Качество добра есть великое насыщение действия справедливостью и сердцем. Мир Огненный, ч.3, § 317 |
Способность птиц к пению имела длительное развитие. В «Гранях Агни Йоги» говорится: «...Каждая форма в процессе своего развития постепенно овладевает всё новыми и новыми видами материи и энергий. (...) Надо понимать, как велико достижение, когда немые расы овладели способностью речи. Сколько миллионов лет потребовалось на это. Сколько времени нужно было, чтобы птицы запели и научились с помощью производимых ими звуков понимать друг друга»1.
Птицы появились около 150 миллионов лет назад. Безусловно, на заре их существования пение их было менее совершенным и отличалось от того, что мы слышим сейчас, однако узнать, каким именно оно было в ту далёкую эпоху, едва ли возможно.
Птицы поют с необычайной виртуозностью, «скорость» их пения — 100–300 звуков в секунду, что значительно превосходит разрешающую способность человеческого слуха. Поэтому богатство и разнообразие птичьей песни не воспринимается человеком во всей полноте, сливаясь в трели и щебетание. Но запись её, прослушанная в замедлении, открывает нам неожиданный мир звуков. Одни из них, правда, будут походить на рёв и визг, но другие напомнят звучание народных инструментов и мелодий, источник их можно будет легко спутать с человеческим.
Любопытный случай рассказывал Петер Сёке, венгерский учёный, изобретатель упомянутого метода. Однажды на международном конгрессе фольклорной музыки к нему обратилась группа музыковедов с просьбой «показать им ''замедленные'' птичьи песни, они хотели убедиться, действительно ли то, что поют птицы, музыка в научном понимании слова. И тогда Петер Сёке решился на маленький эксперимент. Он сказал, что с удовольствием познакомит их с птичьей продукцией, но сначала, для того чтобы они имели возможность сравнить (темп, тембр, динамика и т. д.), он просит их послушать, как поёт шаман одного из племён Чёрной Африки... а сам поставил на магнитофон ленту с записью голоса американского пёстрого дрозда в 32-кратном замедлении. (...)
Гости прослушали плёнку до конца. Они нашли, что это красивые мелодии, даже чем-то знакомые, и в то же время они испытывали некоторое замешательство, так как никто из музыковедов (а среди них были всемирно известные фольклористы) не знал (да и не мог знать), какому народу принадлежат эти мелодии. Гости были единодушны только в одном: они сомневались, действительно ли это была песня шамана из Чёрной Африки. По их мнению... подобная многострочная строфическая структура характерна для народной музыки более развитых общественных формаций, той музыки, которая знает повторение мотивов, цепные песенные формы. И тогда Сёке признался: это и в самом деле не было музыкой Чёрной Африки, это была биологическая музыка... и извинился за маленький розыгрыш...»2
Птицы, согласно П.Сёке, по-разному одарены музыкальным талантом. Но в целом, чем взрослее птица и чем более позднему этапу эволюционной шкалы принадлежит её вид, тем больше музыкальных звуков содержит её песня. Наилучшими же певцами учёный считает воробьиных, а среди них — пёстрого дрозда.
Некоторые птицы практикуют пение ансамблем. Слово «ансамбль» здесь употреблено не как метафора, но как точное определение. В.Торп, исследовавший этот феномен, пишет: «Людям, впервые приехавшим в Восточную Африку, достаточно скоро доводится услышать в садах и парках, но чаще в лесу и саваннах удивительную песню птиц. Песня эта очень короткая, длится всего около двух секунд, но повторяется часто с правильными интервалами и довольно долгое время. Такая песня особенно выделяется среди прочих тем, что её звуки, очень приятные для слуха, напоминают звуки флейты или колокольчика».
Это поют птицы одного из видов сорокопутов, называемые в некоторых местах птицами-колокольчиками. Чаще они поют дуэтом, но бывают случаи, когда эти птицы образуют трио и квартет или даже квинтет. Их пение слажено идеально. «...Многие достаточно наблюдательные люди, прожив в Восточной Африке долгое время, так и не поняли, что в таком концерте участвуют не одна, а две птицы. Только оказавшись случайно между ними, слушатель замечает, что первые несколько нот доносятся с одной стороны, а следующие — с другой, причём общий ритм воспроизводится с почти невероятной точностью»3.
Эти качества — точность и упомянутая ранее необычайная «частота» пения птиц — свидетельствуют, что это одно из проявлений, близких по природе своей Огню. В Учении Живой Этики говорится: «Если здесь, на Земле, нечто может поражать своей быстротой и соответствием, то насколько зорок и быстр Мир Огненный!»4
Каждый вид птиц обладает особой манерой пения. Так, полевой жаворонок любит петь в полёте, на крыльях. Лесной жаворонок, юла, поёт также с высоты, но он — мастер ночного пения; его песня, раздаваясь с вышины, как будто откуда-то с неба, со звёзд, — производит необычное, неземное впечатление. Песня зарянки коротка и «чиста, как вода в лесном ручье, звучна и немного грустна». Чёрный дрозд предпочитает петь в сумерках; пение его, размеренное и спокойное, сравнимо с таинственным заклинанием.
Птица поёт не по принуждению и не для похвалы, не любуясь собой и не помышляя о награде и воздаянии, — поёт, потому что не может не петь. Для неё «песнь есть выражение существа»5. И ничто не препятствует птице свободно выражать свою индивидуальность. Это — снова факт, поучительный для человека: ведь «нередко люди в осуждении пытаются заставить кого-то поступить, как им хочется, — говорится в книге «Надземное». — Люди не хотят понять, что каждая птица имеет свою песню. Можно убить такого певца, но невозможно заставить его выразиться чуждым ему звуком»6.
Пение птиц пробуждает в нас самые возвышенные чувства. «Когда слышим, как певчие птицы поют всякими голосами прекрасные песни, соловьиные трели, голоса дроздов и соек, иволг и дятлов... ласточек и жаворонков и иных птиц, а они бесчисленны, — тогда мы, умиляясь, славим Творца», — писал в своём «Шестодневе» Иван, экзарх Болгарский.
Человека неизменно привлекает музыка этих малых существ. Некогда люди уходили «на подслух»: «многие дни и ночи бродили они по бескрайним весенним полям, рощам и лесам в поисках самых талантливых... певцов — жаворонков, варакушек, дроздов, зябликов, славок, соловьёв»7. Такая отзывчивость к красоте пения птиц может быть благим знаком: вспомним, что в Учении Живой Этики Давший его называет своими («Мои люди») тех, «кто любит пение птиц»8.
Гайятри из драмы Н.К.Рериха «Милосердие» слышит в пении птиц Глас Бога:
Могу ли я принести Тебе
моё безмолвное поклонение?
Мою молитву без слов,
без песнопения?
Мою молитву, которую будешь знать
только Ты?
— так смиренно вопрошает он. И затем произносит:
Я пополню сердце своё
Твоим молчанием и претерплю его.
Но придёт солнце и утро, и Твоё слово
вознесётся песнею над каждым
птичьим гнездом. И Твои напевы
расцветут во всех лесных чащах9.
Музыка птиц — их приношение Божественному Началу и вместе с тем восхищение к Нему. О.Мессиан называл птиц «маленькими слугами духовной радости» или «служителями внематериальных сфер».
Предельно просто и искренне обращение птиц к Свету, и торжественность и радость Превышних Огненных сфер отзвучат в их песнях.
«Будьте как свет солнца и песнь птицы»10.
*Окончание. Начало см. в № 1(81), 2001.
1 Грани Агни Йоги. XII. 332.
2 Васильева Л. Петер Сёке: «Существовала ли музыка до возникновения жизни на земле?» // Иностранная литература. 1983, № 9. С. 206.
3 Торп В. Дуэты у птиц // Птицы. М., 1983. С. 243, 246.
4 Мир Огненный. II. 167.
5 Община. 163.
6 Надземное. 466.
7 Декоративные и певчие птицы: Альманах. Вып. 1. М., 1991. С. 3.
8 Листы Сада М. Озарение. 3-II-18.
9 Рерих Н.К. О Вечном... М., 1991. С. 421.
10 Грани Агни Йоги. XIII. 4a.