Журнал: № 3 (131), Март, 2005

В Кривичах Смоленских на великом пути в Греки этот родник. Там многое своеобычно. Дело широко открыто всему одарённому, всем хорошим поискам.

Н.К.Рерих

 

Имя Марии Клавдиевны Тенишевой связано со многими просветительными делами на благо России, но для нас оно более всего олицетворяется с тем, что вобрало в себя ёмкое и многогранное понятие «Талашкино». Именно так, по названию небольшого смоленского села, стал именоваться крупнейший художественный центр дореволюционной России, уникальное творческое содружество передовых художников своего времени.

 Для самой Марии Клавдиевны Талашкино было одним из самых дорогих её сердцу начинаний.

В 1905 году художественный критик С.Маковский писал: «На рубеже двух исторических миров — старой, патриархальной Руси и молодой, грядущей России, жаждущей обновления, — русские художники оглянулись назад, на родные святыни...

Они полюбили красочное своеобразие старорусской жизни и зодчества, древнюю иконопись и причудливо узорную роспись монастырских стен, — всё великолепие былой действительности и всё, что создало наше крестьянство в долгую пору земледельческого варварства: песни, фантастические образы эпоса, бесчисленные особенности бытовых черт...

Впервые русский живописец, впитав в себя весь опыт европейской культуры, посмотрел на свой народ без предвзятых тенденций, посмотрел просто и проникновенно, как поэт...

Древняя мудрость не обманула ожиданий. Забытое волшебство сказок опять превратилось в реальность. На предметах домашнего обихода появилась затейливая резьба. Фантастические цветы расцвели на глиняных сосудах, на ларцах, полочках и разноцветных тканях». Так вдохновенно отзывался о Талашкине его современник.

А началось всё в 1893 году, когда это небольшое село было приобретено Тенишевыми у близкой по­други княгини — Екатерины Константиновны Святополк-Четвертинской. Отныне летние месяцы они проводили здесь, среди чудесной природы, в кругу друзей — художников и музыкантов. Мария Клавдиевна много работала, совершенствуясь как художница. Часто устраивались большие прогулки, музыкальные вечера.

Но, как это было и раньше на Брянском заводе, Тенишева не могла остаться равнодушной к жизни окружающих её простых людей. «Как-то совестно было жить в нашем культурном Талашкине в убранстве и довольстве, — вспоминала она. — Меня постоянно мучило нравственное убожество наших крестьян и грубость их нравов. Я чувствовала нравственный долг сделать что-нибудь для них». Под «неприглядной корой» русского крестьянина эта женщина сумела разглядеть то лучшее, что «вылилось когда-то в былины и сказки и тихую, жалобно-горестную песнь о несбыточном счастье. Разыскать эту душу, отмыть то, что приросло от недостатка культуры, и на этой заглохшей, но хорошей почве можно возрастить какое угодно семя...» — писала она.

Чтобы помочь крестьянину в его вековечной борьбе с нуждой, Мария Клавдиевна избирает путь просвещения и создаёт сельскохозяйственную школу. Тенишева много размышляла о постановке образования в России. Основательно изучив этот вопрос, она отказывается от традиционной системы преподавания и создаёт школу нового типа. Основой всякого образования Мария Клавдиевна считала нравственное воспитание и главную роль в этом деле отводила личности учителя. И потому она с особой тщательностью подходила к вопросу подбора педагогиче­ских кадров. В школу были приглашены также опытные специалисты по сельскохозяйственному делу.

Вскоре находившийся неподалёку от Талашкина хутор Флёново превратился в школьный городок. Под школу было выстроено новое здание, для детей-сирот выделено общежитие, а впоследствии на территории школьного городка появился сказочный домик-теремок, созданный по индивидуальному проекту художника С.В.Малютина, и было построено здание театра.

Главным методом воспитания в этой школе бы­ло обучение трудом. Работа на участках, где высевались хлебные и кормовые культуры, на ферме, в саду, дежурство на кухне, починка школьной мебели и ремонт помещений — всем этим занимались сами школьники. Помимо огородничества, пчеловодства, маслоделия, сельские дети обучались ремёслам и рукоделию.

«Я твёрдо верю, — писала Мария Клавдиевна, — что всякому человеку можно найти применение и собственный путь. Наука не даётся — надо попытаться попробовать силы на другом. Надо подметить, изучить склонности и, поощрив их, направить на что-нибудь подходящее».

Журналист Брешко-Брешковский, побывавший в Талашкине, писал: «Много красивого и подкупающего в том, что делает княгиня Мария Клавдиевна. Ничего показного, всё глубоко, всё от серд­ца. А разве не красиво — великосветская женщина, у которой в Париже садилось за стол до 200 человек — всего самого знатного, блестящего и талантливого, едет по первому зову к мальчику, у которого носом пошла кровь. Едет украдкой, чтобы никто не знал».

Где бы ни находилась Тенишева — в Петербурге или за границей, — она продолжала работать для школы, постоянно продумывая её работу и внося всё новые усовершенствования. Для своего любимого детища Мария Клавдиевна жертвовала всем — средствами, временем, домашним покоем. «Ничто не могло отвлечь меня от этого дела, которое я считала важным, даже святым».

При школе был образован оркестр балалаечников, а затем и театр. Сколько было пережито вместе с детьми радостных волнений во время подготовки и проведения рождественских праздников и театральных представлений! А чего стоили поездки в город для участия в концертных выступлениях — как много было во всём этом счастливого и незабываемого...

Николай Константинович Рерих, который побывал на одном из спектаклей в Талашкине, писал: «Хоры. Музыка. Событие деревни — театр. И театр затейный. Вспоминаю приготовления к ''Сказке о семи богатырях''... Мне, заезжему, виден весь муравейник. Пишется музыка. Укладывается текст. Сколько хлопотни за костюмами... Постановка. Танцы. И не узнать учеников. Как бегут после работы от верстака, от косы и граблей к старинным уборам; как стараются ''сказать'', как двигаются в танцах, играют в оркестре».

Тенишева отлично понимала большое воспитательное значение театра, особенно деревенского. Са­мо здание театра было необычное, чисто народное по духу своей архитектуры и внутреннего убранства. Театр был рассчитан на 200 человек; резные скамейки с высокими русскими спинками, карнизы в виде широкой ленты-орнамента — сплетение сказочных павлинов, листьев и цветов; занавес по эскизу Малютина, изображающий гусляра; расписные двери... «В такой обстановке, — писал С.Маковский, — по-иному, чем в наших театрах, должна звучать русская речь, поговорки, присказки и меткие словца, которыми так богат народный язык, по-иному должны слушаться песни народа и звоны балалаек, иными должны казаться живописные одежды старины».

«Сказка о семи богатырях» — опера на музыку Фомина, «разыгранная под звуки гуслей и домбр здесь, в деревне, в театре-тереме, — всё это было красиво и трогательно, — вспоминал Маковский. — На миг воскресло древнее. Из глубины народного духа протянулись к нам золотые нити художественной грёзы. Колдовство искусства обратило сказку в желанную быль. И мы почуяли самое близкое, самое вечное».

В учебных планах, разработанных Марией Клавдиевной, значительное место отводилось рисованию, пению, ремёслам. Всячески поощрялись и развивались художественные наклонности учащихся. Для этих занятий были приглашены мастера — столяры, резчики по дереву, гончары, швеи, вышивальщицы, кружевницы. Так было положено начало созданию талашкинских мастерских, давших новый импульс русскому народному творчеству.

Но прежде чем рассказать об этом подробнее, остановимся ещё на одном начинании Тенишевой, без которого развитие народных ремёсел могло бы и не достичь таких значительных высот. В Талашкине возникла знаменитая «Скрыня», музей русского народного искусства.

Многие, близко знавшие Марию Клавдиевну Тенишеву, говорили, что у неё была «очень русская душа». Это проявлялось во всём. Вот, например, как красиво и вдохновенно она описывает родную природу: «Меня всегда тянуло к средней полосе России. Я любила роскошь липовых лесов, глубокие овраги, покрытые густой зарослью дубняка, с пышными благоухающими травами, в которых ютилась душистая дикая клубника, необозримые пространства полей, сплошь до горизонта покрытые волнующейся, как море, рожью. Много раз... я в этих вековых лесах проводила часы, как казалось мне, в несбыточных мечтах, не подозревая, что судьба поможет мне многое осуществить».

А вот описание путешествия по реке Десне: «Погода была дивная. Тёплый день, радостное солнце сопутствовали нашему путешествию... Мы вошли в широкую равнину. Справа, слева до горизонта разливался перед нами океан. (...) Местами водное пространство незаметно суживалось, чувствовались берега, заросшие кустами, окутанные бледно-зелёной дымкой. Искрящаяся мелкая рябь на воде ослепительно блестела на солнце, а тёплый ветерок ласково щекотал лицо. Для слов и восторга не было места.

О, Русь, дорогая... Как я люблю тебя в этой торжественной и святой простоте».

И конечно, Мария Клавдиевна не могла не отозваться на красоту русского искусства: «Любя страстно природу, я в душе всегда была чисто русским человеком, — говорила она о себе. — Всё, что касалось моей старины, меня глубоко трогало и волновало». Воспитанная на западно-европейских образцах искусства, она, вначале интуитивно, а затем всё более осо­знанно, тяготеет к самобытной красоте искусства Древней Руси; у неё возникает стремление к глубокому изучению родной культуры.

В середине 1890-х годов Мария Клавдиевна совершает поездки по старинным русским городам, которые раскрывают перед нею всё очарование старины. «Когда я приехала в Ярославль, — вспоминала она, — с моей душой сотворилось что-то волшебное — я влюбилась во всё, что видела... начав с набожным, не могу иначе его назвать, чувством впитывать в себя красоты нашего прошлого». Потом были путешествия в Ростов, Владимир, Суздаль, Юрьев-Польский, Кострому, Сергиев Посад, Углич, Новгород, Псков — так был пройден почти тот же путь, который несколько лет спустя совершили Николай Константинович и Елена Ивановна Рерих.

Из этих путешествий Тенишева возвращалась «обновлённая, богатая новыми чувствами, с переполненной душой». Теперь она всецело принад­лежала родной старине. С помощью учёных В.И.Сизова и Н.Ф.Барщевского княгиня начинает собирать жемчужины народного искусства по всей России, — так было положено начало коллекции русских древностей, разросшейся вскоре до размеров целого музея.

«Скрыня» — так вначале назывался музей русской старины. Это старинное русское слово, которое нередко употреблял и Н.К.Рерих, по своему значению близко слову «ларец» и означает хранилище, скрывающее некое сокровище. А сокровище, собранное в «Скрыне», было немалое: каждая коллекция — будь это старинные рукописи, иконы, изделия из металла и дерева, стекло, керамика, вышивка — отличалась полнотой и обилием, которым не было аналогов.

Впоследствии в этом музее Мария Клавдиевна размещала и лучшие изделия талашкинских мастерских. Здесь были представлены также находки из курганов Днепровской поймы на Смоленщине. В этих археологических экспедициях участвовала сама княгиня и другие археологи, в том числе и Рерих.

«...Искусство неразрывно связано с подвигом, — утверждает Николай Константинович. — Не чуждо подвигу почти каждое собирательство», которое он называет «высшей степенью любви к искусству». Правда, пишет художник, есть собирательство тёмное — «жадное и злое», «прячущее сокровища свои». Но светлое собирательство, объединяя в одну коллекцию лучшие образцы искусства, несёт их туда, где они «могут выявить наиболее ощутимо силу своей красоты». Примером такого светлого собирательства Рерих считал коллекции М.К.Тенишевой.

В 1907 году Тенишева по приглашению француз­ского правительства вывезла свои коллекции в Париж, где они были представлены в Лувре и вызвали огромный интерес к русскому искусству. На Западе выставку оценили «с таким вниманием, как мало ещё писалось о русских делах».

Однако вслед за этим Тенишева подверглась ярым нападкам на родине. Было начато судебное дело «о разграблении ризницы смоленского Успенского собора», в чём обвинили Марию Клавдиевну, которая приобрела для своего музея несколько предметов распродаваемой сокровищницы.

Судебное разбирательство, в котором свидетелем со стороны Тенишевой выступил Рерих, длилось несколько лет. Княгиня была даже осуждена на семь дней домашнего ареста.

С болью в сердце писал об этом Н.К.Рерих в статье «Голгофа искусства»: «Как умеют ценить [на Западе] жертвы искусству. Но не у нас.

На всякое культурное дело мы сумеем навести всё тёмное; тяжёлой рукой прикроем, если что светится».

«Трудно поверить, чтобы так высока, так тяжела была Голгофа искания красоты».

Закончилось это позорное дело только в 1911 го­ду, накануне передачи музея в дар городу Смоленску. Музей, который назывался теперь «Русская старина», был передан в ведение Археологического института. На торжестве, посвящённом передаче музея, приветственное слово от Института зачитал Н.К.Рерих.

Мария Клавдиевна мудро рассудила: «Храмы, музеи и памятники строятся не для современников, а для будущих поколений. Нужно отбросить личную вражду, обиды, всё это сметётся смертью моих врагов и моей. Останется созданное на пользу и служение юношеству, следующим поколениям и родине. Я ведь всегда любила её, любила детей и работала для них, как умела».

Княгиня удостоилась звания почётной гражданки Смоленска, а одна из улиц города была названа Тенишевской.В честь этого события была выпущена также медаль с изображением М.К.Тенишевой.

Ключи от музея «Русская старина» Мария Клавдиевна преподнесла на декоративном блюде, украшенном ею дарственной надписью, выполненной в технике выемчатой эмали: «Придите и владейте, мудрые. Влагаю дар мой в руцы ваша. Блюдите скрыню сию и да пребудут во веки сокровища ея во граде Смоленске на служение народа русского...»

Чем глубже вникала Мария Клавдиевна в суть искусства Древней Руси, тем яснее для неё становилось, что именно в этих образцах неугасимой красоты, неотделимых от жизни народа, кроется ключ к возрождению народных художественных ремёсел. Это и бы­ло главным в её практических поисках, когда она приступила к созданию своих учебно-художественных мастерских — столярной, резной, керамической, красильной, рукодельной и мастерской для работ по эмали. Задуманные вначале как учебные, мастерские вскоре вышли за эти рамки и превратились в художественно-промышленные.

Создать новый русский стиль, не просто копируя старину, а вдохновляясь ею, — вот задача, которую поставила перед собою Тенишева и к выполнению которой решила призвать художников с большой фантазией, работающих над этим «старинным русским сказочным прошлым», чтобы создать в Талашкине особую художественную атмосферу. Поездки Марии Клавдиевны в страны Европы — Англию, Францию, Скандинавию — укрепили её в мысли, что национальные черты могут послужить истоками обновления всего современного искусства.

Смоленские резчики по дереву всегда славились своей искусной ажурной работой. Под руководством опытных мастеров дело быстро окрепло. Вскоре здесь стали изготавливать всё, что можно было сделать из дерева: мебель, предметы домашнего обихода, свирели, балалайки и многое другое.

Художником, которому резная мастерская обязана своим первоначальным успехом, был С.В.Малютин. По его эскизам, овеянным чудесной фантазией, изготавливались не только изделия из дерева — столы, диваны, кресла, стулья, скамьи, сани, ларцы, фризы и оконные наличники, но также изделия из керамики, например печь. В доме княгини Тенишевой по его эскизам была выполнена целая «русская комната».

Но самым ярким детищем его таланта остаётся «Теремок» — созданная в дереве поэтическая сказка. Таким же удивительным строением, выдержанным в подлинно русском стиле, был и так называемый домик Малютина, в котором некоторое время жил художник и его семья. С началом русско-японской войны в этом домике княгиня устроила лазарет.

Марию Клавдиевну всегда восхищала красота старинной русской одежды. Она собрала народных мастериц, умеющих прясть, ткать, вышивать, плести кружева, обладающих природным вкусом и фантазией. Результаты их работы превзошли все ожидания. Из мастерских выходили самые разнообразные изделия, радующие глаз узорами, в основе которых лежали как старинные мотивы народных «украс» — особых орнаментов смоленского края, — так и то новое, что создавали современные художники.

Здесь же работала красильная мастерская, где на основе старинных и современных способов покраски тканей разрабатывались новые виды красок, которые отличались естественными приятными тонами.

Тенишеву увлекала идея не только привлечь народ к творчеству, но и дать ему возможность заработать. Так, по шитью, вышивке, крашению в талашкинских мастерских и на дому работали более двух тысяч крестьянок из 50-ти смоленских деревень.

Красивые и недорогие изделия своих мастерских Мария Клавдиевна стремилась противопоставить той безвкусице, которая буквально захлёстывала быт разных слоёв населения.

Производство талашкинских мастерских развилось настолько, что в 1901 году, для удовлетворения различных заказов и сбыта готовых изделий, в Москве был открыт магазин «Родник». Кроме продажи на внутреннем рынке, эти изделия имели спрос за границей.

С Талашкином связано начало большой творческой деятельности М.К.Тенишевой в области эмальевого дела, в котором она достигла высокой степени совершенства и приобрела заслуженную известность.

Ещё во время своего обучения пению в Париже Мария Клавдиевна, посещая музеи, восхищалась эмалями древних мастеров. Археологические раскопки, в которых она участвовала, навсегда определили её интерес к этой области искусства. Как часто найденная в раскопках брошь, булавка или застёжка с эмалевыми украшениями поражала её смелым сочетанием цветов, редкой формой.

Начав «на ощупь» самостоятельные опыты с эмальевым делом, Мария Клавдиевна увидела, что ключ к обновлению этого забытого искусства лежит в том, чтобы найти новые краски для эмалей. В Талашкине была обустроена мастерская с муфельной печью. В результате упорных поисков и длительных опытов Тенишева создала новую палитру красок — более 200 оттенков. Больших успехов она достигла в технике выемчатой эмали — когда эмалью заполняются углубления, выдолбленные на поверхности металлических изделий. Этот старинный способ не практиковался с XIII века. Самым значительным произведением Тенишевой в этой области является наддверное украшение (картуш) с изображением Георгия Победоносца, поражающего Змия.

«Люди, открывающие забытые пути искусства, бесконечно ценны для нашего времени», — писал Рерих о Тенишевой, вызвавшей к жизни благородное эмальевое дело. Мария Клавдиевна считала эмаль ни с чем не сравнимой по красоте и благородству отраслью искусства. В течение ряда лет она работала над диссертацией «Эмаль и инкрустация», которую с золотой медалью защитила в 1916 году в Московском археологическом институте. Её диссертация начиналась словами: «Настоящий труд есть изучение одного из чудеснейших выражений человеческого гения, творчество которого вылилось в особый вид передачи своей художественной мысли». Тенишевой было присвоено звание учёного археолога и предложено возглавить кафедру по истории эмальевого дела.

К непосредственному участию в работе художественного Талашкина Мария Клавдиевна привлекла крупнейших русских художников — В.Васнецова, М.Врубеля, К.Коровина, Н.Рериха. Сама же она была его духовным центром. По её просьбе художники делали эскизы для предполагавшегося к строительству храма, эскизы для вышивки, изделий из дерева и керамики, расписывали музыкальные инструменты, работали над своими картинами, вдохновляясь красотой природы. 

Н.К.Рерих впервые посетил Талашкино в 1903 году, в пору его наибольшего расцвета, и сразу почувствовал всё значение этого живого родника для русской культуры. После его посещения он писал Марии Клавдиевне: «Прежде всего не могу не выразить Вам того подавляющего впечатления, которое произвели на меня художественные учреждения Ваши. Только на почве таких центров с их чистою художественною атмосферою, с изучением исконного народного творчества, с примерами отборных образцов художества может расти истинно национальное наше искусство и занимать почётное место на Западе. От всего сердца позвольте сказать Вам — слава, слава!» «Такие уголки, как Талашкино, настоящие устои национального развития мысли и искусства, сколько самобытности они могут пролить на обедневший ею народ русский».

Рерих, говоря о Талашкине, называет его Родником. В этом понятии для него сошлось многое, — это и начало, исток чего-то нового, это чистота и целебность; тут же близко стоит и понятие Родины. В Талашкине, как в капле воды, отразилась мощь и огромный потенциал Великой Руси и её народа. Здесь увидел Рерих «начало храма новой жизни», начало того будущего расцвета, который суждён нашей стране.

В одном из своих самых поэтичных очерков Николай Константинович создаёт образ России как «неотпитой чаши», наполненной живительной, целебной родниковой водой, пробивающейся из невидимых глазу, глубоко сокрытых недр земли. Очерк заканчивается такими словами: «...Пройдёт испытание. Всенародная, всетрудовая, крепкая делом Русь стряхнёт пыль и труху. Сумеет напиться живой воды. Наберётся сил. Найдёт клады подземные.

Точно неотпитая чаша стоит Русь.

Неотпитая чаша — полный целебный родник. Среди обычного луга притаилась сказка. Самоцветами горит подземная сила.

Русь верит и ждёт».

Продолжение следует

---

* По материалам «круглого стола» Сибирского Рериховского Общества. Продолжение. Начало см. в № 12, 2004.

 

ЛИТЕРАТУРА

 Н.К.Рерих. Пути благословения. Новосибирск, 1991.
Н.К.Рерих. Пути благословения. М.: Сфера, 1999.
Л.Журавлёва. Княгиня Мария Тенишева. Смоленск, 1994.
Л.С.Журавлёва. Талашкино: Очерк-путеводитель. М., 1989.
М.К.Тенишева. Впечатления моей жизни. Л., 1991.
Талашкино. Изделия мастерских кн. М.Кл.Тенишевой. Петербург: Содружество, 1905.

Рассказать о статье друзьям:

Работа СибРО ведётся на благотворительные пожертвования. Пожалуйста, поддержите нас любым вкладом: