|
Вся эволюция зиждется на утончении. Беспредельность, 774 |
 Учение Живой Этики
|
 Сибирское Рериховское Общество
|
 Музей Рериха Новосибирск
|
 Музей Рериха Верх-Уймон
|
 Сайт Б.Н.Абрамова
|
 Сайт Н.Д.Спириной
|
 ИЦ Россазия "Восход"
|
 Книжный магазин
|
 Город мастеров
|
 Наследие Алтая
|
|
|
С наступлением марта 1927 года для экспедиции началась страдная пора. Нужно было выбрать маршрут, укомплектовать экспедицию рабочими и обеспечить караванными животными. Также предстояло частично обновить снаряжение, отремонтировать и реконструировать палатки и пополнить запасы продовольствия.
Ещё не все области Внутренней Азии были изучены, нужно было искать новые районы, исследовать их и запечатлеть в картинах. Китай исключался из-за ожесточённой внутренней борьбы, охватившей эту огромную страну. Оставался Тибет — страна снегов, — Тибет, который в прошлом привлекал внимание блестящей плеяды исследователей.
Сначала невозможно было сказать, в каком направлении мы сможем пройти по Тибету, чтобы добраться до периферии Южной Азии. Центральный Тибет с его большими городами-монастырями казался идеальным местом для исследования древностей. Большая часть печатных дворов находилась недалеко от Лхасы и Шигацзе, и мы надеялись приобрести там интересную коллекцию гравюр и рукописей. Было принято решение направиться к Центральному Тибету и уже там выбрать дальнейший путь. Оказавшись в Центральном Тибете, мы могли либо продолжать путешествие по юго-восточному району страны и переправиться в провинцию Юнань в Китае и оттуда во Французский Индокитай, либо через крайне непривлекательную, покрытую лесом местность, пересечённую многочисленными реками, Британскую Бирму.
...Чтобы обеспечить безопасное продвижение экспедиции через запретную часть Тибета, нужно было получить соответствующее разрешение от тибетского правительства.
В феврале 1927 года тибетский представитель в Улан-Баторе направил запрос по телеграфу в Лхасу. Из тибетского консульства был послан специально чиновник. К концу марта он возвратился с доброй вестью, что правительство Лхасы дало санкцию на выдачу паспортов членам экспедиции.
Много дней пришлось потратить на то, чтобы получить сведения о населённых пунктах маршрута, о переходах, о состоянии водных ресурсов в пустыне и транспортных возможностях. Единственная экспедиция, проходившая по некоторым участкам этого маршрута, была организована генералом П.К. Козловым в 1899 – 1901 годах. Юго-запад Гоби остаётся одним из наименее изученных районов пустыни Монголии и Центральной Азии.
Из существующих карт этого района мы могли получить весьма смутное представление об этой стране. Кроме того, те немногие монголы, ламы и тибетские торговцы, которые находились в Улан-Баторе и знали этот путь, различным населённым пунктам давали разные названия, и было совершенно невозможно вычислить маршрут по существующим картам. Единственные пункты маршрута, которые можно было нанести на карту, были монастырь Юм-бэйсе, оазис Шара-Хулусун, Аньси и Ших-пао-ченг в горах Нань-Шаня — обычные южные конечные стоянки караванного пути.
Мы решили идти к Юм-бэйсе и намеревались от Улан-Батора добираться до Юм-бэйсе на машинах.
...Хорошо осведомлённые лица советовали нам выехать в начале апреля, до того как пески в пустыне оттают и станут рыхлыми.
Караванный сезон для верблюдов начинается во второй половине августа и продолжается всю зиму до апреля или мая. Этот период приходится на самое холодное время года, и число обмороженных людей или с обезображенными обмороженными лицами, ушами и конечностями совершенно ужасающее. Мне однажды довелось в самый разгар зимы видеть большой караван тибетцев и монголов, идущих из Тибета. Они вышли из Сининга в сентябре и на протяжении четырёх месяцев прокладывали себе дорогу по не защищённой от ветра пустыне Гоби. Многие из них заболели воспалением лёгких и умерли всего в нескольких переходах к югу от Улан-Батора. Даже эти люди, закалённые и привыкшие к трудным условиям караванных путешествий, не могли вынести таких испытаний. Те, кто выжил, отморозили себе носы и щёки, и длинные полоски потемневшей кожи свисали с их лиц. Ужасно распухшие и почерневшие ноги и руки, со зловонными ранами, с признаками прогрессирующей гангрены, были убедительным доказательством их страданий. И несмотря на это, люди были бодры и даже считали, что путешествие прошло очень успешно, потому что караван прошёл невредимым район к северу от Канзу, наводнённый грабителями. Эти торговцы готовы вынести любые лишения во имя того, чтобы их товары и караванные животные дошли целыми и невредимыми.
Кроме того, путешествия в пустыне для них, вероятно, имеют особую притягательную силу, поскольку они снова и снова бросают вызов опасностям суровых зим Гоби и проходят сотни миль, чтобы продать несколько штук тибетских материй или благовонных палочек. Это нельзя объяснить только соображениями личной выгоды, ибо торговля между Монголией и Тибетом никогда не достигала широкого размаха. Объяснение этому стремлению в пустыню следует искать в самой природе пустыни, которая проявляет непостижимое, почти сверхъестественное воздействие на каждого, кто хоть раз побывал в её необозримых просторах. Море неотступно влечёт к себе моряка, но пустыня покоряет сердце караванщика, который вновь и вновь возвращается в её незабываемые бесконечные просторы.
За месяц нам удалось набрать достаточное количество людей, которые могли бы быть и обслуживающим персоналом экспедиции, и боевой силой в случае нападения шайки бандитов. Каждый должен был знать, как ему надо действовать в случае нападения, как ухаживать за конём и обращаться с оружием.
Большая часть людей раньше были охотниками и меткими стрелками, и многие из них были хорошими всадниками — очень важное качество в условиях экспедиции, исключающее стёртые спины и избавляющее животных от страданий. Помимо военной подготовки и упражнений в стрельбе, людей обучали ставить и разбирать палатки. Они должны были хорошо знать эти обязанности, чтобы разбить быстро лагерь после длительного, тяжёлого перехода.
...Срок нашего пребывания в Улан-Баторе быстро истекал, и дата отъезда, назначенная на 15 апреля, уже приближалась. 14 апреля ворота базы экспедиции широко распахнулись и машины вошли во двор.
ЮГО-ЗАПАДНАЯ ГОБИ
30 апреля 1927 года. ...Перед заходом солнца мы спустились с возвышенности и остановились на северной стороне равнины, покрытой гравием и густо поросшей кустарником саксаула. Начали разбивать лагерь, как вдруг холодный порыв ветра, за которым последовал отдалённый шум в горах, где-то к северо-востоку от стоянки, возвестил о приближении монгольского урагана. Спустя несколько мгновений ураган бушевал над лагерем. К счастью, он длился недолго — поднимая тучи песка, ураган пронёсся по равнине на юго-запад. Ночь прошла спокойно: мы приняли все меры предосторожности и, насколько было возможно, покрепче закрепили палатки. Для путников такие ураганы и песчаные бури всегда великое бедствие. От них совершенно невозможно защититься. Ураган ломает опору палатки, разрывает и разбрасывает её, заносит толстыми слоями песка настил палатки и постель.
На следующий день мы снова продолжали путь по сухому руслу реки, стекавшей когда-то с гор в южную часть равнины. Дни становились заметно жарче, и у верблюдов начала выпадать клочьями шерсть. После восьмичасового перехода по покрытой гравием равнине мы остановились на ночёвку в пустыне, у колодца с солоноватой и неприятной на вкус водой. Повсюду вокруг возвышались невысокие дюны. Далеко на юге виднелись горы Шapa-Хулсун — таинственное место, которое всем нам очень хотелось увидеть. Наши проводники говорили, что Шара-Хулсун — узкое, покрытое лесом ущелье с небольшой горной речушкой на дне его. Рассказывалось много всяких историй об этом одиноком оазисе, расположенном в самом сердце пустыни Гоби.
...Пятого мая мы решили выехать очень рано, чтобы добраться до оазиса Шара-Хулсун и дать возможность нашим верблюдам как можно дольше попастись в кустарниках оазиса. День выдался исключительно жарким. Два часа верблюжья тропа вела нас по широким островкам спёкшегося песка и пыли. Поверхность равнины была пересечена невысокой грядой известковых гор и дюн. Мы продвигались очень медленно, так как почва на низинах была топкой и верблюды часто проваливались в пески.
Оставив позади песчаную гряду, мы выехали на широкую долину, постепенно поднимающуюся
к юго-западу. Около шести миль тропа шла по сухому руслу реки с многочисленными нагромождениями нанесённых с соседних обрывов обломков песчаника. Затем она вышла опять на гравиевую равнину, плавно поднимающуюся по направлению к горам Шара-Хулсун, уже чётко вырисовывающимся на фоне неба. Валуны, обломки горных пород и сухие стволы деревьев преграждали путь.
Около четырёх часов дня, когда люди и животные совершенно изнемогали от непривычной жары, мы увидели несколько тёмных точек у подножий гор и у входа в узкое ущелье, скрытое за длинным уступом горы. Кто-то из караванной колонны закричал: «Деревья!» Мы не могли поверить своим глазам, так как большинство из нас были твёрдо убеждены, что в лучшем случае мы увидим только жалкие кустарники можжевельника. Но вдали были настоящие деревья: пустынный тополь, растущий по берегам реки. Все почувствовали прилив сил при мысли, что можно отдохнуть под сенью деревьев и разбить лагерь на зелёных луговинах.
Мы разбили лагерь в роще на берегу речушки, а караванных животных погнали вверх по течению реки в густые заросли кустарника.
Расположенное недалеко от монгольской границы ущелье всегда было излюбленным убежищем грабителей. За месяц до прихода экспедиции большой верблюжий караван по пути в Кучинг был ограблен здесь и один из погонщиков убит. Проводники-монголы советовали нам быть настороже и ночью выставить караул.
Было уже довольно поздно, около девяти часов, и совершенно темно, как вдруг один из наших монголов, погонщиков верблюдов, охранявший животных в ущелье, ворвался в лагерь с тревожной вестью, что в ущелье он видел вооружённых всадников. Во что бы то ни стало нужно было узнать, кто эти люди. В тот момент, когда мы решали, что предпринять, раздался громкий ружейный выстрел, и эхо его прокатилось по ущелью. За первым выстрелом последовал второй. Наш часовой на другом берегу дал сигнал тревоги, и все бросились к оружию. Часовой заметил в темноте двух вооружённых всадников, один на белом коне выехал из кустов и выстрелил. Какие цели у всадников? Было ясно одно, что они нападают на наш лагерь.
Прошло несколько долгих напряжённых минут: стрельба стихла, но по доносившемуся шуму мы заключили, что большая группа людей и животных передвигается по ущелью и приближается к лагерю. Трудно было удержать наших; им хотелось стрелять в каждое тёмное пятно, появляющееся вдали. Нужно было срочно установить, кто были нападающие и где они. Я принял решение отправиться с группой разведчиков под прикрытием стрелков. Тибетец вызвался идти в разведку и исчез в кустах.
После продолжительного отсутствия тибетец вернулся. Он рассказал, что перед нами большой караван из Коко-хото, направляющийся в Кучинг и Урумчи. Когда тибетец подошёл к их лагерю, все люди, сидящие у костра, вскочили, погасили костёр и приняли его в полном молчании. Затем они начали умолять пощадить их, так как уверились, что пришедший был из большой шайки бандитов, разместившейся
в ущелье. Они даже обещали ему большое вознаграждение деньгами или товарами. Караванщики были чрезвычайно напуганы, и тибетцу стоило большого труда объяснить им, что мы научная экспедиция.
Суббота, 7 мая. День обещает быть жарким. Над горизонтом нависли тучи. Повсюду песок: дюны простираются далеко на юг. Мы начали готовиться в путь около полудня. Монголы-погонщики поят верблюдов, подгоняют сёдла и смазывают мазью кровавые раны на боках животных. Шерсть скатывается под седлом, и от постоянного трения стирается кожа. Раны увеличиваются и становятся открытыми, и тогда лечение почти невозможно. Около двух часов дня весь караван в три колонны начинает марш по направлению к югу. Пройдя пояс дюн, простирающийся до края горного кряжа Гоби, караван идёт по необъятной, покрытой гравием равнине. Чёрная поверхность каменной пустыни сверкает таинственными опаловыми оттенками. В раскалённом воздухе дрожат миражи — озёра, острова с берегами, поросшими зеленью.
Впереди три дня пути по безводной пустыне, и люди и животные каравана уныло идут по едва заметной тропе. Сохранить силу верблюдов — главная забота во время долгих переходов по пустыням.
В противном случае грозит великая опасность. Мы проходим через узкое ущелье, заваленное огромными валунами, затем низкий песчаный кряж изрезанных гор, известных под названием Хан-иннуру, который, как и большая часть горных цепей юго-западной части Гоби, простирается с северо-запада на юго-восток. По обеим сторонам тропы круто поднимаются гранитные утёсы, чередующиеся с тёмными, почти чёрными массами базальта. Вершины гор увенчаны фантастическими образованиями выветренных горных пород, принимающих формы неприступных замков или крепостей, охраняющих караванный путь.
И снова чёрный гравий Гоби. Верблюды движутся мерным шагом, уныло покачивая головами, как будто ищут конца пути по каменистой пустыне.
Мы пытаемся пройти как можно больше. Как величествен бывает рассвет и закат в пустыне! Вдруг закат начинает сверкать тёмно-пурпурными красками, и необъятная равнина искрится ослепительным багровым светом. Ещё несколько секунд интенсивного яркого блеска, затем краски постепенно исчезают, и огромное пространство пустыни погружается в тёмно-лиловую тьму. Появляются звёзды на удивительно тёмном небе. В атмосфере, почти полностью лишённой влажности, звёзды кажутся необычайно яркими, словно тысячи ламп, горящих вокруг невидимого алтаря. К одиннадцати часам восходит луна и мягким голубоватым светом освещает пустыню — мёртвое сердце Азии, — покрытую гнетущим чёрным камнем. К полуночи караван останавливается, разбиваются палатки, и верблюдов привязывают недалеко от лагеря.
ЦАЙДАМ
13 сентября 1927 года. Произошло ожидаемое столкновение. День был пасмурный, и тяжёлые тучи нависли над горами. Караванная тропа шла по правому берегу реки Нейджи. Между плывущими облаками, туманом и возвышающимися горными вершинами время от времени можно было видеть снежные пики и ледники горного хребта Марко Поло. В этот день колонна экспедиции шла обычным порядком: впереди колонны — небольшой головной отряд под командой европейца, затем руководитель экспедиции с остальными членами и несколькими монголами, за ними следовали мулы, груженные лёгкой поклажей. На некотором расстоянии за мулами шла колонна верблюдов с тяжёлым багажом. Колонну верблюдов охраняли несколько вооруженных всадников под командой одного из европейцев. Как только мы достигли северного склона перевала Элис-дабан, то увидели, что по тропе, левее нашего маршрута, стремительно скачут всадники. Кто они? Может быть, они пытаются выйти во фланг? Много вопросов промелькнуло
в уме, но размышлять было некогда. На огромной скорости всадники неслись к экспедиции, и гулкий топот копыт их лошадей зазвенел в воздухе. Все они были вооружены современными винтовками, саблями, и у некоторых были пики. Наш проводник, монгол, бледный и перепуганный, отчаянно жестикулируя, бросился назад к реке с криком «Аранган! Аранган!» («Бандиты!»). Он был единственный из присутствующих, покинувший свой пост; все остальные проявили большую смелость и стойкость духа. Столкновение казалось неизбежным. Руководитель экспедиции приказал нам занять боевую позицию на вершине холма. Головной отряд, прикрывавший колонну, оттянулся
к главным силам. Все заняли свои позиции. Было слышно, как заряжают винтовки. «На расстоянии трёхсот ярдов мы будем стрелять!» — прокричал полковник, командовавший боевой частью экспедиции. И вражеские всадники дрогнули.
Ещё несколько мгновений, и они остановились беспорядочной массой. Мы видели, что сабли вкладывались в ножны. Несколько человек спешились и начали между собой какую-то оживлённую перебранку. Наша непоколебимость показала бандитам, что они имеют дело с хорошо вооружённым караваном и что их нападение на нас на открытой местности приведёт к большим потерям. Поэтому они остановились и направили в наш лагерь несколько человек для переговоров. Мы вышли вперёд, а в качестве меры предосторожности наши всадники окружили отряд. Никогда в своей жизни мы не видели таких бесчеловечных, грубых лиц. Большинство из них оказались молодыми людьми, вооружёнными саблями и современными винтовками. Старик с седой бородой был предводителем шайки. Они пришли с повинной. Превосходство нашего огнестрельного оружия заставило их изменить первоначальное решение.
После непродолжительной остановки мы снова отправились в путь.
ВЕЛИКОЕ ТИБЕТСКОЕ НАГОРЬЕ
6 октября 1927 года. Экспедиция отправилась
в путь очень рано, с тем чтобы до полудня добраться до Шенг-ди, где можно было у местных кочевников закупить запасы продовольствия. Долина реки, по которой проходил наш караван, стала шире, и на прилегающих склонах гор виднелись стоянки кочевников с отарами овец и стадами домашних яков. Пройдя семь миль по удобной дороге, мы внезапно увидели группу людей, стоящих на тропе. Оказалось, что это были полицейские, которые имели строгое предписание остановить экспедицию и послать сообщение верховному комиссару Хора, находящемуся в Чуна-ке. Большинство — неопрятные молодые люди без оружия. Вместо сабли у одного из них был за поясом рог антилопы. Начальник отряда изо всех сил старался показать свои добрые намерения: он высовывал язык и показывал большой палец, упрашивая нас задержаться всего только на один день в Шенг-ди, чтобы дать ему время отправить рапорт о нашем прибытии верховному комиссару.
Мы решили остановиться, так как намерены были вступить в страну спокойно, считаясь с требованиями полицейских сторожевых охранений.
Всё местное население пришло в наш лагерь, молодые люди с длинными взлохмаченными волосами, ниспадающими со лба, одетые в овчины, отороченные полосками чёрной материи, в высоких тибетских сапогах, изготовленных из грубой домотканой материи и кожи. У некоторых лица были намазаны чёрной пастой, чтобы защитить кожу от зимнего ветра. Начальник отряда, успевший надеть на себя новую овчину, пришёл в наш лагерь и начал составлять рапорт.
28 октября. Тяжёлые тучи нависли, утро холодное и туманное. Чуна-ке представляет собой унылую картину: всюду снег и мрачные чёрные тибетские палатки. Кочевники покинули Чуна-ке, и невозможно стало доставать в достаточном количестве топливо и корм для животных. Отправили письмо, адресованное лично Далай-ламе.
На следующий день опять – 20 градусов. Юго-западный ветер, временами идёт снег. Ночью несколько волков подбирались к нашему лагерю, но собаки всякий раз отгоняли их. Мы попросили разрешения стрелять по волкам, но начальник нам отказал, так как в Тибете стрелять в животных строго запрещается.
Стаи голодных собак бродили в окрестности, время от времени они нападали на людей. Целые стаи грифов кружили над лагерем. Их наглость была столь велика, что они утаскивали продукты из палатки, где находилась кухня, и даже уносили чашки. Огромные птицы пожирали туши животных, оставленных проходящими караванами.
...31 октября. Термометр показывает – 25 градусов по Цельсию. Нашим изголодавшимся караванным
животным в день скармливаем только один фунт зерна, травы нет совсем. Верблюды катастрофически теряют силы. Ночью голодные животные бродят по лагерю. Мы заметили характерную особенность
у лошадей и у мулов. Перед смертью они неизменно пытались войти в палатки, как бы отыскивая более защищённое место. Утром мы находили их мёртвыми.
...7 ноября. Мороз усилился, и термометр показывает – 40 градусов. Несколько человек страдают от сильной простуды, которая, по свидетельству врачa, легко может перейти в воспаление лёгких, если им придётся ещё оставаться здесь. Монголы с трудом передвигаются, распухли лица, руки и ноги.
...16 ноября. Профессор Н. Рерих заболел и должен оставаться в постели.
...24 ноября. Самое холодное утро, которое мы пережили у Ворот Тибета, – 45 градусов. Стаи голодных собак становятся серьёзной угрозой — они напали на наших людей, вышедших из лагеря. В этот же день растерзали три овцы. Ночью было невозможно спать от их беспрерывного воя и лая. Они подбирались к палаткам и таскали продовольствие. Местное население говорит, что необычный снегопад — наказание, посланное за непонятное поведение правительства Тибета по отношению к экспедиции.
...28 ноября. Пришёл начальник и принёс письмо от верховного комиссара. После обычных вежливых фраз верховный комиссар просит извинить его за то, что он не отправил письмо Далай-ламе. Он возвратил письмо... Было ясно, что верховный комиссар избавляется от ответственности и не в состоянии дать исчерпывающий ответ от имени правительства. Мы немедленно отправили посыльного с сообщением о намерении отправиться сразу в Нагчу для переговоров относительно нашего дальнейшего пути в Индию.
...7 декабря. Из Нагчу прибыл солдат и привёз наше письмо обратно нераспечатанным.
КОЧЕВНИКИ ХОР-ПА. ОТКРЫТИЕ «ЗВЕРИНОГО СТИЛЯ»
Декабрь 1927 – январь 1928 года. Обширная горная область Тибета к северу от Нагчу известна под названием Хор, и кочевники, населяющие этот район, называются хоры (хор-па).
В тибетских исторических летописях название «хор» обыкновенно обозначает племена монгольского или центрально-азиатского происхождения, которые с VIII по IX век нашей эры постоянно совершали набеги на Тибет и в особенности на северо-восточную границу его.
В современном тибетском разговорном языке слово «хор» обозначает «кочевник смешанного происхождения», который обитает в районе между областью, населённой племенами панагов и голоков, и областью Великого Озера. Пять племён хоров, живущих на северных и южных склонах горного хребта Цанг Ла, представляют собой пять отдельных родов. Самый крупный род насчитывает около тысячи юрт с населением приблизительно от четырёх с половиной до пяти тысяч человек, меньшие роды имеют около четырёхсот юрт.
Единственное занятие населения — скотоводство. Скотоводство всегда было типичным занятием хоров, но разведение скота осуществляется на таком примитивном уровне, что породы крупного рогатого скота и лошадей быстро вырождаются. Хоры не запасают сена на зиму, считая, что это приносит вред божествам земли. Всю зиму стада бродят под открытым небом.
Большую часть работы по дому выполняют женщины: доят коров, сбивают масло и делают тибетский сыр, дубят кожи и прядут шерсть для грубых тибетских тканей. Мужчины в летние месяцы уходят с караванами и возвращаются поздней осенью, до того как снег засыпает перевалы, с запасом ячменя и «цзампа» на зиму. Когда мужчины дома, они стерегут стада яков и овец — отнюдь не лёгкая обязанность на таких высотах.
Одним из самых значительных достижений экспедиции было открытие «звериного стиля» в искусстве кочевников Северного Тибета.
Характерной особенностью «звериного стиля» является наличие декоративных мотивов, в основу которых положено изображение животных; при этом фигуры животных размещаются так, что создаются необычайно красивые декоративные композиции. Некоторые из этих мотивов очень стилизованы, и истоки их развития коренятся в глубине веков. Художники, создававшие этот стиль, превосходно видели природу, очень хорошо знали повадки и характерные особенности изображаемых животных. Этот стиль распространился на огромной территории и стал типичным для всех кочевников Азии. Центр прекрасной культуры кочевников, которая оказала сильное влияние на искусство его более цивилизованных соседей, находился в горах Алтая — районе, изобилующем золотом, рудами, покрытом растительностью, нередко изображаемой на предметах «звериного стиля».
Трудно сказать, связан ли «звериный стиль» с каким-либо определённым этническим типом людей. Я склонен считать, что он возник у кочевников и охотничьих племён разных этнических групп, но живущих в среде, имеющей много общего, ибо только так мы сможем объяснить широкое распространение «звериного стиля» от границ Южной России до границ Китая и от сибирской тайги до величественных вершин Транс-Гималаев в Тибете.
Тибет всегда был открыт для кочевников с северо-востока. Именно оттуда пришли предки современных тибетцев. Высокогорное плато Кукунор, поднятое в среднем на высоту около десяти тысяч футов, и окружающая горная страна имели достаточно пастбищ для кочевых племён. Именно с этого огромного пространства пришли древние тибетцы, вытесненные могучим потоком каких-то других племён, и вынуждены были искать новые пастбища, наводняя долины и плоскогорья Тибета.
В исторические времена племена Тибета имели широкие связи с иранскими и палеоазиатскими племенами, кочующими по необозримым просторам, простирающимся до границ Китая. Современные исследования установили, что иранские племена являлись как бы переносчиками «звериного стиля». В эпоху Хань (206 год до нашей эры – 220 год нашей эры) было введено в употребление иранское военное снаряжение в Китае, а с ним пришла туда и богатая декоративность в «неозверином стиле», названном так в отличие от скифского звериного стиля южных степей России.
Значительные находки тканей и металлических предметов в «неозверином стиле» были обнаружены генералом П.К. Козловым в горах Ноин-ула на север от Улан-Батора, но ничего не было известно о существовании этого искусства в Тибете. Из находок экспедиции Н.К. Рериха, сделанных во время вынужденной пятимесячной стоянки, следует, что именно этот стиль был «в моде» в Дердже — районе, производящем металлические изделия, имеющем свои художественные традиции. Этот стиль также культивируется у хоров. Кожаные сумки для кремня, пояса, серебряные и бронзовые коробочки для талисманов и металлические пластинки выполнены в тибетском «зверином стиле».
Интересно сравнить две находки. Одна из Дердже, северо-восточный Тибет, другая была обнаружена экспедицией Козлова в могильниках в горах Ноин-ула, Монголия.
Пряжка чеканной работы (железо, покрытое серебром) из Дердже изображает льва с головой, повёрнутой влево, в сторону зрителя. Грива животного взлохмачена и стоит дыбом. Все линии тела напряжены. Он сидит на задних лапах, с поднятым кверху хвостом, как будто бы прислушивается к шороху, готовый прыгнуть. На фоне изображены два стилизованных дерева. Волнистые линии внизу — стилизованные горы.
Среди предметов, обнаруженных экспедицией Козлова в могильниках Ноин-ула в Монголии, тоже есть пряжка чеканной работы. На ней изображён стоящий буйвол или зубр с наклонённой и повёрнутой влево головой.
Сравнивая эти две пряжки, легко заметить большое композиционное сходство. В обоих случаях животное повёрнуто левым боком к зрителю и смотрит прямо на него. Одинаково изображена шкура животных. И там и здесь два стилизованных дерева служат фоном. Деревья на первой пряжке раскинули ветви над головой льва. Эти деревья из более тёплого климата, а две сосны на находке Козлова говорят о её северном происхождении.
Думаю, что эти два предмета отображают «звериный» мотив, бытующий в искусстве кочевников Внутренней Азии, но пряжка со львом происходит из южных частей этой области, а пряжка с зубром была создана на северной границе её.
Металлические украшения, изображающие фигуры животных и птиц, можно часто видеть на поясах, которые носят тибетские кочевники. Экспедиция приобрела несколько таких поясов.
...4 января. Ночь холодная, термометр показывает – 30 градусов по Цельсию. К утру мороз усилился, и мы мёрзли в наших летних палатках. В половине седьмого взошло солнце, и немного потеплело.
В полдень прибыли правители Нагчу. Мы все собрались в палатке. Они чинно вошли в палатку в сопровождении многочисленных слуг. Узнав о цели экспедиции, хан-пo воскликнул, что ему очень приятно слышать об этом, но так как Тибет религиозная страна, не имеющая никакого отношения к внешнему миру, то правительство страны не разрешает иностранцам посещать Внутренний Тибет.
На следующий день губернаторы пришли снова.
Они сообщили, что нам не могут разрешить пройти по Дам-Ла около Гяанг-зе, но что их правительство готово договориться о том, чтобы нам разрешили путь в Сикким через Намру, Наг-тшанг и Зага-дзонг. Нам оставалось только согласиться.
...19 января. Все поднялись чуть свет. День обещает быть хорошим. Распределив багаж между людьми, которые привели животных для экспедиции, мы отправились в путь. Итак, кончилась наша пятимесячная стоянка на земле хоров.
4 марта 1928 года все участники экспедиции будут помнить как день окончания пленения в негостеприимных нагорьях Тибета.
Перевод с английского М.Ф. Дроздовой-Черноволенко
