НАТАЛИЯ ДМИТРИЕВНА СПИРИНА. 4 мая 1999 г. И.И. Сереброва, Н.Д. Спирина, Г.С. Николаиди. Музей Н.К. Рериха. 4 мая 2003 г.

Ю.В. Цыганкова: В первый раз я приехала к Наталии Дмитриевне на квартиру в 1996 году, и после беседы мы пошли на прогулку. Наталия Дмитриевна попросила взять с собой тетради стихов, переписанных её рукой, и мы ходили по Цветному проезду и читали стихи.

Спустя несколько лет, когда я стала помогать Наталии Дмитриевне в работе, каждая наша прогулка была для меня каким-то открытием, всегда одухотворена или чтением стихов, или слушанием пения птиц, или любованием цветами. Проходя мимо шиповника, она читала строки А. Вознесенского: «Запомни этот миг. И молодой шиповник. И на твоём плече прививку от него...» Гуляя по рябиновой аллее, мы читали М. Цветаеву — «Тоска по Родине...»

Конечно, для меня это была определённая школа, ведь этому не учат — как относиться к природе, к прогулкам. Рядом с Наталией Дмитриевной мы на всё начинали смотреть другими глазами. Мы обогащались тем прекрасным, что было в душе Наталии Дмитриевны.

Н.М. Кочергина: Словно жемчужины в волшебный ларец, отбирала Наталия Дмитриевна всё лучшее, что находила у самых разных поэтов. Это началось ещё в Харбине, на заре её юности, и продолжалось всю жизнь. Конечно, у неё были и любимые поэты. Так, она часто цитировала и Пушкина, и Лермонтова, тем не менее Лермонтова выделяла больше, чаще к нему обращалась, чаще вспоминала. Как-то я спросила: «Почему именно Лермонтов?» Наталия Дмитриевна ответила очень просто: «Потому что больше звучит, сердцу ближе». Позже я стала понимать, почему Лермонтов был ей ближе. В её отдельных репликах и высказываниях не раз звучала мысль, что всё творчество Лермонтова пронизано духовностью.

Следующим после Лермонтова был Гумилёв — по степени постоянного возвращения к этому имени, цитирования его стихов. Наталия Дмитриевна знала большое количество стихов Гумилёва, рассказывала много и о нём самом. Для меня всё это было ново, и я слушала с огромным интересом и неизменным восхищением. Благодаря этим беседам, благодаря её любви к поэту он не только открылся мне как великолепный мастер слова, но стал близким и дорогим человеком.

У Наталии Дмитриевны была привезённая из Харбина книга его стихов, перепечатанная на машинке. В эту самодельную книгу была вложена вырезанная из газеты или журнала фотография Николая Гумилёва, на которой он выглядел очень мужественно. По-видимому, этот портрет особенно нравился Наталии Дмитриевне. Гумилёв восхищал её своими человеческими чертами — она говорила, что в нём воплотились лучшие мужские качества. Что же касается Гумилёва-поэта, то в его стихах Наталия Дмитриевна ценила, помимо близкого ей по духу содержания, совершенство формы. Форму его стихов она называла гармоничной, ясной, прозрачной.

Наталия Дмитриевна серьёзно занималась вопросами стихосложения и учила нас, как отличать совершенную форму от несовершенной, классическую от свободной и т.д.

Хочу сказать ещё об одном критерии, с которым Наталия Дмитриевна подходила к оценке поэтов и творцов вообще, — это самобытность, умение никому не подражать. Говоря о Лермонтове, она подчёркивала, что Пушкину подражала целая плеяда поэтов, а Лермонтов был свободен от подражания. И эта способность к абсолютной новизне в искусстве была для Наталии Дмитриевны очень ценна.

За это же она ценила и Марину Цветаеву, и Бориса Пастернака, которых считала образцами в плане оригинальности самовыражения — оба шли своими неповторимыми путями. Причём ранний Пастернак, как говорила Наталия Дмитриевна, был ей ближе, чем его позднее творчество, где присутствует уже некоторая усложнённость формы. Она называла его «королём метафоры» и приводила примеры великолепных метафор, читая «Марбург», «Шекспир» и другие его стихи. Но её самое любимое стихотворение Пастернака — это, конечно, «Так начинают...»:

Так начинают. Года в два
От мамки рвутся в тьму мелодий,
Щебечут, свищут, — а слова
Являются о третьем годе...

Это стихотворение посвящено слову — тому, что было так дорого Наталии Дмитриевне. Вспоминается также поэма Гумилёва «Дракон», где рассказывается о том, как во времена Лемурии верховный жрец приходит к умирающему Дракону, чтобы постичь, познать от него тайну жизни. Одна из главных идей поэмы — могущество слова, великого дара, полученного человечеством. Возможно, именно поэтому Наталия Дмитриевна так любила эту поэму.

Чем руководствовалась Наталия Дмитриевна, когда определяла духовную ценность того или иного стихотворения? Думаю, что качеством огня, вложенного в него поэтом. Безусловно, в поэтическом произведении важно всё: и содержание, и форма — всё ею подмечалось. Но самым главным всё-таки был огонь, который она чувствовала во всём. Этот огонь она иногда называла интенсивностью.

Своим удивительным даром распознавания Наталия Дмитриевна безошибочно чувствовала этот огонь — он как бы пронизывал все элементы произведения. Это не значит, что стихотворение обязательно должно быть написано на духовную тему. Стихи могли быть о природе или о чём-то другом, но в них звучало нечто такое, что только она, в душе которой постоянно горел этот огонь, могла отнести их к разряду духовной поэзии. А некоторых поэтов она так и называла — огненными. Например, Маяковский, которого мы с детства привыкли считать певцом Революции, Советской республики, — для неё он был огненным, солнечным поэтом. В нём она ощущала тот звенящий накал, ту интенсивность внутренней жизни творца, которая пробивалась сквозь строки его стихов. Это же она отмечала и в творчестве Цветаевой.

Ю.В. Цыганкова: Одно время Наталия Дмитриевна часто вспоминала стихотворение Марины Цветаевой «Тоска по Родине...». Мы постоянно брали его с собой на прогулку и учили наизусть. Наталия Дмитриевна очень быстро его выучила, а мне никак это не удавалось, и мы каждый день, прогуливаясь по рябиновой аллее на Цветном проезде, читали строки Цветаевой:

Тоска по Родине! Давно
Разоблачённая морока!
Мне совершенно всё равно —
Где совершенно одинокой
Быть...

Стихотворение заканчивается так:

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И всё — равно, и всё — едино.
Но если по дороге — куст
Встаёт, особенно — рябина...

Наталия Дмитриевна говорила, что две последние строчки очень точно выражают состояние Марины Цветаевой, всю её тоску по родине, хотя стихо­творение, казалось бы, говорит об обратном.

О Цветаевой Наталия Дмитриевна отзывалась очень высоко и повторяла, что если бы она могла быть рядом с ней, то сделала бы всё возможное, чтобы предотвратить её смерть. Она чувствовала в ней очень сильного поэта с духовными прозрениями.

Наталия Дмитриевна часто говорила, что поэты — люди особенные, они чувствуют и видят то, что другим не дано. И если, читая стихи, мы почувствуем вложенные в них мысли поэта, то это очень обогатит наш внутренний мир, мы начнём видеть и глубже понимать окружающее.

И.И. Сереброва: Те, кто был знаком с Наталией Дмитриевной, никогда не видели на её глазах слёз. Она не была сентиментальной, но когда речь заходила о трагической судьбе поэтов — Цветаевой, Гумилёва, Лермонтова, — в её голосе чувствовались именно слёзы, хотя они и не блестели на её глазах. Она очень сострадала им в их жестокой судьбе, горевала об их преждевременной кончине, говорила о том, что человечество должно более бережно относиться к поэтам: сколько бы они могли ещё написать, если бы дольше жили! Эту ноту сострадания в голосе Наталии Дмитриевны можно услышать, если послушать звукозапись, где она читает стихи «Усталость» М. Волошина и «"Христос воскрес", — поют во храме...» Д. Мережковского. Но в её голосе можно было услышать и другие слёзы — слёзы восхищения гениальными строками великих поэтов, поэтическими жемчужинами. Например, в стихотворении Лермонтова «Пророк» есть слова: «И звёзды слушают меня, лучами радостно играя». Наталия Дмитриевна читала эту строчку с огромным восхищением. Она говорила, что трудно найти в поэзии что-то более прекрасное.

Н.М. Кочергина: Хочется затронуть ещё одну очень важную тему: поэт-творец и поэт-человек. Почему у одного и того же поэта могут быть совершенно разные стихи? Как много стихов даже у Гумилёва, которые были очень далеки от того, что Наталия Дмитриевна ценила. Она объясняла это тем, что, с одной стороны, поэт приносит в это воплощение свой талант, накоп­ленный веками, но, с другой — в жизни он может проявляться как самый обычный человек. Потому в поэте, в творце нужно обязательно отделять то, что присуще этой личности, и нечто над-человеческое, принадлежащее его высшей индивидуальности, его высшему «я» — тому, что не подлежит смерти. Всё преходящее в поэте уйдёт, но на века останутся высокие плоды его творчества — алмазы, добытые в процессе колоссального труда.

Ко всем подлинным поэтам Наталия Дмитриевна относилась как к людям другого мира — более высокого, более совершенного. Она преклонялась перед ними, но не как перед совершенными людьми, нет, — её восхищал их талант и невероятная, нечеловечески трудная работа — быть поэтом. Как непросто быть поэтом, может понять только настоящий поэт. И Наталия Дмитриевна это понимала. Изучая их жизнеописания, читая о том, как им было тяжко, как их преследовали, убивали, она проникалась к ним необыкновенным состраданием ещё и за их мученичество. Несмотря на всю суровость и жестокость этого мира, весь жар души своей поэты отдавали поэзии — тому, ради чего воплотились.

Ещё очень важная деталь. Наталия Дмитриевна никогда не обращала внимания на такие стороны жизни великих людей, на которые в последние годы принято делать акцент — негативные черты характера, подробности личной жизни и т.п. Она утверждала, что мерилом ценности творца являются его жизнь в искусстве и плоды его творчества. Только это и было всегда в поле её внимания и изучения.

С.А. Деменко: Слова А. Вознесенского «Тираны поэтов не понимают, когда понимают — тогда убивают» Наталия Дмитриевна повторяла постоянно. Тем самым она хотела сказать, как тяжело поэту в нашей действительности. Со временем мы начинали понимать и то, как ей самой было тяжело. Поэтому хотелось бы вернуться к картине С.Н. Рериха «По­двиг». Ведь её подвиг был и замеченным, и незамеченным. Может быть, те, кто уже сам сталкивался с трудностями жизни, — это, в основном, люди уже пожившие — могли понять её великий подвиг. А я, например, могу сказать, что не сразу смог оценить все трудности, через которые проходила Наталия Дмитриевна, потому что был достаточно молод.

Н.М. Кочергина: Мне хочется отметить, что к себе как к поэту Наталия Дмитриевна относилась строго и критично. Долгие годы её поэзия лежала под спудом, не была всеобщим достоянием, пока не вышли первые сборники. Но ещё до того, как стихи стали издаваться, они расходились, отпечатанные на маленьких листиках.

Многие стали высказывать Наталии Дмитриевне свои впечатления о её стихах, отзывы были самые восторженные — люди всеми силами души хотели отблагодарить её, сказать лучшие слова. Конечно, её это очень радовало, ей нужна была обратная связь — отзыв, отклик, как она говорила, она должна была понять, нужна ли её поэзия.

Часто стихи Наталии Дмитриевны рождались, можно сказать, на наших глазах. И когда мы получали листки с новым стихотворением, Наталия Дмитриевна просила высказываться, отнестись к ним беспристрастно и, если нужно, критиковать. Она очень чутко прислушивалась ко всем советам, и я не помню, чтобы Наталия Дмитриевна не попыталась улучшить или изменить свой стих, если были какие-нибудь замечания. Давая новое стихотворение сотрудникам, она всегда интересовалась, всё ли понятно выражено. После доработки стихотворения вновь спрашивала: «А так понятно?»

Наталия Дмитриевна рассказывала о своих подходах к созданию стихов. Прежде всего стихотворение должно было устраивать её саму. Она часто вспоминала слова Пушкина: «Ты им доволен ли, взыскательный художник?..» Главное, чтобы в тебе жил этот беспристрастный художник, говорила она, чтобы ты никак не был привязан к плодам своего творчества и не старался себя оправдать. И когда «художник им доволен», тогда уже он может давать эти стихи другим. Теперь в действие вступал второй механизм — понравилось ли другим? понятно ли? Среди тех, кому Наталия Дмитриевна давала читать свои новые стихи, надо назвать Валерию Леонидовну Кнорре, её близкого друга, мнение которой она ценила и всегда принимала к сведению.

Помню, что в стихотворении «Соломон» первоначально были такие слова: «И было кольцо у царя Соломона, и надпись на камне: "И это пройдёт"». Валерия Леонидовна высказала предположение, что, скорее всего, надпись была не на камне, а на самом кольце. И тогда Наталия Дмитриевна переделала эти строки так: «И было кольцо у царя Соломона, на нём была надпись: "И это пройдёт"».

И.И. Сереброва: Разговор о качестве стихов зачастую заходил, когда Наталия Дмитриевна получала письма со стихами начинающих авторов. Она изумлялась: почему люди не хотят трудиться? Вот им «пришёл» стих, они записали его и думают, что больше ничего не надо делать. Она говорила: «Если бы я так относилась к поэтическому творчеству, то у меня было бы совсем мало написано, ведь нередко приходит буквально одно слово или строка, над всем остальным нужно трудиться, шлифовать, искать удачную рифму, то есть работать. При этом нужно обязательно изучать правила стихосложения, читать, как пишут другие авторы. Любое мастерство нуждается в росте, в шлифовке, в повышении своего уровня».

Во всём, что касалось качества стихов, Наталия Дмитриевна была непреклонна. Часто вспоминала наказ Бориса Николаевича Абрамова: если писать на возвышенные темы, то качество должно быть очень высоким, иначе не стоит даже и прикасаться к написанию стихов. Бывали случаи, когда Наталия Дмитриевна, по прошествии нескольких лет, вдруг меняла в своём стихотворении какое-нибудь слово, если находила более удачное.

Г.С. Николаиди: Сейчас обнаруживаются интересные сведения, связанные с первым сборником стихов «Капли», изданным в 1990 году. В переписке Наталии Дмитриевны мы нашли письмо, адресованное Виктору и Елене Сибиряковым, — мне показалось очень значительным то, о чём пишет Наталия Дмитриевна: «Сегодня мне позвонил из Барабинска В. Черченко по поводу рисунков к сборнику стихов "Капли", которые он предполагал выпустить. Эти рисунки он предварительно вручил мне для рассмотрения, но не назвал имя художника, и я только сегодня узнала, что это были Вы. Я хочу сообщить Вам то, что я сказала ему по этому поводу. Рисунки очень интересны, оригинальны и самобытны, но ни по форме, ни по содержанию они не состыкуются с "Каплями". Эти стихи очень лаконичны, просты и предельно сжаты и, по моему убеждению, вообще не требуют никаких иллюстраций. Недавно, после долгих проволочек и затруднений, связанных с бумагой и прочим, вышел наконец этот сборник, который я Вам и посылаю со всеми своими лучшими чувствами к Вам обоим. Единственную иллюстрацию, которую я хотела иметь, был рисунок капли на обложке. Из нескольких вариантов я остановилась на том, который помещён. Мне хотелось, чтобы это была просто капля, но с отражением Гималайских гор, от которых я черпала своё вдохновение. Мне кажется, это получилось. И больше никаких украшений там нет». Так в нескольких строках здесь выражено очень многое: и откуда Наталия Дмитриевна черпала вдохновение, и как ответственно относилась к своим стихам. Мы знаем, как много она работала над ними. Её поэзия — новая поэзия, вдохновлённая Высшими Силами.

Н.М. Кочергина: Когда я познакомилась со стихами Наталии Дмитриевны, каким-то безотчётным чувством я знала, что они — из того же Источника, что и Учение. Они и пришли ко мне одновременно — книги Учения и стихи Наталии Дмитриевны, и были для меня как волны одного потока: одно дополняло другое. Книги Учения воспринимались как Учебник Жизни, а стихи — словно бальзам для сердца, как что-то самое необходимое для души.

И.И. Сереброва: Как сказано в Учении, любое творчество рождается от прикасания незримого мира, о котором только что говорилось. Ведь невидимый для нас мир мысли касается абсолютно всех, другое дело — в какой степени человек может почувствовать это касание и затем реализовать его в каком-либо творении. Кто-то может ощутить это касание и откликнуться на него, а кто-то пройдёт, отмахнувшись, как от мешающей паутинки. И конечно же, чуткие люди (к ним в полной мере мы относим и Наталию Дмитриевну) чаще всего осознанно откликаются на это касание.

И Наталия Дмитриевна знала точно: всё прекрасное, что рождается вдохновением, — всё это исходит из того Высшего Мира, который зовёт к Красоте и сам необыкновенно прекрасен. Если же человек замкнут в своём узком личном мире, то его творчество не может совершенствоваться, и если он думает: «Это моё, я создал это своим интеллектом», то истинное развитие творчества может прекратиться. Нужно быть более чутким к окружающему, прислушиваться к мыслям, которые нас осеняют, и тогда, может быть, творческий потенциал пробудится у большего количества людей.

Хочется верить, что в будущем всё будет по-другому, и человек откроет себя, своё сердце Высшему Миру, высоким мыслям, прекрасным образам, и тогда народятся более талантливые поэты, писатели, художники.

Ю.В. Цыганкова: Наталия Дмитриевна прожила довольно долгую жизнь, и мы благодарны судьбе, что она смогла так много оставить людям. Это поэзия Нового Мира, Капли высшей мудрости.

Какое счастье, что мы встретили в своей жизни Наталию Дмитриевну, открыли для себя её поэзию. Я очень люблю строки Н.К. Рериха, которые она взяла эпиграфом для своего сборника: «Изо всей благодати в руках крепко сжатых я донесу только капли». Эти капли, эти жемчужины Благодати у нас есть.

Мне думается, что даже если человек не встречался с Наталией Дмитриевной, а только соприкасается с её стихами, он неизменно получает Луч высшего Света, который сияет в её творчестве.

Н.М. Кочергина: О поэтическом творчестве Наталии Дмитриевны могу сказать: не представляю себе нашей жизни без её стихов.

Когда подходишь к Учению, «Капли» особенно восхищают. Я помню эти первые годы, когда мы все шли «зажжёнными факелами». Помню, летом, уезжая с детьми в деревню, мы брали с собой стихи Наталии Дмитриевны. Бывало, утром идёшь по росе в лес, к речке и, конечно, с тобой её стихи. С них, этих поэтических молитв, начинался день и ими заканчивался: «Какая радость, что Ты есть, какое это ликованье — познать величие Твоё, какому в мире нет названья...» Стихи вызывали восхищение, восторг, радость.

Ни одна слайд-программа, ни один доклад в нашем Екатеринбургском Рериховском Обществе не проходили без стихов Наталии Дмитриевны. Был у нас такой опыт, когда мы читали стихи и звучала живая музыка. Эту композицию мы привезли в Новосибирск на 80-летие Наталии Дмитриевны. Это были вдохновенные минуты, которые никогда не забудутся.

Был и отрицательный опыт. Однажды мы подготовили слайд-программу, в которой звучали «Капли» на фоне музыки, а на экране в это время демонстрировались слайды с картин Н.К. Рериха. Своё мнение об этой программе Наталия Дмитриевна выразила очень строго, твёрдо и понятно. Её слова запомнились на всю жизнь. Она сказала, что «Капли» и некоторые стихи из сборника «Перед Восходом» имеют философское содержание, потому музыка может звучать или между стихами, или, в очень редких случаях, как тихий фон. Кроме того, эти стихи не иллюстративные — только к отдельным «Каплям» можно подобрать какие-либо картины Рериха. А в основном они — для прочтения, глубокого осмысления и глубинного усвоения.

На мой вопрос о том, какая музыка более всего соответствует «Каплям», Наталия Дмитриевна, подумав, сказала: «В "Каплях" — особый ритм, что-то схожее есть в Прелюдиях Скрябина». И впоследствии сотрудниками Екатеринбургского Рериховского Общества была подготовлена музыкально-поэтическая программа: чтение стихов Наталии Дмитриевны чередовалось с Прелюдиями Скрябина (соч. 11), которые исполнялись на рояле. Программа прозвучала в 1993 г. в концертном зале Новосибирской картинной галереи в день открытия Мемориального кабинета им. Н.К. Рериха.

С.А. Деменко: Стихи Наталии Дмитриевны — это действительно жемчужины, которые помогают, дают и силы, и вдохновение. Я на своём опыте это ощутил, когда только познакомился с поэзией Наталии Дмитриевны: в моменты внутреннего борения, когда появлялись какие-то нежелательные мысли, от которых трудно было отмахнуться, но было необходимо преодолеть этот натиск, — я читал первое стихотворение из сборника «Капли» — «Просто распускаются цветы...» — и оно помогало мне преодолеть это состояние. Я много раз читал и другие стихотворения, но всё время возвращался к этому.

Н.М. Кочергина: Ещё о стихах Наталии Дмитриевны: вначале была радость, потом творческое освоение, а потом настало время, когда они стали помогать — помогать жить и бороться.

Никогда не забуду один из моментов, когда было очень, очень тяжело, невозможно было понять, как разрешить труднейшую жизненную задачу. Взяв сборник «Перед Восходом», я пошла в лес, ближе к природе. Произвольно открыв книгу, начала читать все стихи подряд, и вдруг для меня стал раскрываться глубинный смысл каждого слова и каждой строчки, они проникали в сознание и тут же запоминались. Я шла и повторяла, повторяла эти строки, и они давали облегчение. И приходило понимание, как дальше жить, как правильно выйти из этой ситуации. Сейчас я с благодарностью вспоминаю, как в тот очень тяжёлый момент стихи Наталии Дмитриевны вдруг озарили мою жизнь светом прозрения, — и говорю судьбе спасибо.

Стихи Наталии Дмитриевны — явление абсолютно уникальное в истории мировой поэзии, потому что они устремляют человека к преображению. По-моему, ничего подобного раньше не было. Были отдельные гимны, молитвы, что-то ещё, но то, что дала нам Наталия Дмитриевна, — такого не было никогда. Это поэзия Новой Эпохи, она дана на всю эту эпоху, и её будут читать и читать, черпая силы и вдохновение и открывая в ней всё новые и новые прекрасные грани.

С.А. Деменко: Поэзия Наталии Дмитриевны — это результат постоянного, неугасимого стремления к Высшему Миру, постоянного сотрудничества с ним. Мы знаем из писем Елены Ивановны о том, что вдохновляло Наталию Дмитриевну и каков Источник её «Капель».

И.И. Сереброва: В начале ХХ века ещё не существовало всеобъемлющего Учения под названием «Живая Этика» — Учения, которое вобрало в себя жемчужины многих философий и мировых религий. Это Учение помогает понять окружающий нас мир, формирует новое мировоззрение. И когда человек изучает его много лет, то оно становится сутью человека, и он смотрит на мир другими глазами. Создавая стихи или какие-то другие произведения, поэт творит их уже через призму своего нового мировоззрения.

И Наталия Дмитриевна писала стихи как человек, который смотрит на мир другими глазами — не теми, которыми смотрели поэты прошлых веков.

Принадлежала ли она сама к Новой Эпохе? Можно сказать, что Наталия Дмитриевна уже была частью Новой Эпохи, ведь у неё сформировалось новое мировоззрение, новый взгляд на мир, новое понимание цели — «как жить, чтобы святу быть», как она любила повторять. Она говорила, что Новая Эпоха, Новый Мир —

Он наступает в сердце человека —
Тот Новый Мир, завещанный от века,
В котором свет немеркнущей зари…

И в её сердце этот Новый Мир уже наступил. Она старалась, чтобы мы тоже к этому приобщились — через Учение, через искусство и поэзию, через стремление к прекрасному.

Продолжение следует