А я всё-таки дойду.

Надо всё поставить на карту.

Маресьев дошёл. Николай Островский тоже дошёл. Заповедана доктрина напряжения. Почему? Для земли? Нет! Напряжение нужно для Тонкого Мира. Есть два величайших преступления — предательство и самоубийство. В одном рассказе под названием «Величайшее из самоубийств» человек не сразу убивает себя. Но зная неминуемость смерти вообще, смакует и радуется всему, что вредит ему, его здоровью и организму, и возводит в культ этот процесс угасания, горько наслаждаясь длительным умиранием. Словом, жизнь он превратил в бесконечное, унылое, пассивное умирание. «Я уже умер, — говорит он. — Я всегда умираю». Ужас этого самоубийства ещё преступнее.

Правда, иной раз может быть невыносимо тяжко и жизнь страшна. Но ведь мученики на кострах пели гимны и лица сияли восторгом. И это бывало. Значит, дело не во внешних обстоятельствах, а в состоянии сознания. Человек, до конца борющийся с замерзанием, — выполняет закон жизни. Замерзающий пассивно недалеко ушёл от самоубийцы, ибо останавливает поток своей энергии. В этом-то всё и кроется. И человек, не боровшийся до конца, не понимающий и не прилагающий формулы «а я всё-таки дойду», — там, в Мире Тонком, обрекает себя на смутное, бессознательное существование полупустой оболочки, терзаемой неосознанными импульсами, пассивной и не могущей себя защитить от любого астрального вихря. Ужас и тьма беспросветная — удел такого пассивного сознания, утвердившего и создавшего эту пассивность ещё здесь, на земле, и пожинающего этот страшный посев непротивления там. Ибо сеятели здесь, а жнецы там, и там, только там причины дают свои особые следствия. Вот почему заповедана доктрина напряжения и знамя труда и борьбы. Не сдаваться до конца. Не поддаваться обстоятельствам. Ведь не с ними надо бороться, не в них дело, а дело в сознании, не гнущемся никогда, ни при каких условиях.