Журнал: № 1 (213), Январь, 2012

Юрий ГОРБАЧЁВ, вице-президент культурно-экологической организации
«Свет Ладоги», г. Санкт-Петербург

Юрий Александрович Горбачёв, многие годы близко общавшийся с Павлом Фёдоровичем Беликовым, неоднократно встречался со Святославом Николаевичем Рерихом в 1970 – 1980-е годы.
Приводим фрагмент беседы с Юрием Александровичем.

Для меня Святослав Николаевич — это олицетворение Великого дела, которое совершали Рерихи в сотрудничестве с Белым Братством.

Первая встреча со Святославом Николаевичем состоялась, когда у него была большая выставка в Эрмитаже, куда он привёз картину «Возлюби ближнего своего как самого себя» с изображением Христа. Правда, её не экспонировали, она стояла в кабинете директора Эрмитажа, куда мы заходили и смотрели эту картину. Помнится, что Павел Фёдорович Беликов пригласил меня на осмотр этой выставки до её открытия, когда сам Святослав Николаевич устроил для работников Эрмитажа небольшую экскурсию. Он останавливался у каждой своей картины, рассказывал об основном содержании, так мы прошли всю выставку.

Буквально на следующий день Павел Фёдорович пригласил меня на вечер встречи со Святославом Николаевичем в доме сестёр Митусовых. Эта встреча проходила в узком кругу: кроме Святослава Николаевича и Митусовых присутствовал Павел Фёдорович, я, один из аспирантов Юрия Николаевича из Бурятии и К. — знакомый Людмилы Степановны Митусовой, часто бывавший в этом доме. Это довольно известный человек — яркий, самобытный, вошедший в историю лингвистики как специалист, внёсший вклад в расшифровку надписей с острова Пасхи. В то же время он был по-своему очень эгоцентричен: обладая даром слова, почти весь вечер говорил о себе. Он рассказывал очень ярко: сначала о путешествиях по Азии, потом о своих достижениях в хатха-йоге; показывал фотографии.

И вот, после долгих демонстраций этих снимков в разных йоговских позах, Святослав Николаевич спросил его: «А зачем вам всё это надо?» Не помню, что ответил К., но было жаль, что вечер оказался испорчен человеком, который всё сконцентрировал на себе, и настоящего общения со Святославом Николаевичем не получилось. Вот такая немного грустная история.

Потом были неоднократные приезды Святослава Николаевича в Ленинград. Однажды я встречал вместе с сёстрами Митусовыми чету Рерихов на вокзале. Потом гостиница «Астория», отдых, и начиналась довольно напряжённая программа. Павел Фёдорович часто говорил о том, насколько непросто Святославу Николаевичу избегать досужих любопытствующих, которые стремились покрасоваться на фоне знаменитостей. Такие люди очень часто отнимали время и силы и мешали запланированной работе.

Помню ещё выезд в Москву, на открытие двух выставок Святослава Николаевича и Николая Константиновича Рерихов. Был концерт в Большом театре. Помню, как великолепно были исполнены «Половецкие пляски» Бородина и Святослав Николаевич стоя поблагодарил труппу, — это было ярким впечатлением вечера.

Общаясь с Павлом Фёдоровичем Беликовым, я всегда заранее знал о предстоящих визитах Свято-слава Николаевича, о каких-то проблемах, которые он пытался решить с помощью Павла Фёдоровича. Эти проблемы были связаны прежде всего с передачей наследия. Передача подразумевала активное освоение наследия Рерихов на родине, а вот это организовать как-то не удавалось, и эти дела откладывались от одного приезда к другому. Так тянулось до времени перестройки, пока не произошёл решительный прорыв. Святослав Николаевич всегда подчёркивал, что он заинтересован не просто в передаче в Россию наследия Рерихов и каких-то других материалов, но в создании совместно работающих центров в России и в Индии — в создании культурного моста между Россией и Индией.

Что касается института «Урусвати», Святослав Николаевич хотел, чтобы Россия выдвинула программу научных исследований, но Академия наук с этим не торопилась. Как раз в то время в Болгарии министром культуры была Людмила Живкова, дочь Тодора Живкова, она предложила послать группу болгарских учёных для возобновления работы этого института. Но Святослав Николаевич всё-таки надеялся, что первый шаг сделает Россия и возглавит эту работу. А Россия всё тянула, и даже после того, как туда была отправлена комиссия во главе с академиком А.П. Окладниковым, и несмотря на положительные отзывы этой комиссии, ситуация не менялась. И должен сказать, что она не меняется до сих пор.

Помню ещё, что в период подготовки экспозиции музея Н.К. Рериха в Изваре я вместе с заместителем руководителя областной дирекции музеев поехал в Москву на встречу со Свято¬славом Николаевичем. Мы хотели проконсультироваться и получить его рекомендации по оформлению залов. В частности, стоял вопрос, какую мебель туда лучше всего закупать. Ещё был вопрос о том, делать ли живописные копии картин или воспользоваться швейцарскими репродукциями, которые в небольших количествах поступали в Россию, Святослав Николаевич тоже их привозил. В то время это были единственные качественные репродукции картин Н.К. Рериха.

Святослав Николаевич рекомендовал всё-таки использовать репродукции, а не копии, поскольку считал, что даже хорошие копиисты меняют энергетику картин и накладывают особый отпечаток. А репродукции, если они качественно сделаны, по цветовой гамме более соответствуют оригиналу и не несут каких-то второстепенных воздействий. Что касается мебели, то С.Н. Рерих неожиданно для меня выразил мнение, что Николай Константинович больше тяготел к мебели в стиле барокко, и советовал покупать мебель такого типа.

Последующие приезды С.Н. Рериха были связаны прежде всего с вопросами передачи наследия. Эти вопросы решались в Москве, и у Святослава Николаевича просто не было возможности приезжать в Ленинград. А я хотел инициировать его приезд в Ленинград, чтобы поспособствовать оживлению работы музея Н.К. Рериха в Изваре. Ситуация, в которой оказался Изварский музей, была довольно непростая. Открытию музея предшествовала очень напряжённая борьба — и областное управление культуры, и дирекция музеев Ленинградской области были категорически против любых форм музеефикации уже отреставрированной усадьбы.

Вопрос удалось разрешить благодаря вмешательству заместителя министра культуры РСФСР А.И. Шкурко, который специально приехал и своим волевым решением издал приказ о создании этого музея. Почему он так сделал — это отдельная история. Но это было как гром среди ясного неба — никто этого не ожидал, ведь в борьбе против Изварского музея применялись все средства, вплоть до разрушения усадебных построек разными способами. Но у всех областных властей отношение к музею оставалось сложным. Хоть их и заставили его создать, но дальнейшее напрямую зависело от них, а они держали музей в таком полузаконсервированном состоянии, активная культурная работа на его базе не поощрялась. И я решил: поскольку у нас зачастую активизация культурной жизни связана с какой-то конъюнктурой, то приезд Святослава Николаевича может дать некий импульс для оживления, продемонстрирует значимость этого объекта, заставит городские и областные власти более серьёзно к нему относиться. Поэтому, узнав дату прилёта Святослава Николаевича, я специально выехал в Москву и встретился с ним.

В гостевой комнате собрался рериховский актив: помню Валентина Митрофановича Сидорова, Ольгу Владимировну Румянцеву, были и другие активисты рериховского движения. Святослав Николаевич попросил всех послать добрые мысли в поддержку Индиры Ганди. По его словам он встретился с ней в Дели перед отлётом и она находилась в очень тяжёлом состоянии в связи с известным конфликтом в Золотом храме, где сикхи создали подпольный вооружённый центр. Индира Ганди пошла на радикальное решение — захват этого храма, что вызвало резкую, агрессивную реакцию. И мы по просьбе С.Н. Рериха объединились и послали добрые мысли в поддержку Индиры Ганди.

Святослав Николаевич назначил мне тогда встречу на 12 часов дня. Сначала я объяснил ему ситуацию, которая сложилась в Изваре, и предложил стимулировать деятельность музея в Изваре его приездом, когда его, как правило, окружали пресса, разного рода чиновники и т.п.; продемонстрировать общественности и властям свой интерес к первому в Советском Союзе музею, связанному с Н.К. Рерихом. Но Святослав Николаевич выразил сожаление, сказав, что сейчас у него настолько важные дела в Москве, что, даже понимая ситуацию в Изваре, он просто не имеет такой возможности. У меня это был единственный повод для встречи, но поскольку ещё оставалось время и нас никто не беспокоил, то дальше беседа потекла в более свободном русле.

Во-первых, мы вспомнили Павла Фёдоровича. Увы, в то время его уже не было в живых. Потом Святослав Николаевич заговорил о Пакте Рериха. Я помню его слова: «Конечно, Николай Константинович сделал очень много в самых различных областях, но самое главное, самое важное, самое решающее его дело — это Пакт Рериха. И этот Пакт имеет глубокие эволюционные перспективы, это то дело, которое должно потом дать большие возможности для человечества». И ещё он сказал, что «многие не знают, насколько широко было движение в поддержку Пакта и какие замечательные люди его поддерживали». Святослав Николаевич назвал ряд имён и предложил прислать в Извару портреты этих деятелей культуры, которые способствовали принятию Пакта.

Потом зашла речь вообще о культуре как об основе человеческого существования. Святослав Николаевич сказал, что культура — это канал восхождения духа, но вершина культуры — это герой, этот цвет культуры. И в любом обществе культура должна жить образом героя. Если нет такого образа, который притягивал бы молодёжь, то культура лишается жизненных сил и энергии, она входит в состояние застоя. Через героя лучшие живые силы культуры устремляются в будущее.

С.Н. Рерих много говорил о своей работе с детьми, о том, как важно пробуждать в детях духовные возможности, которые у них есть, только мы не можем помочь им проявиться. И если бы педагоги умели поддерживать эти детские духовные силы, то всё — и мышление, и духовное состояние общества — значительно быстрее совершенствовалось бы, потому что дети являются носителями этого духовного потенциала. Святослав Николаевич рассказывал о том, что он старается в Индии создать такую школу, которая дополняла бы обычное образование и в которой бы доминировали художественное творчество, музыка, танец.

У Святослава Николаевича был очень энергичный, «скандирующий» стиль речи. И движения у него были быстрые, но не резкие, подчинённые какому-то напряжённому, мощному внутреннему ритму.

Ещё интересная деталь. Когда мы общались, Святослав Николаевич, особенно во второй части нашего разговора, почему-то смотрел — мне даже показалось это странным — в пространство над моей головой. Позже, читая Живую Этику, я узнал о том, что над головой может быть виден некий знак, говорящий об определённых качествах человека.

Святослав Николаевич сказал: «Вы должны мне писать, вы можете мне писать». Почему-то я не писал ему, хоть и Павел Фёдорович в своё время мне это советовал, это было как бы само собой разумеющимся. Но тут сыграла роль моя особенность — я в жизни как-то очень плохо пишу письма...

Потом, значительно позже, остро встал вопрос о судьбе привезённого в Россию наследия Николая Константиновича Рериха. Дело в том, что наследие, переданное тогда ещё в Советский фонд Рерихов, долгое время не осваивалось. Его освоение и активные публикации начались чуть ли не через 10 лет после реальной передачи. И это, конечно, очень беспокоило, тем более что не было никаких заявлений о планах, о перспективах его освоения: наследие было получено, дверь захлопнулась — и всё. Тогда возникла мысль обратиться с этим вопросом к Святославу Николаевичу. И такой случай представился — через одного моего друга я вышел на бизнесмена, который имел фирму в Индии, он даже жил рядом со Святославом Николаевичем. Я написал ему, справился о здоровье Святослава Николаевича и с грустью узнал, что его физическое состояние довольно тяжело. Поэтому, несмотря на то что была серьёзная необходимость обратиться к Святославу Николаевичу, я этого не сделал.

10 октября 2011 г., Санкт-Петербург.
Беседовала Юлия Цыганкова

Фото: С.Н. РЕРИХ на выставке в Эрмитаже. Ленинград. 1975

Рассказать о статье друзьям:

Работа СибРО ведётся на благотворительные пожертвования. Пожалуйста, поддержите нас любым вкладом: