Журнал: № 3 (191), Март, 2010

Воспоминания сотрудников Уральского Рериховского Общества о Наталии Дмитриевне Спириной

Л.С. Полтавская: Первая встреча с Наталией Дмитриевной была осенью, в сентябре, но когда я позвонила в квартиру на Цветном проезде и увидела Наталию Дмитриевну, было ощущение июльского солнца. Почему у меня сохранилось ощущение лета? Потому что, когда она вышла, я увидела светящийся облик, улыбку — и день окрасился в лучезарные тона. Это ощущение тепла, солнечного лета осталось навсегда, на всю жизнь.

Я думаю, многие скажут, что их жизнь после встречи с Наталией Дмитриевной как бы разделилась на две части. Всё, что было до этой встречи, — это было словно не со мной, а после встречи с ней началась другая жизнь, открылись новые горизонты и каждая вещь стала приобретать совершенно другой смысл.

До встречи с Наталией Дмитриевной мы уже были знакомы с творчеством Рериха, видели его картины, читали Учение и уже что-то знали. Духовные поиски, конечно, были, но, благодаря знакомству с Наталией Дмитриевной, каждое понятие, о котором ты слышал, приобрело правильный смысл, всё окрасилось в другие тона, получило движение вперёд. Если бы мы не встретились, я не поняла бы смысла жизни — для чего, собственно, рождается человек.

Я не могу сказать, какая встреча мне запомнилась больше всего, оставила самое яркое впечатление, потому что все встречи были самые яркие, самые уникальные и самые радостные.

С.Г. Полтавский: Первую встречу с Наталией Дмитриевной я сейчас не могу вспомнить. Но вообще я встречался с ней очень часто, потому что буквально каждый месяц ездил в Новосибирск за литературой для нашего Общества и обязательно забегал к ней. Сначала я звонил по телефону, спрашивал, можно ли прийти и когда для меня найдётся время. Наталия Дмитриевна всегда радостно отвечала, что, конечно, можно, тогда-то и тогда-то. Но встречи были довольно коротки, потому что обычно у меня было очень ограничено время.

В памяти осталось ощущение очень сильного волнения перед дверью её квартиры. И даже перед тем, как нажать на звонок, я всегда несколько раз глубоко вдыхал, потому что надо было настроиться. Встречала она всегда очень радостно, приглашала зайти, была очень внимательна и обязательно шутила, но очень тактично, — так что создавалось определённое состояние души, определённый настрой. Наталия Дмитриевна как-то сразу с бытового уровня поднимала планку повыше, с ней совсем не хотелось говорить на бытовые темы. Я помню, что мы часто гуляли. Наталия Дмитриевна угощала меня блинами, которые пекли в находящейся рядом кулинарии. Мы с ней всегда шли до кулинарии вместе, покупали блины, приходили домой, и эти блины в основном я, вечно голодный, поедал в большом количестве. Мы говорили об Учении, на темы литературы, кино, театра, так как я был молодой человек и меня всё это очень интересовало, поэтому я делился впечатлениями о прочитанной книге, о фильме, рассказывал о своей жизни, просил у неё совета.

Наталия Дмитриевна всегда стремилась помочь. Что я ещё запомнил: на какие бы темы с ней ни говорили, она всегда поддерживала человека в его желаниях, устремлениях. Я не помню такого, чтобы она кому-то сказала: нет, этого нельзя. То есть она всегда давала совет, новый взгляд на данный вопрос, и для его решения всегда находила какие-то положительные моменты. Очень многие люди после встречи с Наталией Дмитриевной говорили: она одобрила, и я могу это делать. Насколько я знаю, некоторые люди думали, что давалось разрешение вообще на всё. Хотя это было разрешение на действие, на исключение сомнения из мышления. Человек сомневался, а она старалась его сомнения разрушить: наоборот — делай! А вот как ты сделал — за это уже отвечаешь сам. Но я не помню, чтобы она кому-то что-то запрещала.

У нас с Наталией Дмитриевной было правило: когда я уходил, мы никогда не прощались, а говорили «до свидания», «до встречи».

Л.С. Полтавская: Она всегда говорила, что самое лучшее, самое радостное в расставании — то, что скоро будет новая встреча. Поэтому — «до встречи». Все мы помним, как от неё было трудно уйти: бывало, уже выходим в коридор, и там ещё час стоим, договариваем.

Действительно, перед её дверью всегда ощущалось необыкновенное волнение. Несколько раз вздохнёшь глубоко и сразу представляешь: сейчас дверь откроется и выйдет она... И никогда не угадаешь то чувство, которое нахлынет, когда в конце концов её увидишь. Потому что можешь себе представлять всё что угодно, но когда она выйдет и улыбнётся — это чувство ни с чем не сравнимо.

С.Г. Полтавский: Всегда поражала чистота в её скромной квартире. Всё было так чисто, и воздух чем-то наполнен — это сложно передать, как будто ощущаешь энергии высокого напряжения. В этой квартире, в этой комнате всегда возникало совершенно необычное чувство. При общении с Наталией Дмитриевной очень часто я ощущал прилив тепла, мне становилось жарко.

Ещё хочется отметить её тактичность. Главное, что мне запомнилось и повлияло на меня, — очень бережное отношение Наталии Дмитриевны к человеку, это я хочу подчеркнуть. Никто не выходил от неё расстроенный, обиженный, униженный, такого вообще никогда не было. Мы выходили окрылённые, с ощущением счастья. Мы могли разговаривать на совершенно разные темы, но главным было ощущение радости, какого-то праздника. Происходило что-то вроде катарсиса, очищения.

Для Наталии Дмитриевны общение с любым человеком было большой работой.

Л.С. Полтавская: В каждом, кто приходил к Наталии Дмитриевне, раскрывалось всё лучшее, и, я думаю, это главное. Она всегда видела положительное в человеке и к этому обращалась. Почему окрылённость, почему счастье и радость? — потому что раскрывалось лучшее, что есть в тебе. Она видела наши недостатки, мы были у неё как на ладони, но мы раскрывались с лучшей стороны, потому что именно к этому она обращалась.

В.Ф. Черникова: Моя первая встреча с Наталией Дмитриевной произошла в Екатеринбурге, в квартире у С.М. Фроловой, преподавателя консерватории. Наталия Дмитриевна была у неё проездом из Москвы, где встречалась со Святославом Николаевичем Рерихом.

Мы сидели за столом, велась непринуждённая беседа. А потом произошло чудо. Наталия Дмитриевна привезла слайды, которые ей подарил Майкл Брин, и стала их нам показывать. Слайдпроектор был старенький, но то, что я увидела, поразило меня. Картины Рериха я уже видела, но на слайдах они так сияли — это меня просто ошеломило, особенно «Возлюби ближнего своего» С.Н. Рериха. Я была взволнована до слёз. Когда мы всё просмотрели, Наталия Дмитриевна, почувствовав моё состояние, подошла ко мне и сказала: «Вы можете мне написать».

В следующий раз мы встретились с Наталией Дмитриевной в 1989 году в Новосибирске на конференции, посвящённой 110-летию Е.И. Рерих. Я впервые была на такой конференции, и она меня потрясла, потому что до этого я ничего не знала о Живой Этике.

Незадолго до нашей поездки в Новосибирск екатеринбургские альпинисты собрались восходить на Канченджангу, куда брали с собой вымпелы с изображением Знамени Мира и фотографии Н.К. и С.Н. Рерихов. Мы с Кириллом Новосельским позвонили Святославу Николаевичу и рассказали о предстоящем восхождении. И он, как бы увидев весь ход экспедиции, рассказал, как она будет проходить. В конце он сказал: «Если будет нужно, обращайтесь за помощью, я всегда помогу», — и поздравил всех с наступающим Новым годом. Это было накануне 1989 года.

Окрылённые, мы поехали на конференцию и встретились с Наталией Дмитриевной. Её доклад произвёл на меня неизгладимое впечатление, здесь же я впервые услышала её стихи. На конференции прозвучало предложение об организации Рериховских Обществ в разных городах. Наталия Дмитриевна пригласила нас к себе домой, где собрались её близкие друзья. По их просьбе мы рассказали о том, какой у нас состоялся разговор со Святославом Николаевичем.

Никогда не забуду глаза Наталии Дмитриевны. Это были глаза мудреца, в которых сосредоточена вся мудрость, какая только существует! В них было столько тепла, доброты, что если в тебе и было стеснение, которое сковывало, то потом оно куда-то уходило, растворялось в этой бесконечной мудрости, в этом космосе, в этом взгляде.

В.В. Савин: Первая встреча с Наталией Дмитриевной произошла 10 февраля 1991 года. Был великолепный солнечный день. Мы приехали в Новосибирск на вечер, посвящённый Е.И. Рерих, и там я впервые увидел Наталию Дмитриевну. Она читала доклад «Основы». В перерыве меня подвели к ней, познакомили. Это была самая первая встреча. Потом их было много, и Наталия Дмитриевна стала для меня духовной матерью.

Её образ для меня — как мощный факел любви, преданности, устремления. И всё это она стремилась передавать другим. Каждый, с кем она встречалась, ощущал, как рада она его видеть. И глаза, и взгляд Наталии Дмитриевны — всё говорило об этом. Не раз доводилось наблюдать, как люди приходили к ней со своими заботами. Побеседуют немного, смотришь — и они уже как на крыльях улетают.

К Наталии Дмитриевне приходила почта — каждый день по пачке писем. На каждое письмо она давала ответ, посылала газету «Перед Восходом», свои стихи. Все, кто обращался к ней, получали её заботу. Отвечая на письма, она давала своё тепло и любовь.

Когда мы гуляли с Наталией Дмитриевной по Академгородку, все цветы как будто поворачивались
к ней. Гулять с ней было наслаждением. Она относилась очень заботливо не только к цветам, но и к вещам, говорила, что всё дано нам на хранение и мы должны это беречь. Во время прогулок обсуждались также вопросы по Учению, по работе в Обществе — она этим просто жила. Когда мы находились рядом с ней, вся суета жизни уходила на задний план и проявлялось всё лучшее, что есть в человеке.

Рядом с ней было очень комфортно, как будто ты попадал в родное гнездо, где тепло, уютно и светло. И эти эманации любви наполняли всю её квартиру, в которой мы проводили многие часы. Когда мы к ней приходили, она всегда говорила: «Руки не должны оставаться без дела», — и один сматывал нитки в клубки, другой готовил листочки для коротких записей — каждый занимался делом, и в то же время шла беседа.

Часто бывало так, что вначале решались какие-то рабочие моменты, потом обсуждались вопросы по Учению и Наталия Дмитриевна давала ответы. А потом дело доходило до стихов, и тогда Наталия Дмитриевна «сверкала молодостью духа». Она знала и любила поэзию, великолепно читала Пушкина и Лермонтова, Цветаеву и Гумилёва и, конечно, басни Крылова — это был верх совершенства! Наталия Дмитриевна мастерски владела словом, обладала великолепной памятью. Сколько она знала стихов! А её поэзия! Когда мне в руки впервые попали «Капли» — в памяти сразу отложилось десятка три стихов. Сейчас я знаю больше стихов, но те первые очень ярко запечатлелись в памяти, как будто вырублены там.

Помню, когда было открытие Рериховского ка­бинета в Новосибирской картинной галерее, мы с Н.М. Кочергиной подготовили небольшую композицию по стихам из сборника «Перед Восходом»; она играла на рояле, а я читал стихи. Тогда была совершенно необычная атмосфера приподнятости, звучали стихи Наталии Дмитриевны, очень много стихов — все читали их. Стихи лились прямо из сердца. Это было замечательно!

В 1993 году я работал в спасательном отряде. Мы жили в снежной пещере на высоте 6000 метров, и там после сложных спасательных работ я читал ребятам «Капли» Наталии Дмитриевны, и они согревали нас и давали энергию. Один парень сказал: «Эти стихи так затронули душу, что я стал задумываться над вопросами, о которых раньше и не думал». А когда мы делали восхождение, я шёл, читал «Капли», и это очень помогало не замечать тяжёлую работу. Об этом в газете «Перед Восходом» вышла моя небольшая заметка «Высоко в горах стихи звучали».

Помню ещё один момент — тогда я в одиночку делал восхождение на Эльбрус. Была великолепная погода, такой же, как сегодня, солнечный день. Я читал стихи Наталии Дмитриевны — и это словно давало крылья. Стихи звучали прекрасно, восхождение прошло отлично. Открылась панорама Кавказа, великолепные горы — целая гряда красивейших вершин, и, глядя на них, я читал «Капли». Было так здорово!

Стихи Наталии Дмитриевны постоянно присут­ствуют в моей жизни. Они дают мощный заряд энергии и очень помогают жить. И «Капли», и «Перед Восходом» — эти сборники у меня всегда с собой. Каждый день в определённые часы я читаю две «Капли»:

Как хорошо, что в мире есть друзья!
Улыбка друга — солнце в час ненастья;
И отступает ледяная мгла
Перед теплом сердечного участья.
Как выразить признательность Тому,
Кто друга Указал, и путь Открыл к нему,
И драгоценные Послал минуты счастья?!

Как хорошо, что не стареет дух,
Что заключённый в теле — вечно молод,
И движет им, не замыкая круг,
К познанию неутолимый голод.
Неуспокоенность, искания, борьба,
Труд нескончаемый — завидная судьба
Того, кто в сущности своей
                                              бессмертно молод.

Огромная работа проводилась Наталией Дмитриевной на мысленном плане. Она была очень заботливой, и заботилась не только о тех, кто был с нею рядом. Если звонили из других городов и Наталия Дмитриевна узнавала, что там какие-то сложности, она говорила: «Давайте пошлём мысль помощи».

Иногда мы засиживались у Наталии Дмитриевны допоздна, потому что уйти от неё было очень трудно. Уехать же вечером из Академгородка было непросто. Но когда мы подходили к остановке, именно в этот момент подъезжал автобус, и так было неоднократно. Потом мы благодарили её: «Наталия Дмитриевна, спасибо! Нам был подан автобус».

Однажды мы пришли с Наталией Дмитриевной в поликлинику. А там люди разные, кто-то чем-то недоволен, возмущается. У нас с собой был том «Граней Агни Йоги», и Наталия Дмитриевна предложила почитать его. Мы прочитали одну, две страницы — и атмосфера изменилась, народ успокоился, все негативные моменты ушли, как будто испарились.

Когда встал вопрос о создании Музея Н.К. Рериха в доме Атамановых на Алтае, Наталия Дмитриевна сказала: «Давайте представим этот музей восстановленным». Она так же призывала представлять и музей в Новосибирске. И конечно, всегда заботилась о сотрудниках: постоянно помнила, чем и кому надо помочь.

Помощь от Наталии Дмитриевны ощущалась, ко­гда в первый раз мы поехали на Алтай и встречались в Барнауле, Горно-Алтайске и Усть-Коксе с людьми, от которых зависело будущее дома В.С. Атаманова.
И люди откликались. Мы знали, что Наталия Дмитриевна думает о нас, постоянно посылает мысли помощи, и это всех объединяло, был спаянный коллектив единомышленников, все мыслили и действовали в одном ключе, и всё получалось!

Самые яркие воспоминания о Наталии Дмитриевне у меня связаны с тем, как мы проводили часы, посвящённые Учению и поэзии. Много было замечательных бесед, которые давали то, о чём в книгах не прочитаешь. Учение становилось более доступным, более понятным. И когда мы выходили от Наталии Дмитриевны, мы ощущали именно то, что описано в её стихотворении:

Мы плыли с облаками заодно
По небу экстатической лазури.
В пространствах света думы потонули;
Что там, внизу, — нам было всё равно...

Это было действительно духовное парение.

Такого человека, как Наталия Дмитриевна, я больше не встречал. В её облике меня восхищало многое: то, что она жила Учением, её постоянное предстояние перед Иерархией Света, её мощная мысленная работа и, конечно, любовь. Наталия Дмитриевна излучала любовь — это была её самая отличительная черта. Эту любовь люди чувствовали и потому тянулись к ней. Она была мощным магнитом! «Любовь — самый мощный магнит...» В её сердце горел и, я думаю, горит огонь Любви. Наталия Дмитриевна каждому давала частицу огня от своего мощного факела. Я уверен, она и сейчас очень интенсивно помогает и Музею, и Обществу, и людям.

О Наталии Дмитриевне можно говорить очень много; я считаю, нам выпало огромное счастье, что мы встретили её в этой жизни. Это большое счастье, что есть Наталия Дмитриевна, есть её стихи, Слова — всё это хранится в сердце, очень часто вспоминается и помогает жить.

Интервью взяла Ю. Цыганкова

Н.Д. Спирина в день своего 80-летия. Слева — Л.М. Мельникова, справа — С.Г. Полтавский. 4 мая 1991 г.

Рассказать о статье друзьям:

Работа СибРО ведётся на благотворительные пожертвования. Пожалуйста, поддержите нас любым вкладом: