитва не как просьба, а как состояние — ты находишься где-то, не на земле. С помощью творчества можно такого состояния добиться. И каждый раз, когда идёт творческий процесс и ты соприкасаешься с краской, со светом, с ритмами, композицией, с фактурами, линиями, — ты начинаешь оперировать достаточно абстрактными понятиями. Можно, конечно, этими же абстрактными приёмами изобразить что-то реальное, но моя задача сейчас — открывать другие миры. Я почувствовал, что подошёл к какой-то двери, за которой огромный неизведанный мир. Там Космос. Я только делаю первый шаг за эту дверь, туда, где уже нет реальности. Есть совершенно другой мир — мир звуков. Я для себя открыл его случайно. У меня есть небольшая литературная фантазия, где я описываю это состояние, — это как будто полёт в космос, за пределы нашего мира, полёт в другие пространства. Там другие цвета, другие звуки, там смешиваются все звуки и цвета. И смешиваются не только звуки и цвета, а ещё и какие-то физические явления, силы, мысли. Музыка — она всё равно ограничена звуком. Живопись ограничена плоскостью, а здесь — пространство: музыка сливается с живописью, цветом. И моя задача сейчас примерно в этом — войти в этот полёт, в это пространство и попытаться выразить всё уже другими средствами.

— Вы родились в Новосибирске, учились в Красноярске. Это крупнейшие сибирские города, центры культуры. Почему вы уехали в глубинку? Даёт ли она художнику больше, чем мегаполис?

— Дело всё в том, что я пейзажист. Если бы я был изначально художником-абстракционистом, к чему сейчас я стремлюсь, — наверное, мне было бы комфортнее жить в городе. Но так как я пейзажист, я понимаю, что природу нельзя писать наскоком, надо в ней находиться. Поэтому я для себя выбрал такой путь: уехал в деревню после училища, и там всё и реализовывалось. Я очень много писал с натуры. Сначала я осваивал саму деревню, её графику, ритмы деревенские, очень полюбил заборы рисовать. Потом меня потянуло за пределы села, в окрестности, стал писать природу. Правда, изначально я относился достаточно критично к пейзажу. Мне казалось, что это банально — писать пейзаж, дорожки лесные, берёзки. А потом, когда я глубже погрузился в природу, я нашёл что-то своё. Я не стал изображать сусальную такую природу, а стал заниматься больше изучением ритмов, цвета, передачи материала. Пастель дала возможность работать зимой, и это расширило беспредельно мои возможности. Раньше была акварель — это весна, лето, осень, и всё; масло зимой мёрзнет. А пастелью можно писать в любую погоду, и я это всё осваивал. Но за эти годы я, можно сказать, выработался полностью, опустошился. Мне всё это стало понятно, близко, но мне больше нечего сказать. Кризис. И тут у меня состоялась первая такая интересная поездка — в Алжир, в пустыню Сахара. До этого я отрицательно относился к поездкам за рубеж, считал, что не нужно русскому человеку куда-то ехать, нужно природу свою описывать. Но поездка в Алжир дала мне мощный творческий толчок, и в Камбоджу я с удовольствием поехал.

— У вас династия художников. Что на это повлияло? Обстановка в семье сама по себе либо ген творчества передался по наследству?

— Я убеждён, что воспитывают на своём примере, прежде всего детей. Я, рождённый в семье художника, с детства видел картины на стенах, в частности репродукции Рериха. У папы было два прекрасных альбома Рериха, я с детства всё это листал, смотрел. Потом — хождение в музей, здесь Рерих прекрасный. Приходили художники, были разговоры, общение, — это всё, конечно, влияет. И мои дети находятся в этой творческой атмосфере. Меня радует, что мои дети приехали со мной на эту выставку, для них это очень мощный воспитательный момент. Потому что, видя папу постоянно дома, они не понимают, чем папа занимается на самом деле. А когда они видят результат, плоды, выставку... Это как концерт: можно актёра наблюдать, как он репетирует, но если ты ни разу не видел, как он на сцене преображается, ты его не оценишь. Но я их не заставляю рисовать. Мало того, когда я ушёл из школы искусств, они ушли вместе со мной. Я был против этого: учитесь дальше. — «Нет, мы не хотим учиться в школе». И они рисуют дома сами. Они просто смотрят, наблюдают, у них своё творчество есть. Правда, старший сын тоже не хотел быть художником, а сейчас он художник, причём интересный, самобытный художник, очень выразительный, талантливый.

— Вы сегодня уже говорили о том, что для Вас ценно, что музей Рериха Вас приглашает. Чем для Вас важно именно это место для проведения выставок?

— Я уже сказал, какое влияние на меня оказывает творчество Рериха. Можно сказать, я у него учусь всему. Как художник, как мыслитель он для меня является эталоном. Человек, который создал свой мир. Причём я поражаюсь, удивляюсь: такая бесконечная многогранность личности! Как его на всё хватало? Одного только художественного творчества было бы достаточно, чтобы это создать. Он ещё и мыслитель, и поэт, и общественный деятель, и путешественник. Перечислять можно много. По значительности подобного Рериху нет у нас другого художника.

Здесь, в музее, особые люди, которые этот музей создали. Они служат тому же делу, которому посвятил себя Рерих, — искусству. Тут особый зритель, очень тонкий, чуткий. Общаясь с людьми, я стараюсь подняться до их уровня, чтобы соответствовать. Это такая хорошая планка для меня. Я бы пожелал каждому значительному художнику такой музей иметь, чтобы его творчество вот так же поддерживали и его прославляли, воспитывая другие поколения. Я рад, что здесь выставляюсь, и для меня это большая честь.

Интервью взяла Н.П. Шадрина

Рассказать о статье друзьям:

Работа СибРО ведётся на благотворительные пожертвования. Пожалуйста, поддержите нас любым вкладом: