Журнал: № 8 (316), Август, 2020

* Доклад на XXIII Абрамовских чтениях, г. Венёв, 2019 г.

В архиве государственного Музея Рерихов в Москве имеется 14 писем Бориса Николаевича Абрамова к Юрию Николаевичу Рериху². О том, что такая переписка существовала, мы знали из вышедшего в издательстве МЦР в 2002 г. 2-го тома писем Ю.Н. Рериха³. Имя Бориса Николаевича упоминается в двух письмах Ю.Н. Рериха — к З.Г. Фосдик (3.07.1956) и Р.Я. Рудзитису (8.12.1959). В письме к З.Г. Фосдик Юрий Николаевич делится новостями о своих корреспондентах и, в частности, пишет: «От Абрамовых имею письма»⁴.

Первое письмо Бориса Николаевича датируется 23 августа 1950 г., последнее — 12 мая 1960 г. Таким образом, переписка продолжалась вплоть до ухода Юрия Николаевича из жизни 21 мая 1960 г. Места отправления первых семи писем — китайский г. Харбин, последующих семи — г. Новосибирск.

В первом письме Борис Николаевич пишет: «Доктор читал мне Ваше письмо, где были очень для меня радостные строчки» (23.08.1950). Доктор, о котором говорится, — это, скорее всего, Борис Николаевич Чистяков. Он и его жена Людмила Ивановна были знакомы с Н.К. и Ю.Н. Рерихами в период их пребывания в г. Харбине в 1934 г. Супруги входили в старшее «Содружество», образовавшееся после отъезда Рерихов и объединившее единомышленников вокруг Учения Живой Этики на долгие годы.

Из приведённых строк следует, что Б.Н. Чистяков получил письмо от Юрия Николаевича и прочитал его Б.Н. Абрамову. Очевидно, это письмо и вдохновило Бориса Николаевича отправить личное послание Юрию Николаевичу. Всё его письмо проникнуто надеждой на будущую встречу с Е.И. и Ю.Н. Рерихами. Б.Н. и Н.И. Абрамовы выражали готовность помогать Юрию Николаевичу в том, чтобы «воздвигнуть нашему Любимому Н.К. достойный памятник»,
и ожидали от него подтверждения такой возможности сотрудничества. Далее Борис Николаевич пояснял: «И ещё хочу сказать Вам, что для нас, как уже говорил, Вы — вместо Вашего папы, в семье, и большая забота на Вас об Елене Ивановне. И я так был бы счастлив, если бы мне выпало на долю помочь Вам в этом и разделить эту заботу о Вашей маме. Хочу, чтобы знали, что всё, что имею, и все силы свои с готовностью отдал бы на это. И в высоком и малом, особенно в малом, житейском и обычном. Люди любят летать на облаках, по горькому опыту знаю. Но ведь Ей-то приходится идти ногами человеческими, а на пути камни острые, жёсткие, и бывает порой очень больно. Вот и хочется помочь от всего сердца. Девять лет болезни Нины [Ивановны]⁵ меня многому научили. Научили и чуткости, и бережности, и так хотелось бы быть Ей полезным даже в простых, житейских, каждодневных вещах, которых иногда, например, мои даже долго-близкие, не понимают. Вот Вы и Ваша Мама — всё, что у нас с Ниной [Ивановной] осталось самого дорогого... (...) Вы ведь солнце видите каждый день, и для Вас оно просто солнце. Да! Да! Просто мама, и каждый день. А кто-то и где-то почёл бы за счастье хоть одним глазком взглянуть на Неё» (23.08.1950).

Следующее письмо было отправлено через пять лет, 5 декабря 1955 г. Поводом стало скорбное событие. В начале послания Борис Николаевич пишет, что ранее, 17 ноября, им было «отправлено письмо с выражением сочувствия по случаю постигшего Вас горя — смерти Вашей Матери. Там я писал, что кончина эта явилась для нас тяжёлой неожиданностью...» Уход Елены Ивановны стал для Абрамовых страшным ударом, ведь она сама подтверждала возможность встречи с ними в России. Некоторое время они были растеряны, не зная, как им дальше строить свою жизнь.

Борис Николаевич поясняет: «Дело в том, что наши мечты, желания и надежды все сосредотачивались на нашей будущей встрече с нашей Любимой Е.И. и Вами. И о предстоящей поездке мечтали в связи с этим. И когда Она дала нам Совет ехать [на Родину], то нам казалось, что встреча приблизилась. Жизнь жестоко разбила все наши мечты. Ждать встречи с нашей Любимой уже не приходится. А ехать уже не для встречи с Нею, ехать с больною Ниной Ивановной... — задача нелёгкая. (...) Ведь все советы Вашей мамы об отъезде мы принимали в надежде на встречу, которая была целью всех наших чаяний».

Мы видим, что главным побуждением к возвращению в СССР для Абрамовых было свидание с Рерихами и стремление помогать им в их общественной и научной деятельности. Поскольку стало понятно, что встрече не суждено состояться, в этом и следующем письме Борис Николаевич размышляет о возможных вариантах переезда, ищет совета у Юрия Николаевича, спрашивает о планах обоих Рерихов.

Ещё одно важное условие, которое стремился учесть Борис Николаевич при переезде, — это слабое здоровье Нины Ивановны, которое могло не выдержать сурового климата и условий жизни в СССР.

Борис Николаевич высказывает такие предположения: переехать к Зинаиде Григорьевне Фосдик в Америку, или к Александру Михайловичу Асееву в Бразилию, или к Святославу Николаевичу Рериху в Индию. Б.Н. Абрамов пишет, что рядом со Свято­славом Николаевичем он «мог бы привести в порядок тетради Вашей мамы, о чём Она мне писала в своё время⁶. Во всяком случае, смог бы быть как-то полезен». Эта мысль о том, чтобы приносить пользу, повторяется в письмах рефреном. Она была для Бориса Николаевича глубоко сознательным, заветным стремлением.

Из писем следует, что Борис Николаевич искал варианты переезда в достаточно близкое время — ещё до того, как откроется возможность возвращения на Родину. Он отмечал, что, несмотря на нездоровье Нины Ивановны, в Харбине «оставаться долго, по-видимому, будет трудно, т.к. можно оказаться без заработка» (5.12.1955). Вопрос о переезде стоял для них остро.

В следующем письме, от 16 апреля 1956 г., Борис Николаевич пишет, что от Юрия Николаевича «коротенькое письмо от 7 января мы получили. Но Ваше первое письмо от 6 декабря до нас так и не дошло». Б.Н. Абрамов благодарит «за внимание и за то, что Вы ответили хотя бы частично на мои вопросы». Далее он поясняет, почему переезд на Родину им откладывается: «Последовать Совету Елены Ивановны мы, конечно, собирались, но пока наши друзья этому Совету ещё не последовали, нам хотелось побыть с ними и как-то приобщиться к их интересам. Нам не хотелось очутиться в таком же положении, как Альфред Петрович, о котором ни Вы, ни мы ничего не знаем. И если не приходится торопиться, то, очевидно, для этого есть причины. Мечта и надежда остаётся такой же живой и сильной, но хотелось бы разделить её вместе с близкими».

Напомним, что Альфред Петрович Хейдок, как и Абрамовы, лично встречался с Рерихами в Харбине и вместе с женой входил в старшее «Содружество» (до 1940 г., когда семья Хейдок переселилась в город Шанхай). Супруги одними из первых вернулись из Китая в СССР в 1947 г. После 1950 г. А.П. Хейдок перестал писать, и друзья не имели от него никаких вестей⁷.

Сейчас стало известно, что в 1950 г. был арестован младший сын А.П. Хейдока. Не выдержав этого тяжёлого удара, обладавшая слабым здоровьем жена Альфреда Петровича скончалась. А через полгода, в октябре 1950 г., арестовали и самого А.П. Хейдока за переписку с Н.К. Рерихом. По приговору особого совещания, вынесенному заочно, он был осуждён на 10 лет заключения с полной конфискацией имущества. Почти весь срок он отбывал в лагере на станции Абезь Коми АССР. Ему удалось освободиться только в 1956 г. и добиться полной реабилитации.

Зная историческую ситуацию тех лет в нашей стране, мы понимаем, что размышления Бориса Николаевича имели вполне серьёзные основания. До 1955 г. Духовный Учитель не давал Абрамовым Совета о переезде⁸, и Борис Николаевич считал так, как сказано в письме: «И если не приходится торопиться, то, очевидно, для этого есть причины».

Глубоко переживая неожиданный уход Елены Ивановны, Борис Николаевич только в первом летнем письме 1956 г. написал, что горечь утраты стала понемногу проходить ближе к весне, а с начала мая он стал чувствовать её мысли: «...начиная с нашего Нового года⁹ стало много легче. Опять появилась надежда. Утренние мысли приобрели новый характер и настроение. (...) Некоторое время тому назад, с первых чисел мая, близко почувствовал мысли любимой Матери и с тех пор каждое утро ощущаю мысли от Неё, которые стараюсь не забывать. Сперва их было немного, потом побольше. (...) Её слова, Её забота и Её внимание, всё, как и раньше. И много надежды и радости они мне приносят. Уже горечь и горе не столь остры» (8.06.1956). Он просит Юрия Николаевича прислать фотоснимок с памятника Елене Ивановне.

Тогда же, в мае, в Записях Бориса Николаевича стала чётко звучать мысль о необходимости переезда в Россию: «Что же делать вам? Ехать. Всё равно условия сложатся так, что ехать придётся, ибо нужны. К чему же напрасные сомнения и неуверенность?»¹⁰ Через полтора месяца последовал повтор указания: «Сказано: ехать, и наше благословение над исполняющими Указ. (...) Сроки настали, и медлить нельзя»¹¹.

Летние письма носят более радостный, светлый характер. Борис Николаевич даже оптимистично подчёркивает, что «желанная сказка заповеданная уже осуществляется, а с ней изменится и наша личная жизнь. Так что Зин[аиде] Григорьевне и её возможностям скоро уже можно будет не завидовать, т.к. и свои будут не меньше, если не больше» (8.06.1956).

10 июля 1956 г. Абрамовы получили один из ответов Юрия Николаевича. «И Нина Ивановна, и я ощутили на сердце радость и тепло, и как-то хорошо и празднично стало на душе. Прочёл его несколько раз, и ощущение радости не покидало. Так жаль, что не всегда письма доходят».

В мартовском письме 1957 г. Борис Николаевич, говоря о своих опасениях по поводу переезда, поясняет, что он вряд ли сможет преподавать в СССР, так как у него нет диплома о высшем образовании. Нина Ивановна по болезни не сможет, как того требуют условия советской жизни, работать и полностью взять на себя домашнее хозяйство. Поэтому Абрамовы никак не могли принять это сложное решение.

Размышляя о сроке отъезда из Харбина, Борис Николаевич делает интересное замечание: «Н.К. как-то говорил о семьдесят втором, крайнем, годе. Неужели это возможно? Не доживёшь! Но внутреннее устремление сильно...» Так сложилось, что 72-й год стал действительно последним, но не для харбинского этапа, а для земной жизни Бориса Николаевича.

После единственного письма 1957 г. переписка оборвалась, видимо, в связи с переездом Ю.Н. Рериха в Москву в начале августа того же года.

Следующие семь писем Бориса Николаевича относятся к 1959 – 1960 гг., когда Абрамовы уже переехали в СССР. В конце сентября 1959 г. они прибывают в г. Новосибирск. 8 октября им выданы бессрочные паспорта, а 15 октября их прописывают на квартире у знакомых — Антонины и Николая Качауновых (также выходцев из г. Харбина).

Всех вернувшихся соотечественников советское правительство обещало обеспечить жильём¹². Качауновы раньше других получили двухкомнатную квартиру в связи с инвалидностью дочери. Абрамовы жили у них в одной из комнат вплоть до февраля 1961 г. От первоначальных планов по строительству в Новосибирске совместного дома на двух хозяев Качауновы отказались, а самим Абрамовым завершать его было не под силу.

По прибытии в Новосибирск Борис Николаевич уже 6 октября пишет письмо Юрию Николаевичу и 8 октября повторяет его для надёжности. Из второго письма: «Мне очень бы хотелось побывать на выставке картин Николая Константиновича или, если выставка уже закончилась, увидеть хотя бы некоторые из Его полотен. Я смог бы выехать тотчас же по получении Вашего ответа. Хотелось бы застать Вас в городе. (...) Если не затруднит, ответьте телеграммой».

В 1959 г. проходила вторая персональная выставка картин Н.К. Рериха в Москве — в Государственной Третьяковской галерее. О ней и идёт речь в письме. Мы не знаем, был ли получен ответ, но известно, что личная встреча Б.Н. Абрамова с Юрием Николаевичем в Москве состоялась до 8 декабря. Точная дата встречи пока не установлена. В письме к Р.Я. Рудзитису от 8 декабря Юрий Николаевич сообщил: «Был у меня Б.Н. Абрамов, который также вернулся на Родину»¹³.

О состоявшемся свидании Н.Д. Спирина, ученица Б.Н. Абрамова, вспоминала, подчёркивая такие качества Ю.Н. Рериха, как сочувствие и отзывчивость: «Борис Николаевич... говорил: "Это поразительно — Юрий Николаевич откликается буквально на всё" — что происходит с женой Бориса Николаевича, как и где они устроятся, как с квартирой, с пенсией. Ведь Борис Николаевич уже был пенсионером, когда сюда приехал. В Харбине он выработал пенсию, но надо было, чтобы её здесь признали, у него тут не было стажа. И во всё это Юрий Николаевич вникал с необыкновенным сочувствием, и это поразило Бориса Николаевича. В то же время Юрий Николаевич говорил с ним о духовных явлениях и о чём-то вне нашего быта, и Борис Николаевич оценил это, конечно, в полной мере, он говорил: "Высóты духа!"»¹⁴.

Мы полагаем, что следующим по хронологии было письмо от 17 декабря 1959 г., хотя в нём обозначен 1956 год. Однако содержание письма доказывает, что оно могло быть написано только в СССР. Год восстанавливается однозначно, так как до ухода из жизни Юрия Николаевича оставался только один декабрь — 1959 года.

В начале письма Борис Николаевич благодарит Юрия Николаевича за присылку «каталога Третьяковской галереи с цветными репродукциями картин Николая Константиновича»¹⁵, а также последнего письма Николая Константиновича, переданного Валентином Фёдоровичем Булгаковым. Именно в этом издании были впервые в СССР напечатаны цветные репродукции картин Н.К. Рериха. Борис Николаевич уважительно отмечает в конце своего письма: «В каталоге картины уже помечены "Дар Ю.Н. Рериха". Следовательно, волю Николая Константиновича, отца своего, Вы выполнили и отдали картины Родине».

Валентин Фёдорович Булгаков (1886 – 1966), упоминаемый в письме, — последователь и последний секретарь Л.Н. Толстого, работавший в конце жизни около 18 лет в Яснополянском Доме-музее. В период его жизни в эмиграции в Праге он состоял в переписке с Н.К. Рерихом (с 1936 по 1947 г.), и художник передал в дар основанному В.Ф. Булгаковым Русскому культурно-историческому музею 15 своих полотен, в том числе известную картину «Св. Сергий Радонежский» (1932). Уцелевшие после фашистского разгрома коллекции этого Музея были переданы В.Ф. Булгаковым в начале 1949 г. в СССР. Видимо, как это ни удивительно, в своём личном архиве он хранил и весточку для Бориса Николаевича.

Посылка пришла в канун памятного дня Николая Константиновича. Борис Николаевич передал свои впечатления так: «...и мы и порадовались, и попечаловались одновременно. Поблагодарите, пожалуйста, от меня Вал. Ф. Булгакова за его внимание, которое он оказал мне. Я был очень тронут. Как бы приветствие издалека, далека, от нашего Дорогого» (то есть Н.К. Рериха).

Из письма Бориса Николаевича видно, что он не только интересуется подготовкой выставок картин Н.К. и С.Н. Рерихов в Москве и Новосибирске, но и сам активно включён в этот процесс. Он лично знаком и с директором открытой годом ранее (27.12.1958) Новосибирской картинной галереи Виктором Петровичем Токаревым¹⁶, и с искусствоведом, сотрудником галереи Павлом Дмитриевичем Муратовым. Стараясь заручиться поддержкой Юрия Николаевича, Б.Н. Абрамов подробно описывает последовательные шаги (письменные обращения, поездки и т.п.), которые планируется предпринять для организации выставки рериховских полотен и передачи картин в постоянную экспозицию или даже для открытия музея Н.К. Рериха в Новосибирске (17.12.1959, 29.02.1960).

В письме от 29 февраля 1960 г. он уведомляет о том, что В.П. Токарев будет в Москве и планирует обязательно посетить Юрия Николаевича. Такая встреча состоялась, но несколько позже, когда директор галереи приехал уже забирать рериховские картины, — 17 мая 1960 г., буквально за 4 дня до ухода из жизни Ю.Н. Рериха. Воля отца, великого мастера, была исполнена — 60 его полотен были переданы для постоянной экспозиции в Новосибирскую картинную галерею, и 27 сентября того же года состоялось её открытие¹⁷. Письма из архива подтверждают живое и деятельное участие Бориса Николаевича в этом важном деле.

В письмах от 17 декабря 1959 г. и 8 февраля 1960 г. Борис Николаевич интересуется здоровьем и делами своих новых московских друзей — художников-космистов Виктора Тихоновича Черноволенко и Бориса Алексеевича Смирнова-Русецкого. В свой приезд в Москву он слушал музыкальные импровизации Виктора Тихоновича, которые ему очень понравились и оставили глубокое впечатление. А вспомнил он о них в письме, немного с юмором, вот по какому случаю: «У нас предполагается конкурс стихотворений... и музыкального к ним оформления по случаю 90-летия со дня рождения Владимира Ильича. Хочу попробовать свои силы и в том, и другом. Как Вы думаете, получится у меня что-нибудь? Вот у В. Тих. его музыка замечательна. Очевидно, его лавры и не дают мне покоя, и хочется тоже творить. Привет и ему, и Б.А. Вспоминаю обоих, но музыку больше всего» (8.02.1960).

В следующем письме, отправленном через три недели, Борис Николаевич пишет: «Песню о Ленине написал и музыку к ней тоже создал (пока она, т.е. сама мелодия, лишь в голове). На днях подаю на конкурс» (29.02.1960). К сожалению, нам это произведение пока неизвестно.

Борис Николаевич неустанно искал возможности продвижения рериховских идей и дел. Он пишет Юрию Николаевичу о своём желании устроиться работать на выставку картин Н.К. и С.Н. Рерихов или в будущий музей, если такой будет создан в Новосибирске (29.02.1960). Также он высказывает готовность и к другому варианту: «Дорогой Юрий Николаевич, я знаю, что Вы сейчас перегружены работой и Вам, наверно, нужно секретаря или помощника, хотя бы по выставочным делам. Вот я бы и мог Вам быть полезным, тем более, что моя мечта сбылась о том, чтобы мои материальные условия позволили бы мне располагать своим временем. И если бы нашлась жилплощадь, то как бы всё было бы просто. (...) Пожалуйста, подумайте об этом» (29.02.1960).

Борис Николаевич не оставлял поисков нового жилья и в Новосибирске. В небольшой квартире Качауновых они жили вшестером. Он пояснял: «...теснота мешает сосредоточиться и рассеивает утренние мысли» (17.12.1959). «О коммунальной квартире хотя и хлопочу, но ничего конкретного, чем бы можно было себя утешить, пока ещё нет. Того, что я получаю, на жизнь нам хватает, т.к. живём мы скромно и довольствуемся малым. Мечтаем получить жилплощадь, купить репродуктор и зажить самостоятельной жизнью. Нина Ивановна хотя и слаба, но на плитке обед мне готовит» (8.02.1960). «Меня беспокоит лишь то, что вот со дня нашего приезда она ни разу не видела солнца, т.к. она не выходит, а квартира, т.е. комната наша, расположена на север. И, конечно, у нас тесно, и мы до сих пор ещё не можем разложить вещи, т.к. негде, и надеемся на коммунальную квартиру. (...) В райжилуправлении мне сказали, что обещать ничего не могут. Значит, придётся ждать, может быть, год, два или больше. И хозяев своих, несмотря на их доброе отношение, мы не можем стеснять такое время. (...) Зима здесь долгая, холодно 9 месяцев. Значит, она [Нина Ивановна] девять месяцев без воздуха. Вот, видимо, нам и придётся, учитывая всё это, думать о переезде в тёплые края. И пишу я Вам обо всём этом, чтобы посоветоваться и узнать Ваше мнение» (29.02.1960).

Из бытовых подробностей Борис Николаевич описывал зимнюю рыбалку: «Был ещё раз на рыбалке на Обском море с нашим хозяином квартиры. Вдвоём мы поймали 107 окуней среднего размера. На реке было замечательно и, сравнительно, не холодно. Шуба и валенки грели хорошо» (8.02.1960).

В письме от 8 февраля 1960 г. Борис Николаевич подробно рассказывает о переезде из Харбина в Свердловск врача Б.Н. Чистякова и его супруги Людмилы Ивановны, которых знал и Юрий Николаевич.

Несмотря на бытовые сложности, после 2,5 месяцев пребывания в СССР Борис Николаевич пишет: «Очень приятно и радостно отмечать, как на глазах улучшается жизнь. Действительно расцветает родная Страна, и я так рад, что дома» (17.12.1959). Позже, в феврале 1960 г., отмечает: «По-прежнему доволен тем, что приехал, только озабочивает то, что не могу дать Нине Ивановне нужных при её здоровье условий» (29.02.1960).

Когда в феврале 1960 г. из ответного письма Борис Николаевич узнал, что весной состоится выставка картин С.Н. Рериха в Москве, он сразу решил посетить её. «Мне так хочется посмотреть их [картины]! Поэтому я устроился на работу, скоплю на билет и выставку повидаю. Также полюбуюсь и на полотна нашего любимого Н.К.». И далее: «Я хотел устроиться на работу у них [в Картинную галерею], но у них нет уже никаких фондов на это, и смета на 60-й год утверждена» (29.02.1960). Поэтому Борис Николаевич один месяц — март — работал в Новосибирской областной библиотеке.

12 мая из газет Б.Н. Абрамов узнал, что Святослав Николаевич пробудет в Москве не два месяца, как об этом писала ранее Ираида Михайловна Богданова¹⁸, а только один. Это обеспокоило его, потому что он запланировал выехать в 20-х числах поездом и мог не застать С.Н. Рериха в Москве, хотя очень хотел с ним увидеться. Борис Николаевич вновь пишет Юрию Николаевичу и просит ответить ему телеграммой, ведь билет нужно было покупать за 10 дней. Точно неизвестно, был ли получен ответ. Но, видимо, Борис Николаевич ускорил срок отъезда, так как мы знаем, что 24 мая он уже был в Москве. Этот факт подтверждает в своём дневнике Р.Я. Рудзитис¹⁹.

В Москве Б.Н. Абрамова ждала печальная весть об уходе из жизни Юрия Николаевича (за три дня до его приезда — 21 мая). Это явилось неожиданным ударом для Бориса Николаевича, который так искренне и неутомимо искал лучшее применение своим силам и знаниям, мечтал принести пользу и оказать помощь.

Позже, в феврале 1961 г., благодаря участию московских друзей переезд Абрамовых в Москву всё же состоялся.

Так 14 писем Бориса Николаевича приоткрывают нам новые страницы его жизни, помогают лучше понять мотивы поступков и глубину переживаний, которые сопутствовали разным событиям и встречам. Закончим наш краткий анализ словами Бориса Николаевича, которые созвучны каждому из нас: «Так хочется быть чем-то полезным Родине» (29.02.1960).

---

² В работе над статьёй использованы сканированные письма из архива Музея Рерихов (филиал ГМВ).

³ Рерих Ю.Н. Письма. Т. 2 (1936 – 1960). М.: МЦР, 2002. С. 291. См. также: Рудзитис Р.Я. Встречи с Юрием Рерихом. Минск: УП «Лотаць», 2002.

⁴ Рерих Ю.Н. Письма. Т. 2 (1936 – 1960). С. 291.

⁵ Здесь и далее в квадратных скобках — пояснения автора статьи.

⁶ См., например, письмо Е.И. Рерих к Б.Н. и Н.И. Абрамовым от 6.11.1952 г. (архив Музея Рерихов).

⁷ Об этом подробнее в письме Б.Н. Абрамова к Е.И. Рерих от 15.11.1954 г.

⁸ Совет, касающийся подачи прошения о возвращении на Родину, впервые мы находим в письме Е.И. Рерих от 3.02.1955 г. (дата письма установлена предположительно): «Совет — подать прошение по возвращению на Родину всем, кто хочет и согласен трудиться на Общее Благо в радостном кооперативном продвижении [сверху написано: настроении]. Борис и Ниночка могут подать прошение, также и Ваша милая ученица Ольга с мужем. Немало времени пройдёт, пока всё оформится, но, может быть, Вы приедете раньше меня». Однако в ответных письмах Б.Н. Абрамова к Е.И. Рерих не содержится информации о получении этого письма, хотя, по установившейся традиции, они писали даты дошедших посланий. В последующих письмах Абрамовых никак не отражены их реакция и предпринятые действия относительно этой вести.

Вместе с тем в письме Б.Н. Абрамова к Ю.Н. Рериху от 05.12.1955 г. имеется подтверждение о том, что Абрамовы получили от Е.И. Рерих Совет ехать: «И когда Она дала нам Совет ехать, то нам казалось, что встреча приблизилась».

В последних двух письмах Елены Ивановны к Б.Н. и Н.И. Абрамовым, от 14.03.1955 г. и 29.04.1955 г., полученных ими и сохранившихся в архиве Е.И. Рерих, повторялась мысль о том, чтобы ни Абрамовы, ни их близкие не уезжали ни в какие другие страны, но ожидали лучшей возможности переезда на Родину: «Передаю Вам Совет — никуда не переезжать, ибо можете уявиться на скорой перемене. Храните спокойствие и терпение» (14.03.1955). «Совет [ученице О. Копецкой с мужем] оставаться в Харбине и вместе с Вами, родные, отъехать немного позднее в лучшую страну и в лучший срок. Много будет перемен, потому уявите терпение...» (29.04.1955).

⁹ Вероятно, имеется в виду китайский Новый год. В 1956 г. он начался 12 февраля.

¹⁰ Грани Агни Йоги. 1956. 113 (май, 10).

¹¹ Там же. 314 (М.А.Й.) (июнь, 30).

¹² За 1958 – 1959 гг. Китай покинуло более 75 тыс. человек. Всего в 1950-е гг. из КНР в СССР выехало более 230 тыс. человек. URL: http://www.russianchina.org/articles/2011/03/25/3335

¹³ Рерих Ю.Н. Письма. Т. 2 (1936 – 1960). С. 330.

¹⁴ Спирина Н.Д. Беседа с сотрудниками СибРО. 2 августа 1992 г. // Полное собрание трудов. Т. 5. Новосибирск: ИЦ «Россазия», 2014. С. 19.

¹⁵ Выставка произведений Н.К. Рериха: Каталог. 1959 г. / Вступ. ст. Е. Журавлёва. М.: Мин-во культуры СССР, Третьяковская галерея, 1959.

¹⁶ В письме от 29.02.1960 г. описка — «Топорков».

¹⁷ Кочергина Н.М. Завещано городу близ Алтая // Восход. 2009. № 10 (186). URL: https://rossasia.sibro.ru/voshod/article/27184

¹⁸ И.М. Богданова также состояла в переписке с Б.Н. и Н.И. Абрамовыми.

¹⁹ Рудзитис Р.Я. Встречи с Юрием Рерихом. С. 191.

Рассказать о статье друзьям:

Работа СибРО ведётся на благотворительные пожертвования. Пожалуйста, поддержите нас любым вкладом: